* * *
Я с утра полетал — оказалось, во сне.
Сосчитал капитал — оказалось вполне.
И пошёл кувырком по своим и чужим,
Заедая сырком, сокрушая режим.
Где округу ларьки обложили стеной,
Я следил, как хорьки не стоят за ценой;
Думал, крыша сползла, когда пялился на
Опущенье козла и полёт кабана.
На свету оголял, оправлял на ветру.
Хорошо я гулял, по душе, по нутру,
Где ни вставлю запал, там бикфордом строка.
Тут и вечер упал, как штаны с дурака.
Вот и кончен разгул, где я был молодой.
Только угли раздул, как пора за водой.
В голове дребезжит, плесневеют слова;
То ли время бежит, то ли жизнь такова.
То ли жизнь такова — соловеет чело;
Засучил рукава — и забыл для чего,
Насклонял, наспрягал — ни душе, ни уму,
Настрогал мадригал — непонятно кому.
Каждой шкуре — поклон, каждой твари — виват.
Впрочем, где эталон? Да и кто виноват?
Так, себя изозлив, выправляешь следы,
А в окне чернослив: ни единой звезды.
ВАРИАЦИИ НА ВЕЧНУЮ ТЕМУ
Страшно, страшно поневоле
Средь неведомых равнин.
А. С. Пушкин
Снова жизнь перестаралась в оказании услуг.
От избытка впечатлений так и тянет постареть.
Заглушая птицу кашлем, обрекая луг на плуг,
Загружая пустяками недопрожитую треть.
Но не стоит обольщаться, — затаись и последи.
Результаты не замедлят, будешь выжат либо вжат:
Ангел слева, ангел справа, свято место посреди,
Просто некуда деваться, нет же, вот они — кружат.
С недоразвитой душою за незакланным тельцом
Довыплясывался, братец; подступили чередой:
Этот с черепом угольным, тот со складчатым лицом,
Кто по-грачьи носоротый, кто с бизоньей бородой.
Тут держал один из многих небольшое интервью,
Как он сямо и овамо на решительной ноге,
Как он лиру приторочил к огнестрельному цевью,
Как он вывел из забвенья Чернышевского Н. Г.
Как он любит ранним утром по пороше, по росе,
Типа странною любовью, перегноем в борозде.
А другой из тех же самых на газетной полосе
То ли молится вприсядку, то ли пляшет по нужде.
Чревочёсы, мракомесы, поедатели белил,
Горбуны, строфокамилы, струг с персидскою княжной…
Будь я проклят, если с вами хоть когда-нибудь делил
Это лето, это небо, этот жребий раздвижной.
* * *
Ты — герой эпизода, фигура второго плана:
Грация скакуна, раскованность лейб-улана.
Восемь минут всего-то, но как это зло и густо,
А рядом первый любовник, слегка перебравший дуста.
Ты — герой эпизода. Кстати, весьма сырого.
Интрига пока размыта, но смотрят уже сурово.
Ты входишь с дамой на сворке, и сразу взбухает ссора,
И рядом первый любовник с лицом плохого танцора.
Восемь минут — и пьеса живёт, обретает соки.
Ты даму спустил со сворки, и прочие дамы в шоке.
Ах, кто это там, за кадром, их топчет, как вольный кочет,
Покуда первый любовник второго угрохать хочет.
А помнишь, какие роли? Не отодрать личины.
Какие расклады — помнишь? Какой перебор дичины.
И ты на плаву, на гребне, на полном скаку, на взводе.
Не помнишь. Ты не был первым. Ты был всегда в эпизоде.
* * *
Этот мир Иеронимус Босх сочинил,
Своенравный чудак Иероним.
То есть так живописно его очернил, —
Не понять, что храним, что хороним.
Зверожабы, жуки, павианий балет,
Полуочешуевшая птица.
Чтоб такое узреть за полтысячи лет
До того, как оно воплотится.
Чтоб вогнать в каталог изощрения зла,
Чтоб смешать в обоюдозаглоте
Похотливую помесь кота и козла
И гибрид механизма и плоти.
