Поэзия

МОЛЧАНИЕ Где не важно, в станице, в столице, только палец к губам – ни гу-гу, возле мусорной кучи пылится христианская нежность к врагу. Только к

СЛОВОЧЬ И каждое слово моё – мертворожденный плод. Без семян, без имён, без костей, без себя, позвоночника без, со звоночком зато, что повязан на вялой

(Два фрагмента о Джордже Риви*) 1. 2 мая 1942, Баренцево море «Накануне, – он писал жене Гвинед, – отпраздновали мой день рождения: все пассажиры пили

ДВА ВОСПОМИНАНИЯ ОБ АБСТРАКТНЫХ АКТРИСАХ Первое Они шепчут в самое ухо, без помехи резонируют с чем-то, что близко, так близко; переписка классика с музой своей

Memento ушедшим друзьям Угости меня хлебом и дальше иди по делам: Небо, дело такое – не знаешь, когда упадёт. По дороге допишем реквием нашим мечтам:

УТОЧКА Плыви, моя уточка, желтый кораблик, Качая качели текучей волны. А там, впереди, острова и кораллы, А здесь мы, поди, никому не нужны. Плыви, моя

СВЯЩЕННАЯ КОРОВА По улицам знойного Дели Корова бредёт еле-еле. Хвостом отгоняет мух, И громко мычит: – Му-му-у! У коровы устали ноги. И вот посреди дороги

Эмигрантское Мы с тобой не родня, но похожие, Мы бредем без пути, наугад, Я во взгляде случайном прохожего Узнаю эмигрантский свой взгляд. Сколько по свету

*   *   * через час, прежде чем рассветет, город будет стерт залповым огнем – сообщил посланник, сидя у костерка – и наступила пауза он, не

* * * Прогулки на рассвете поутру, когда идешь, то под гору, то в гору меж елей, что клонятся на ветру – по темному пустому

Творческий ветер Носился ветер над водой, Рисуя рябью серой. Он был без возраста, живой, Без комплексов и веры. А я стою… не нахожу У этой

*   *   * Я, как счетчик, щелкаю в пустыне: свет горит, еще течет вода, слава богу – бог на карантине, воскресенье, пятница, среда… Вам хотелось

Система мер Жизнь постепенно сложилась в систему мер. Это победа ума в миллиард ампер над эластичным, ёмким, но слабым сердцем. Знаю отныне: – насколько предатель

Верлибры Точка зрения глаз смотрит на меня не мигая с отстранённым любопытством сквозь сгущающиеся сумерки африканской саванны глаз белого носорога кто из нас исчезнет раньше?

СЛЕЗОЙ ИНОГО ОКЕАНА Смотрю в советское трюмо и вижу тихого ребенка. Я помню с детства про него, он тюбик краски комкал на сломе ветреного дня

В ЭТУ ЗЕМЛЮ В эту землю кротко отцветаю Лепестком воскресшей тишины. Если ждать тебя, то как с войны. В вишнях сад, и плачется как в

* * * Уже к зиме готовят теплоходы, Уже совсем разграбили причал. Несёт река свои спокойно воды, И равнодушно светится канал. Здесь на домах включают

*  *  * Не знают о евреях папуасы, А потому несчастья и невзгоды, Сгорел шалаш, иль сгнили ананасы, Относят к козням темных сил природы. * 

*** Пакует время мой рюкзак, И сжаты сроки. А жёсткий памяти наждак Шлифует строки. И слой за слоем шелуха Слетает наземь. И обнажается стиха Литая

* * * Сибирь глядела сумрачно на пришлых, Давая мне понять, что я здесь лишний. Хотелось жрать, но милостив Всевышний – Я подыскал работу и

* [ранняя весна. парк Победы] Такая безнадёга… ну… когда пытаешься согреться от костра из прелых листьев. И как зимою жить я мог? Молил весну и

Драматическое напряжение строк Павла Бронштейна не отпускает до самого конца подборки. Поэт экспериментирует с ритмом и формой, насыщая стихи необычными метафорами и образами. Жизнь рассматривается

*** Снится мне дед, и бабка опять Разбирает его рюкзак, А дед говорит: не совсем всё так, Разложено всё не так. А что в рюкзаке?

*** Андрею Сергеевичу СМИРНОВУ В беспробудных лесах от Амура до Рейна, четверть шара земного параболой сжав, как древесного угля слепое горенье, накопилась энергия диких держав.