Владимир Крупин. КРУПИНКИ

ЧЁРНАЯ РУКА. Помню как один из ужасных дней своей жизни кончину Василия Шукшина, его похороны, гроб в Доме кино. Я почти не был знаком с ним, не считать же две крохотные встречи. Одна на Писемского, где была редакция журнала «Наш современник» и в котором вышла подборка моих маленьких рассказов «Зёрна» в одиннадцатом номере 72-го года.
И в нём же были рассказы Шукшина. Я по телефону узнал, что номер вышел из печати, и помчался в редакцию. В коридоре увидел Шукшина и Леонида Фролова, ответственного секретаря журнала.
– Вася, – сказал Фролов, – вот, познакомься: Володя, с тобой в одном номере вышел.
– А, – весело сказал Шукшин, подавая руку, – вот из-за кого у меня рассказ зарезали.
Совершенно внезапно даже для себя я обиженно воскликнул:
– Да у меня их десять зарезали!
Шукшин засмеялся и предложил:
– Пойдём Нагибина бить: их тут не смеют резать.
Третьим в журнале по разделу прозы был Юрий Нагибин.
Вот и вся встреча. Вторая была на пятом этаже «Литературной России», где была касса и был день выплаты гонорара. За гонораром ли приходил Шукшин или по другим делам, не знаю. Но снова был на скорости, спешил к лифту, но, к радости моей, узнал меня, тормознул, пожал руку, гораздо крепче, чем в первый раз, и обрадовал тем, что мои «Зёрна» ему понравились.
– Только зачем вы торопитесь заканчивать?
– Для умных же пишем, – выпалил я, – додумают, сообразят.
– Так вот умные-то и скажут, что писатель чего-то побаивается.
Я уже хотел напомнить, конечно, известную ему теорию малого раздражителя и то, что всегда лучше недоговорить, чем переговорить, но он уже убежал.
Вот и все встречи.
Осень 74-го. Прощальная очередь от Белорусского вокзала, в которой стояли, так мне показалось, не люди, а огромные букеты цветов.
Конечно, хотелось, чтобы Шукшин упокоился на родине, но и его московское окружение, и начальство Госкино сделали всё, чтобы могила была в престижном месте, то есть на Новодевичьем кладбище. Где она и поныне. Может, оно и неплохо, но очень помню, что лучший друг Шукшина Василий Белов не раз говорил, что писателю после земной смерти надо быть на родине.
Лето 79-го, Сростки, море людей, пятидесятилетие Шукшина.
Всего пятьдесят, а уже пять лет как похоронили.
Огромная (два самолёта) московская делегация, в которой сплошь киношные знаменитости.
Есть на кого посмотреть. Хожу по улицам, выхожу к реке, представляю здесь Шукшина по его рассказам. Подошёл молодой мужчина:
– Чего, к Ваське приехал?
– Какой же это Васька, это великий русский писатель Василий Макарович Шукшин.
– Ну, кому Василий Макарович, а для меня Васька.
– Почему именно так? – спросил я.
Мужчина пристально посмотрел на меня, выдержал паузу и, качнув головой, значительно произнёс:
– Брат.
– Но у него не было братьев.
Насколько я знаю. Сестра Наташа, она здесь, Наталья Макаровна.
– А вот ты сам посуди, – сказал мужчина, – сам разберёшься, чего мне врать? Брат. Мать меня всю жизнь скрывала. Я не осуждаю, ведь как это для неё, а?
– Что?
– Ну что? Один сын Москву покорил, до космоса взлетел, а другой с утра у магазина, а? А как не пить, если мною мать пожертвовала. Коля, говорит, мне двоих учить не вытянуть, ты уж Коля, терпи.
Терплю. Вот деньги собираю, на могилу съездить. А как ты думаешь, надо поклониться, а?
– Надо, – вздохнул я, понимая, что придётся помогать. – А вот если бы его здесь похоронили, тебе бы и деньги не надо было собирать. Пришёл, поклонился, детство вспомнил. Проси перезахоронить. Он, конечно, рад бы был.
И ещё была встреча. Очень памятная. Но уже в Бийске, у церкви. Было утро дня, в который мы улетали. Поставил свечи о здравии и о упокоении, написал записочки.
Спросил женщину в годах:
– А бывал здесь Василий Макарович?
