Рассказ
Мы не можем ждать милостей от природы,
взять их у нее – наша задача»
И.В. Мичурин
«Охота пуще неволи» – так говорится не только про охотников, но и про рыбалку. Не про «дачную» – где-нибудь у пруда посидеть от безделья с удочкой, а про настоящую, к которой заранее готовишься, назначаешь срок, и уже никто и ничто тебя не сможет остановить и задержать в городе. Поймать рыбу на удочку и спиннинг – это и наука, и искусство. Наука – в подготовке рыбацкой оснастки. С выбора удочки, катушки – инерционной или безынерционной? Те же леска, поплавок, грузило, кембрики, а уж с крючками и блеснами угадать – так это вообще алхимия. Плюс особая подкормка, наживка, одним словом, – наука.
Искусство начиналось у реки.
Поплевав для удачи на насаженного на крючок червя, Геннадий Александрович, поправив очки, закинул леску как можно дальше от берега, и уже ничего вокруг, кроме подрагивающего на водной поверхности поплавка, для него в этом мире не существовало. Он весь был там, где глубоко равнодушно проплывали мимо его научных ухищрений желанные рыбины. Играючи, задевая хвостами леску, рыба дразнила его дергающимся поплавком.
«Нет, это еще не клев. Это так рыба мне нервы мотает», – размышлял Геннадий Александрович.
Хотя рыба клюет по-разному.
Думаешь, например, что это она снова дразнится, а на самом деле лещ на крючке давным-давно сидит. Только он себя не выдает, осторожно пытается выплюнуть засевшую в горле металлическую «косточку». Искушенный рыбак сразу поймет, что хоть поплавок и не дергается, а как-то странно выводит круги по водной глади реки, значит, попался лещ, и надо его не спеша к берегу вести – к подсачеку. А вот окунь или ерш… те сразу на дно уйти рвутся, тех подсекать надо, чтобы им наш мир показать.
* * *
Большой окунь, продемонстрировав на солнце яркие краски боевого оперения хищника, сорвался с крючка Геннадия Александровича и шлепнулся обратно в воду.
«Два» – всплеснула водная лунка, и от нее кругами разнеслась весть о том, что красноперый бандит вернулся в свою родную водную стихию.
* * *
– Два, дорогой мой, только два.
Признайся, что дома не заглядывал в учебник «Зоологии»?
– Я учил, Семен Петрович, честное слово учил…
– Да-с, учил да не выучил. Смотрел в книгу, да видел… не то, что надо. Скажи-ка хоть нам, какую тему мы сейчас изучаем?
– Эту, как ее… – Гена сдвинул брови, нахмурил лоб, опустил голову и стал искать на полу ответ на вопрос учителя. С передних парт послышалось неразборчивое шептание.
– Кто будет подсказывать, тот займет его место у доски, – не отрываясь от журнала, пристрожил учитель.
– Эту, как ее. Тему.. А! – наконец Гена «нашел» на полу то, что искал. – Птицы и рыбы! Семен Петрович, я честное слово учил.
– Ну и отвечай, раз учил. Нервная система окуня… Дальше?
– Система. Нервная. У окуня.
Нервная система окуня…
– Да ладно, не томи. Садись на место. Два. Следующий к доске выйдет… – головы одноклассников, пряча глаза от учителя, низко склонились к партам.
– К доске выйдет… А пусть нам Валя Качанова про нервную систему окуня расскажет. Выходи, Валя.
Девочка-выручалочка уверенно и громко, как по писаному, слово в слово пересказала определение. Гена, ведя пальцем по строчкам параграфа, следил за ней и удивлялся на памятливую одноклассницу: «Надо же, будто со шпаргалки шпарит…»
– Нервная система окуня, – чеканила помощница учителя, – обеспечивает согласованную деятельность всех его органов и связывает организм с окружающей средой.
– Молодец, Валя, садись.
* * *
Двойка по зоологии тяжело оттягивала портфель. Гена еле волочил ноги, медленно продвигаясь к дому. «Ну, от бати, может, лупцовку получу, – переживал он, – но мать не успокоится. Теперь целый год «пилить» будет».
