Поэзия

*** Это счастье: тьма в окошке, ад с любимой в шалаше, на душе скребутся кошки – тошно кошкам на душе. Это горе: свет в окошке,

ЖЕНСКИЙ  ПОРТРЕТ.  ДОСКА  ИЗ  ЭЛЬ-ФАЮМ Когда в глазах твоих, наполненных любовью, Покой, ответ и вера в то, чтобы Тебя навек взаимная вот-вот любовь Настигла, Сосуд наполнился, пришло

СЛОВО Н.К. Слово наше заговаривает боль. Братец, братец мой, сестру свою уволь! Трудно, трудно пить и в зеркало смотреть. Так и тянет провалиться и запеть.

*  *  * Ходят гордые старухи, две вороны по двору, две крылатые подруги, две монашки на ветру. Нелетающее племя, ставят серые свои заколоченные в перья

* * * Голубятни тающего города. Окна слуховые на торцах. Птичьего предпевческого голода горловая свежая пыльца. Пальцы сводит. Кровли водосточные подставляют мятые бока. Новости летят

*** возьмём билет туда а не обратно уедем в этот город непонятный там переулки башни и мосты и в чёрном небе слово голубое оно объединяет

* * * Цвели целительные травы Под взором солнечным небес. И, как Мамврийская дубрава, Дышал иссопом русский лес. В душистой дымке золотистой Ягненок пасся на

Ч Е . . . . К А Снегр – смешенье смеха неба и замешкавшегося ноября. Неездабельная не по годам погода, погодя себя, стоит. Огусеничивающимися

*** Папа стоял и молчал. Он стоял и молчал, И тишина на губах и ресницах звенела. Умерло слово – конец и начало начал, Чтобы безмолвие

Зима на побережье Слушаю песни приморской братии – Апологетов талассократии – С вечера на берегу. Веер у пальмы в снегу. Милитаристы, поэты, рыбари, С дерзкой

Наталья Пейсонен – лирик по своему поэтическому призванию. Она предельно открыта в своей стихотворной речи. Неважно – это прямая речь автора, или же это эмоционально

Вечер, похожий на рыжую кошку Вечер, похожий на рыжую кошку, входит без спроса, ложится под стол. Лампа мигает и смотрит в окошко на подпоясанный яблони

* * * Сохрани мою речь в никогда, Карлсон-Карлсон, весенняя птица. Мы не знаем, что с нами случится, если завтра уйдут холода. Сохрани мою речь

* Как хорошо быть дома – и одной!- И космы банной шапочкой скрывая, Собою любоваться, попивая Из чашки кофе – бразильянский зной! Кто в садике,

Сердце Пармы Где сердце Пармы? Может быть, и тут, Где скалы проступили, словно кости. Где небеса легли на рёбра Косьвы И слушают земную пустоту. Тебе

ПЕРСЕИДЫ В августовский мрак лиловый отворю окошко. Как и все, я жду явления метеорной крошки. Кто вы, вестницы свершений, стайка персеид, – златовласые шалуньи змееборца

О ЛЮДЯХ И ДЕРЕВЬЯХ *** Являешься на свет, и в этом суть Житейская, простая, но однажды Перерастаешь собственный сосуд – Убогий, типовой, малометражный, И вот

перечень событий что они меня научили делать сто сорок четыре делить на девять в ванной утром воду включать для звука щеку полотенцем чтоб не болело

* * * Сына и духа, любви и отца слух открывается в скорой охладе: шелест ничтожный страниц в снегопаде, чтение света и тьмы до конца,

Я не думаю больше о вечности Я не думаю больше о вечности. Без того моей душеньке некогда. Как тоскуется ей по беспечности! И уйти бы

РАЗГОВОР С ПЛЕННЫМ Он приткнулся в углу, на матрасах – Молодюсенький, двадцать не дашь. Бинт на шее, синяк возле глаза И в засохшей грязи камуфляж.

* * * Ласковый вечер льёт синеву: с неба на плечи, с плеч на траву. По переулку, в синей тиши, кто-то любимый к любимой спешит…

ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ Ты учишь проклятый романский язык при настольной луне, и час без пяти комендантский железом скребет по стене. Над крышею холод планиды, окно

*   *   * Пристанционные строения, Столбы в чешуйках объявлений – Приют непризнанного гения, Несбывшейся мечты и лени. Здесь что-то, кажется, посеяно, Да только никогда не