– Этого я не знаю, а вот Мария Сергеевна, когда к Наташе из Сросток переехала, то ходила. И я её хорошо знала. Раз, никогда не забыть, вот также утро было раннее, иду, она бежит. Бежит, рукой машет. «Что такое?» – «Ой, некогда, некогда, бегу в церковь, в церковь». – «А что?» – «Вася приснился, руку показывает, правую руку, а рука вся чёрная. «Мама, говорит, иди, говорит, в храм, молись за меня, видишь, рука чёрная, молись! Этой рукой, говорит, я рассказ «Верую!» написал, грех, говорит, свершил великий. Вот рука и почернела».
Рассказ «Верую» в самом деле очень безбожный. Огромный поп пьёт спирт, закусывает барсучьим салом, пляшет, кричит: «Верую в химизацию, электрофикацию!»
Поневоле вспомнишь статьи святого Иоанна Кронштадского о писателях, в частности, о Толстом. Там речь о преисподней, где быть осуждены и писатель и разбойник. Горят и не сгорают в вечном огне. Но под разбойником пламя уменьшается, а под писателем увеличивается. «Как так? – взывает писатель. – Разбойник грабил, убивал, а я мухи не обидел». – «Но за разбойника молятся, – отвечают ему, – и сам он кается, а твои книги продолжают читать, и они своим растленным учением калечат умы и сердца».
Но, думаю, за великую любовь Шукшина к России, за наши молитвы о его душе, которые постоянны, душа его упокоилась у престола Царя Небесного. Может, так дерзновенно думать, но был же и при жизни он защищён Божиим Промыслом. Ведь как хорошо, что он не снял фильм о Степане Разине, этом нехристе, разбойнике. Эти виселицы в Астрахани, княжна в Волге, Казань в углях, нет, не надо! Даже и в сценарии как жестоко выписано убийство воевод. Тела их, пронзённые копьями, плывут и утопают. Очень киношно – копья всё меньше и меньше видны, идут ко дну.
Но время-то какое было, не будем осуждать. Зато дивные, спасающие душу рассказы о простых людях, зато какая сильная в них защита России от профурсеток, какая любовь к Отечеству.
И его сказка-притча «До третьих петухов», что говорить! А петухи в Сростках дивные. Так поют, по всей России слышно.
ДОРОГА ДОМОЙ. Лечу в самолёте. Впереди, через два ряда, молодая семья: крохотные деточки, сынишка лет двух и совсем малышка дочка. Отец у иллюминатора, мать с дочкой у прохода, сыночек в середине. Взлетели, отец быстро засыпает. Погасло табло. Матери надо выйти с дочкой. Расталкивает мужа, показывает на сына.
Муж берёт его на руки, но когда жена уходит, снова закрывает глаза. Малыш становится ножками на свободное кресло и неотрывно смотрит вслед маме с сестричкой.
Не возвращаются они долго, видимо, там очередь. Он стоит и ждёт.
Занимает себя игрой. Ставит ладошки с двух сторон спинки кресла, потом, перебирая пальчиками, ладошки бегут навстречу друг другу. Встретившись, сплетаются в один кулачок. Опять разбегаются и опять сближаются. Иногда малыш взглядывает на спящего отца, но его не будит. Время идёт, мальчишечка очень переживает. Ещё бы не переживать – нарушено его мироустройство, семья разъединена, мамы и сестрички нет рядом с ним и папой..
Но вот по личику малыша становится понятно, что мама и сестричка возвращаются. Он озаряется радостью, даже начинает подпрыгивать и колотит кулачком папу по плечу. То ли, чтобы он разделил радость, то ли понимает: папе от мамы влетит за то, что заснул на посту. Папа просыпается, хватает сына, сажает на колени. Весёлая мама перетаскивает сыночка к себе: соскучилась, а папе вручает дочку.
Сестричка тянется к братику. Всё прекрасно становится в этом мире: семья вместе – душа на месте.
Как не повеселеть от такой встречи.
«НЕДОБИТКУ» НЕ УГОДИШЬ. Много раз сталкивался я с непониманием. И вот опять. На РНЛ поставлена статья «Опричники Ватикана» о иезуитах. Сразу окрик: как можно! Опричники – слуги Грозного царя! Защитники России! А тут Ватикан! Вот он, наш писатель. А ещё православным называется!
Да, и называюсь, и являюсь православным. Но если непонятно, что здесь опричники подчеркивают усиление угрозы от ватиканских происков, что я могу сделать?
Ну, как не понять? Я взял качества опричной верности престолу, но употребил для привлечения внимания к слугам Ватикана. В России они верны ц а р с к о м у престолу, а в Риме папскому. Папскому, не царскому. Непонятно?