– Нервная система окуня обеспечивает согласованную деятельность всех его органов и связывает организм с окружающей средой, – повторял он вслух. – Тьфу, чтоб ее. Нервная система окуня обеспечивает согласованную деятельность всех его органов и связывает организм с окружающей средой.
Определение про нервную систему окуня он повторял всю дорогу до дома, дома, а ночью, во сне, про нервную систему ему неразборчиво, губошлёпским ртом прошамкала голова окуня в профессорских круглых очках. Разбуди его в любую минуту и спроси: «А скажи-ка нам, любезный ученик, выучил ли ты домашнее задание? Знаешь ли ты про нервную систему окуня?» И он бы без запинки, тут же, едва протерев глаза, слово в слово отбарабанил бы это определение. А мог бы оттараторить ее, как скороговорку, или даже пропеть на мотив песни «Ландыши». Но никто его по ночам не будил, про систему нервную больше никто не спрашивал, ни во сне, ни наяву, ни в школе, ни дома.
Прошло три года. Это с высоты прожитых лет можно сказать три года, а школьные года не измеряются днями, неделями, месяцами – измеряются четвертями и полугодиями. В школе не года, а классы: седьмой класс или десятый – это две непересекающиеся планеты, два периода общественно-исторической формации, два мира – две системы, как писали в газете «Правда».
В десятом классе Генка твердо знал, кем он хочет стать, куда и на кого пойдет учиться после школы, и поэтому упор делал на предметы, необходимые для поступления в институт, а остальные учебные дисциплины легко «проходил» рядом. В этом ему помогала хорошая память, и, даже не заглядывая дома в учебник, он хорошо учился по необязательным для него дисциплинам: по истории, литературе, географии, обществоведению, анатомии и химии, зато по точным дисциплинам: физике, математике, геометрии и русскому языку – имел твердые пятерки.
Друзья его уважительно звали Генка – шуруп, так как он хорошо «шурупил» – соображал в различной электро- и радиотехнике. Мог починить катушечный магнитофон, собрать динамики для школьных вечеров танцев, отремонтировать радиолу, не говоря уже о различной бытовой электрической мелочи.
На прозвище Генка не обижался, его друзья-однокашники тоже знали свои прозвища, но почти никогда друг с другом они не общались по прозвищам. Прозвища имели и учителя. Например, «Кулоном», конечно же, прозвали учителя физики. Но все же прозвища учителям давали редко, и произносились они школьниками только шепотом.
Анатомию и физиологию человека у них вела Нина Григорьевна.
У ней была увеличена щитовидная железа, и эта болезнь сказалась на облике и поведении учительницы.
На лице, цвета пожухлой травы, ее глаза с тяжелыми подглазинами были всегда широко распахнуты, и только во время раздражительной отповеди учеников они гневно сужались, и, казалось, в них сверкают молнии.
Однажды, среди напряженной тишины урока анатомии, учительница заметила, что Генка невнимательно ее слушает, думает о чем-то своем и «считает ворон за окном».
– Геннадий, – громким голосом «вернула его на землю» Нина Григорьевна, – так, о чем же я сейчас вам рассказывала? Повтори нам, пожалуйста, принцип деятельности нервной системы человека.
Генка встал и, ничтоже сумняшеся, уверенно произнес заветную фразу.
– Нервная система человека обеспечивает согласованную деятельность всех его органов и связывает организм с окружающей средой.
– Не совсем так, как написано в учебнике, но в принципе все верно, – удивилась анатомичка, а Генка наконец-то заметил произошедшие в ней перемены. Учительница была не в своем привычном сером платье: на ней был надет темно-вишневый сарафан и розовая блузка, щеки украшал румянец, а глаза светились счастьем. – Вот! Молодец, Гена, ставлю тебе пятерку.
Нина Григорьевна с удовольствием вывела в журнале «пятерку» так, будто ставила ее себе самой.
Девочки в их классе давно уже знали, что «анатомичка» выходит замуж за учителя физики «Кулона».