Вот они, заводных городов посреди,
Оголтелы, навязчивы, хватки.
Отличи их от прочих, в упор проследи
Эти выходки, это повадки…
Как сползти удалось им, покинуть холсты,
Разопсеть на бензине и дёгте,
Не задёрнув клыки, не распутав хвосты,
Не вобрав ядовитые когти.
* * *
Мгновение назад ты был ретив и ловок,
Но основной мотив ушёл в подзаголовок,
Остался сущий вздор, отхожие слова.
Едва ты с Князем тьмы не подписал контракта,
Как тут же началось: одышка, катаракта
И дребезга полна пустая голова.
Отсунешься назад: там дебри непролазны
Наткали-наплели убогие соблазны,
И память, что твой лещ, снуёт промеж ячей.
Морёный, словно дуб для мебельных поделок,
Необъяснимо зол, неразличимо мелок, —
И как бы сам не свой, и вроде бы ничей.
И вот, ссутулив торс, как сонная ворона,
Ты ждёшь на берегу парома ли, Харона,
И сладковатый смрад исходит от реки.
А тот, кто уверял, что жизнь всему научит,
Забившись сам в себя, сырые зенки пучит
И медленно молчит, рассудку вопреки.
БЛЮЗ
Один чудак к сорока годам
Решил, что всему конец.
Он понял вдруг к сорока годам,
Что полный всему конец.
И тут же, спугнув с постели мадам,
Явился к нему гонец.
«Ты прав, старина, — он сказал чудаку, —
Плохи твои дела».
Трубу расчехлив, он сказал чудаку:
«Исчезнешь — и все дела.
Мужское ли дело считать ку-ку
И тупо грызть удила».
«Ты слишком был верен своей судьбе,
А она что ни день дурит.
И смерть — не судьба, а прокол в судьбе,
Когда она, тварь, дурит.
Как если бы на голову тебе
Рухнул метеорит».
«Так стоит ли ждать, играть в поддавки, —
Сказал чудаку гонец, —
Ведь сколь ты ни целься, всё — поддавки
И жмурки, — сказал гонец, —
И ежели яд тебе не с руки,
То вполне подойдёт свинец».
«Ты слишком часто платил по счетам
И слишком терпел скотов.
Так вот, — чем платить по чужим счетам,
Чем быть своим у скотов,
Откупорил перстень, — и ты уже там,
Плюмбум — и ты готов».
«Глаза затекли и дырка в боку —
И ты перестал грустить.
Вчера ещё спал на этом боку, —
Шарах! — и нечем грустить.
Ну, бывай, — сказал гонец чудаку, —
Мне троих ещё навестить».
И вдруг он завял, и крыльями вдруг
Поник, что твой марабу.
И пошёл, спотыкаясь о землю вдруг,
Сутулый, как марабу.
А Господь незримо стоял вокруг,
Ладони прижав ко лбу.
ПОСВЯЩАЕТСЯ МУЗЕ
Когда ты незримо паришь надо мной, моя дорогая,
Сгустки холодного пламени вот именно изрыгая,
Скорее всего, единственная в своем сокровенном роде,
Наперекор порядку, жизни, самой природе,
Когда невпопад порхаешь, роняя свои — теперь я
Отчетливо понимаю, что все-таки это перья —
Когда, не имея случая сжечь себя на костре, ты
Бьешься почти в истерике о стекла, шкафы, портреты,
Когда ты взмываешь свечкою, чтоб тут же уйти в пике,
И вдруг замираешь жалобно в неведомом тупике,
Я вдруг понимаю, чувствую, что время мое — вода,
Текущая в разные стороны, но чаще всего туда,
Где вспять отследив небывшее, едва ли оставишь след,
А просто закроешь форточку, погасишь на кухне свет,
Свою, как чужую, голову обхватишь со всех сторон,
Вспугнешь напоследок зеркало и медленно выйдешь вон.
Опубликовано в Паровозъ №9, 2019
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!