Какая-то озлобленность в интернете, грубость. Крики хуже, чем на уличном митинге. Меня, как автора, одёргивают по-хамски, обзывают всячески. Да я-то ладно, неоклеветанные не спасутся, так что хай клевещут, спасибо большое за спасение. Печаль в том, что уровень общения на новом уровне общения не в газете, не в журнале, в электронном пространстве доходит до оскорблений, скатывается до скандалов, от них близко до потасовки. Кому такое нужно? Правильно, врагу нашего спасения.
А ещё пристал ко мне, вяжется какой-то «сталинский недобиток».
Хоть бы имя сказал, я б за него молился. Приятно, что он отслеживает мои писания, спасибо, но он же только для того, чтоб укусить. Не буду я разбирать его придирки, а то вроде как оправдываюсь, доказываю, что не верблюд.
Милый недобиток, живи и здравствуй. Чего б ты ни насобирал обо мне, я ещё хуже. Да, я серьёзно. Весь в грехах, как собака в репьях. И на солнце есть пятна, а из меня какое солнце? На слона даже не тяну, а то мог бы сравнить тебя с лающей моськой.
Нельзя нам опускаться до низкого стиля разговоров. И есть с кого брать пример. В России есть та спокойная величина настоящих людей, которые не орут, не выставляют себя, а дело делают. За которыми будущее.
На РНЛ серьёзнейшие авторитетные авторы, за Россию болеющие. Читайте Величко, Катасонова, Сошенко, Степанова, Платонова, Расторгуева, Шкляева, других, учитесь культуре доказательных доводов, читайте наших священнослужителей. Одного отца Александра Шаргунова хватит для просвещения сотни «недобитков».
Которые вовсе не сталинские, а ельцинские.
ВОТ ВРЕМЯ СПАСЕНИЯ.
Апостольские слова, говорящие, что любое время – это время нашего спасения. Благоденствия, гонения, холод, голод, война, урожай, неурожай, наводнения, пожары – всё это посылается для спасения души. Чем мы недовольны? Что заслужили, то и получаем. Святой Иоанн Златоустый ставил происходящие в природе процессы в прямую зависимость от нравственности народа. Убийственно точная русская пословица: что в народе, то и в погоде.
А уж более благодатного времени для спасения души, чем нынешнее, давно не бывало. В церковь ходить никто не запрещает, иконы не жгут, священников в тюрьмы не сажают, разве не так?
Шёл на службу сквозь кордоны полиции, предъявлял паспорт, смотрел и на проверяющих, и на митингующих. Вроде похожи, а разные. Одни кричат, другие молчат. И все невольники. Чего? Чести? Служебного долга? Убеждений?
Зачем уходят из дома на улицу? Хотят улучшения жизни? И их можно понять. Много мерзостей в России, главная – диктатура воровства. Воровать и помногу – это доблесть. Подлецы богатеют, честные беднеют. Конечно, надо протестовать.
Но могут ли быть перемены к лучшему без этих ограждений, дубинок, мегафонов? Да, отвечает Пушкин: самые надёжные перемены происходят не от «бунтов, бессмысленных и беспощадных, а от улучшения нравов».
Пришёл в храм, в нём, по сравнению с уличными толпами, стократно меньшее количество людей. Соль земли. Отстоим службу, пойдём, растворимся в народе.
Может быть, на следующую службу нас будет хотя бы на одного человека больше. А на площади убавится крика.
Хорошо бы. Так бы и спаслись.
Через сто лет? А куда торопиться?
Живём же. Не я же придумал выражение: пока ты недоволен жизнью, она проходит. И ещё: чем человеку меньше надо, тем он счастливее. Скромные запросы всегда одухотворённее. Одет, обут, накормлен, солнце взошло, цветы на балконе расцвели. Ну можно же без зависти? Ну не смотри ты на эти дележи наворованного, не считай чужие деньги, не оставит тебя Господь своею милостью. Где будут все эти особняки, миллиарды, наряды, слава, счета в банке, ты и знать об этом не будешь, в могиле будешь. Милое дело в могиле лежать и правильную блатную пословицу вспоминать: жадность фраера сгубила, недолго фраер танцевал.
ОТЦЫ И ДЕТИ. С писательской юности знал одного писателя, сверстника. Моторный был парень. Хвалился тем, что считал государство дойной коровой, жил за казённый счёт. Кончил школу, пошёл в университет. Там стипендия, общежитие. Далее аспирантура, общежитие аспирантское и стипендия аспирантская. Не защитился, ибо к этому времени связался с кино, писал заявки, получал под них авансы. Пошёл на высшие сценарные курсы, тоже стипендия.