* * *
Рыбалка для Геннадия Александровича была отдушиной от повседневных забот, семейных проблем и служебных дел. Известную поговорку о том, что дни, проведенные на рыбалке, в жизненный стаж не записываются, он оставлял для тех, кто не понимал, что даже минуты, часы, проведенные на берегу реки, прикрытой стелющимся утренним туманом, прибавляют месяцы жизни. Что азарт добыть речной трофей, вытащить огромную рыбину или упустить ее с крючка, как это только что случилось с красивым окунем, лучшее профилактическое средство. В организм моментально вбрасывается энное количество адреналина, который сжигает накопившуюся в жизненном стаже муть. А этот удачливый окунь ассоциативно напомнил ему еще и о школьном анекдоте, случившемся с ним однажды.
* * *
По человеческим меркам Красноперому было лет тридцать пять – сорок, полжизни, самое боевое время. Шлепнувшись об теплую поверхностную речную воду, Красноперый сразу схватил не успевшего удрать малька и тут же, по-настоящему не проглотив первого, захватил в пасть еще одного, чтобы знали все вокруг, кто в этом омуте хозяин. Окунь опускался на глубину с торчащим из пасти рыбьим хвостом. Бывало, и он испытывал на себе острые зубы. Как-то ему едва удалось выскользнуть из щучьей пасти, оставив в ее зубах несколько перьев от своего хвоста. Порывистыми охотничьими движениями окунь опускался все ниже и ниже. Наконец он достиг дна и лег на илистую подушку отдохнуть. Сверху тускло светился набирающий силу дневной свет.
Там, на поверхности, находятся главные враги всего рыбьего племени – существа, которые тенью появляются на берегу, и с их приходом в речку прилетают вкусные жирные черви. Красноперый был опытный окунь, с раннего детства он усвоил урок о том, как надо есть «летающих» червей. Ни в коем случае нельзя их глотать целиком, так как у этих червей есть жесткая и твердая косточка. Если очень хочется полакомиться ими, то надо осторожно откусывать у червей крайние концы. Он так и сделал, но, по-видимому, все же задел косточку, и червяк взлетел, унося вместе с собой Красноперого в параллельный мир. Но все обошлось – он снова у себя дома.
Окунь пропихнул застрявшего между зубов малька и надолго забылся, отдыхая после перенесенного потрясения. Долго ли, коротко ли так лежал он, не шевелясь и не помышляя об охоте, как вдруг заметил, что совсем рядом с ним ползет аппетитный донный червяк. Красноперый решил было не трогать его, пропустить мимо, но природная ненасытная жадность взяла верх. Как только червяк оказался возле рта окуня, он просто втянул его внутрь своего желудка. Дальше произошло то, чего он боялся больше всего в жизни: червяк оказался не донным, а «летающим». Красноперого вновь потянули вверх, в параллельный мир, и, дугой пролетев над водной поверхностью, окунь стукнулся о твердую землю. Окунь жадно шевелил жабрами, дергал хвостом и, подпрыгивая всем телом, с каждым разом все ближе и ближе съезжал к воде. Земное существо взяло его в свои клешни и стало доставать из глубины желудка «летающего червя». С трудом вытащив из окуня косточку, существо бросило окуня в воду. «Свобода!» – обрадовался Красноперый, но, дернувшись в одну сторону, в другую, он натыкался на мелкую решётку.
Тут же, рядом с ним, оказалось множество разнообразной рыбы.
Здесь были и лещи, и плотва, и язенок, несколько окуньков, молодой щуренок и множество мелочи вместе с парой ершей. Кто-то из них бился об стенки, пытаясь, как Красноперый, выбраться наружу, кто-то, отчаявшись, равнодушно ждал своей участи, участи смертного конца…
* * *
Геннадий Александрович еще пару раз забросил, как говорится, «для очистки совести» снасть, а затем стал сматывать удочки. Рыбалка удалась. Он складывал удочки и спиннинг в чехлы, с удовольствием поглядывая на почти полный садок. «Отличная рыбалка. На твердую пятерку», – снова вспомнил он урок анатомии и физиологии человека.
Из ближайшего леска дул легкий ветерок, неся с собой запах хвойной смолы и пряный запах нагретой земли. Изредка молча над ним пролетали птицы: то ли грачи, то ли галки. Геннадий Александрович любил бывать на рыбалке один, чтобы рядом никого не было и никто не смог бы отвлечь его от редкого единения с природой, чтобы здесь он мог принять и признать минуты взаимодействия со всем внешним земным миром.