Уже женат. Из общежития переехал в квартирку в доме гостиничного типа.
То есть это уже лет пятнадцать после школы у него так фруктово провернулось. До 90-х. Ещё надо добавить, что диссидент он был ещё тот, читал стихи и прозу только типа бродских и довлатовых, писал под них. Всем был недоволен. «Свободы творчества нет, везде коммуняки».
Тем временем подрастал у него сын. Воспитанный соответственно. И заучивший уроки папаши, как, нигде не работая, получать за это деньги. Он так же захотел.
Всякие ЕГЭ в школе перевалил.
Пошли дальше бакалавриаты, магистратуры. На бюджетные места вытянуть не сумел, тянул с родителей, но за это злился на них: как это так, они позволили разрушить такую систему, при которой хорошо жили тунеядцы. Оглянулся вокруг, сообразил, что и сейчас есть упакованно живущие. Только они называются успешными.
И пошёл сынок в подлецы.
«ОНИ ПРОСТИМУЛИРОВАНЫ». Меня нынче в поездке крепко прихватило. Ближе к ночи. Но со мною были жена и дочь, они спасли. Уже с утра на «скорой» доставили в город, там под уколы, капельницы, всякое питьё, таблетки всякие. Ожил и живу.
Но что хочу рассказать, заранее предупредив, что больница эта очень хорошая, врачи и сёстры внимательны, красивы, деликатны. То есть я вот о чём…
Мне показалось, что отношение ко мне в больнице что-то уж очень сильно внимательное. Потом ещё одного страдальца привезли: сердце, упал на улице, но и около него хлопотали усердно.
Медсёстры и врачи мерили давление, температуру, меняли ёмкости в капельнице, давали пить растворы, горькие и солёные. Выслушивали, выспрашивали. То есть лечение шло кавалерийскими темпами. Вот уже давление не 70 на 40, а 80 на 50, далее по тексту.
Дочка сидела рядом, жена в коридоре читала акафисты православным целителям. Я сказал дочке, что изумлён таким отношением.
– Папа, не волнуйся, они все простимулированы, – успокоила она.
То есть в переводе на обычный язык, они вознаграждены за усердие. Но, повторяю и усиливаю то, что уверен, что их отношение не изменилось бы в сторону небрежения, если б не было «стимулирования». Сосед по палате явно был не из новых русских. Просто радость, что в этой больнице оказались хорошие, порядочные люди.
Через шесть часов я встал на ноги.
Но словечко дочери мне понравилось. И я его применил к нашим законодателям. Вот надвигается на несчастный народ новый закон.
Очень непопулярный, прямо вредный для людей, против него выступают многие (против ИНН, например, возраста выхода на пенсию, электронные паспорта, а до этого антиприродный, антироссийский Лесной кодекс, озаривший сейчас страну пожарами…), в Думе звучат страстные противительные речи против принятия закона, мы успокаиваемся, ещё бы: нас защищают.
Наступает день и час голосования. И… и закон принимается.
Как? Почему? А потому, что голосуют «простимулированные».
ИЗМЫЗГАННОЕ СЛОВО «общественность». Общественное питание, общепит? Ужас. А забегаловка что? Обжираловка макдональдса? Общага, понятно, в ней общежитие, живут сообща, общак, тоже понятно, его делят. А как вспоминаешь эти всякие общества любителей гончих псов (не небесных), общества спасения на водах, любителей фиалок, певчих птиц, нет им числа, всё общества. Вроде как без общества книголюбов и книгу бы никто не любил.
Все эти общества в сумме, как можно думать, составляют общественность. Которая якобы что-то решает и от которой якобы что-то зависит.
Ничего она не решает. Ничего от неё не зависит. Поорать может.
И только. Массовка в кино, та хотя бы что-то изображает.
И вот творческий Союз писателей низвели в юридическом отношении до положения общества нумизматов, филателистов или там каких-то кошатников. Тоже всё общества. Этим писателей, конечно, унизив.
Здесь, думаю, происходит не от непонимания роли Слова в России, самой до сих пор читающей стране, а от нелюбви к нему. Слово и совесть – синонимы. Совесть сейчас не нужна ни властям, ни ворью – отродью демократии. И хорошие писатели, которые обязаны стоять на защите униженных и оскорблённых, подвергаются дискриминации. Даже такой профессии – писатель – нет в регламенте о профессиях. Положим, это разумно, ибо сказать о себе: я – писатель, мало кто решится, это же очень самонадеянно. Писатель – Пушкин, мы члены Союза писателей. Но нас, других, нет.
Именно мы обострённо воспринимаем происходящее в России.
Политики, дипломаты, экономисты – народ головной, мы болеем сердцами, страдаем душами, народ тянется именно к нам. Наших читателей среди митинговых крикунов нет.
Как за что-то берётся общественность – пиши пропало.
Общественность сродни населению. А население умные демократы считают быдлом. Как не считать, живёт оно желудком и развлекухой. Оно-то как раз не читает, его пасут, как скотину, у телеэкрана.
А народа у нас всё меньше.

АЛМАЗНАЯ ГОРА

Николо-Перервинский монастырь необыкновенной красоты и благолепия. Службы в нем, конечно, длятся больше, чем в обычной церкви, но они такие молитвенные и благодатные.
Усталость проходит, а радость остается. Все церкви монастыря: Иверской иконы Божией Матери, Никольская, Сергиевская, Успенская – все разные и все притягательные. Каждую можно описывать отдельно, но всякое описание слабее личного впечатления.
Лучше я расскажу об одной встрече в этом монастыре, в надвратной церкви Иконы Божией Матери Толгской.
Я пришел задолго до литургии.
Думал, что ранняя литургия начнется в шесть, а она была в этот день в семь. Но вообще православные знают, как хорошо приходить пораньше, все успеваешь: и памятки написать, и свечи поставить, и к иконам приложиться.
В церкви нас было трое: мужчина среднего возраста, худой и бородатый, женщина в годах, да еще внутри в алтаре хлопотал молодой монашек. Женщина неподвижно стояла перед праздничной иконой, мужчина энергично ходил по храму. Вот в алтарь прошел батюшка, по пути нас благословил. Я тихонько спросил у женщины, как зовут батюшку.
Она охотно ответила:
– Его святое имя отец Александр. А есть еще отец, тот тоже Александр. У нас два Александра.
Вдруг мужчина остановился и насмешливо, так мне показалось, сказал:
– Они знают, как батюшек зовут. Они и матушек всех знают.
Они только грехов своих не знают.
Им не два, им тридцать два отца Александра не помогут.
Женщина совершенно смиренно кивала головой. Я не знал, что сказать. Но мужчина сам продолжил. Вроде бы он говорил для нее, но получалось, что как бы и для меня.
– Мучения грешников ждут, мучения. Вечные будут мучения, – чуть ли не торжественно возгласил мужчина и разлохматил свою и так лохматую бороду. – Вот есть на том свете, а может, и на этом, то мне пока не открыто, алмазная гора. Гора. И к этой горе раз в год прилетает птичка и чистит свой носик. Раз в год. Почистит и улетит, а через год опять прилетит, почистит и улетит. Раз в год. Так вот, – мужчина вознес даже не палец, а перст, – вот эта гора в конце концов сотрется, а мучения грешников не прекратятся. Вечные мучения! Вечные.
Признаться, я даже содрогнулся. Клювиком птички стереть алмазную гору. Вот что такое вечность. Это даже было сильнее юношеского впечатления от прочитанного когда-то выражения «Седая вечность». То есть даже вечность поседела, а время не кончилось.
– Или еще есть такая гора песка, – продолжал мужчина. – Тоже гора. И из нее раз в году берут по песчинке. Так вот, когда-то и эту гору перенесут, а мучения грешников не прекратятся.
В церкви начали появляться прихожане. У икон загорались свечи, в церкви становилось светлее.
Из алтаря вышел отец Александр и, проходя к свечному ящику, спросил мужчину:
– Вразумляешь, Алексей?
– Надо, – сурово ответил мужчина. – Нужна профилактика, очень нужна.

ГИРОСКОП

В летящих ракетах, торпедах, самолётах всегда есть такой прибор – гироскоп. Он не подвластен колебаниям и отклонениям запущенного аппарата, именно он держит уровень горизонта.
Действие его легко объяснить с помощью игрушки юлы. Сильно раскрутить и запустить юлу, а потом пытаться сбить её с плоскости, на которой она вращается. Что с ней ни делай, она возвращается в прежнее положение. Конечно, она не вечный двигатель, силы вращения затихают, и она валится на бок.
Так вот, думаю, способность гироскопа держать движущиеся аппараты в заданном курсе вполне можно сравнить с инерцией человеческих чувств. Как мы победили в Отечественную войну?