Вот птицы…То ли грачи, то ли галки, а много ли он знает птиц, кроме ворон, воробьев и чаек на городских помойках? Деревья…
Береза, ель да ивовые кусты, а сможет ли он отличить липу от вяза или ольху от ясеня? В ночном небе он сможет определить только Большую медведицу и Полярную звезду. Среди насекомых – только мух, комаров да слепней. Вот зверьё он знает не понаслышке. С развеселыми друзьями, прихватив с собой изрядное количество алкогольных напитков, каждый раз выезжают на открытие охотничьего сезона и поутру, с похмелья, открывают пальбу по всему, что движется, летает и плавает. Ну, а рыбалка… Вот она – полный садок всякой разной рыбы, то-то коту будет радость.
* * *
Геннадий Александрович загрузил в багажник автомобиля всю рыбацкую амуницию, вытряхнул рыбу в корзину, прикрыл ее крапивой и захлопнул крышку багажника. Пока прогревался двигатель, он предавался блаженным минутам переживания удачной рыбалки, наконец автомобиль тронулся с места, медленно и осторожно продвигаясь по бездорожью, он стал выбираться на магистральную трассу. Геннадий Александрович вставил флешку в магнитолу, и салон автомобиля заполнил хрипловатый, низкий голос любимого Володи Высоцкого:
Очень вырос в целом мире
Гриппа вирус – три-четыре!
– Ширится, растёт заболевание.
Если хилый – сразу в гроб!
Сохранить здоровье чтоб
– Применяйте, люди, обтирания!..
При подъезде к городу образовалась длинная километровая пробка. Геннадий Александрович предусмотрительно надел медицинскую маску и натянул на руки перчатки. Черепашьими шагами продвигаясь к посту ГАИ, от нечего делать он посматривал по сторонам. На встречной полосе изредка проносились машины, выпущенные из города. У всех водителей на лицах были надеты маски: обычные марлевые или пестрые в цветочек, но чаще устрашающе черные, «разбойничьи».
Справа, за обочиной дороги, виднелись бесхозные поля, поросшие кустами ивняка, молодыми березками и весело прорастающими зарослями борщевика. Помаленьку-потихоньку добрались и до усталых госавтоинспекторов. Ему указали жезлом припарковаться, и к автомобилю подошел экипированный, как врач-инфекционист, гаишник. Ни слова не говоря, Геннадий Александрович протянул ему пачку документов: права, страховку, свидетельство и самый необходимый документ – пропуск, и уж совсем добил гаишника своим удостоверением с золотым двуглавым орлом на красной корочке.
– Командир, какая сейчас обстановка в городе?
– Растет, – однозначно ответил инспектор. – Откройте лоб, я должен проверить у вас температуру.
Нормально. Можете ехать.
Инспектор, козырнув, позволил проехать, не заезжая на пункт медицинского контроля с ярко-красным указательным знаком, напоминающим какую-то цепкую рыболовную снасть – знак карантина. Дезинфекционисты обильно пролили его автомобиль раствором со стойким запахом хлорки, и, наконец, он въехал в пригородную промышленную зону с неработающими предприятиями и затихарившимися частными заводиками.
В городе действовал режим добровольно-принудительной самоизоляции.
Лишь изредка можно было увидеть на улице человека, прогуливающего собаку, или, вернее сказать, собаку без намордника, прогуливающую своего хозяина, у которого на лице надета маска-респиратор, напоминающая собачий намордник. На балконах напрягшихся многоэтажек редкие люди занимались тем, чем обычно раньше свободно занимались в отведенных для этого местах: теперь они жарили шашлыки, занимались спортом и общались друг с другом, перекрикиваясь с балкона на балкон. Город будто вымер, будто всех людей поймали на смертельную наживку и бросили в огромный садок равнодушно ждать своей участи, участи смертного конца или выздоровления вместе с оздоравливающейся природой…
Вологда, апрель, 2020, Covid-19
Опубликовано в Бийский вестник №4, 2020
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!