Ведь практически было убито и государственное устройство, и религия, церкви разрушены, а мы победили. Почему? Была инерция чувства родины, порядочности, защиты святынь, инерция гордости за предков и нежелание перед ними опозориться. Дети репрессированных шли добровольцами защищать государство, убившее их родителей, дети раскулаченных становились героями. Не было у них обиды на родину, они её считали не государством, а именно родиной. Святое слово.
А вот теперь сила этой инерции затухает.
И как вернуть силу движения русскому гироскопу?
ЕСЛИ ГОЛОВА позволит желудку принять энное количество спиртного, то желудок тут же овладеет головой, возьмёт её в плен.
И будет голова работать на желудок.
ГОВОРЯТ О КОМ-ТО: гений, и кажется, что назван человек – образец для поклонения и подражания. Но какой это гений? Точное значения слова гений – бесплотный дух, злой или добрый. А иногда они и перемешаны в одном человеке. Как тут быть?
Да очень просто: ты-то не гений, что тебе до них? Не суетись.
ВОДИТЕЛЬ В ОБЛАСТНОЙ библиотеке, привыкший к деликатности женского коллектива, иногда этим злоупотреблял. То есть мог и прогулять. Но однажды вывел из себя даже очень культурную директрису: не встретил на вокзале столичную гостью. Начальница вызвала водителя, положила пред ним лист бумаги, авторучку и сурово распорядилась:
– Пишите объяснительную.
Водитель приуныл. Как такое место потерять. И решил написать покультурнее, чтобы разжалобить руководство.
И у него это получилось! Он написал: «Я совершил проступок, извините, БЕЗ попутал».
Это «без» так насмешило директрису и её окружение, что водителю всё простили. Причём он же не специально исказил написание, думал, что так все пишут.
Счастливый человек! Не знает даже написание слова, обозначающего нечистого.
НЕ НАДО ПЛОХОЕ вспоминать. Это и в молитвах есть. Почему не надо? Потому что оно может повториться и даже усилиться. Но это трудно – не вспоминать плохое: оно очень прилипчивое, назойливое. Лезет по-всякому, заходит по-любому. Под видом напоминания о грехах, раскаяния в содеянном. Это бы хорошо, благочестиво, но вспоминается в самые неподходящие минуты, чаще всего именно при чтении молитв.
И средство их прогнать – тоже молитва. Ушли – возвращаются.
Прогнал, опять они тут. Ну сколько же можно? Лезут во все щели сознания. Исповедовался, все равно не отстали. Значит, плохо исповедовался, мало каялся, невнимательно молился.
Давным-давно меня ужаснуло, что бесы не отойдут от человека, пока он жив, «до последнего издыхания».
И причастием Своим не оставь нас, Господи, тоже до последнего издыхания.
КУРИНАЯ ЛАПКА. Это о варке овсяного киселя. «Как появится на поверхности куриная лапка, выключай, меня так бабушка учила.
То есть так означается, что кисель готов».
СТИХИ ЖЕЛАЮЩЕМУ уехать: «И куда ты такой малахольный? Будь на родине жизнью довольный».
Вообще это какое-то поветрие, какая-то дикая вера в то, что где-то будет лучше, чем на родине. Это тоже из разряда искусственного ожидания Апокалипсиса. Нагнетается страх, но не Божий, а человеческий. Но чего бояться? Содома и Гоморры? Но мы, слава Богу, до такого омерзения общего разврата не дошли. Да даже и на западе. Смотрю на них в телевизоре, вроде Нидерланды. Идут по улице педерасты, скалятся, размазюканные, руками машут, люди на них смотрят с тротуаров, но с ними же не идут. Большинство-то нормальных. Смотрят на извращенцев совсем неодобрительно. Кто даже и плюёт в их сторону, кто старается не смотреть, отворачивается.
Этих-то за что поливать горящей серой?
И как, глупые искатели неопределённого счастья, вы не вразумляетесь умнейшей фразой: хорошо там, где нас нет.
Причём выставляются такие доводы: там ценят работников, там высокие зарплаты, то есть опятьтаки всё о материальном. О, бесы могут торжествовать, они сильно за эти годы понизили чувство любви к родине.
Где родина, там и рай. Сколько я прочёл о великих душевных страданиях русских эмигрантов первой волны. Как приезжали к границе и смотрели на восток. И ещё: есть такая болезнь – ностальгия. Это тоска по родине. Ничего у человека не болит, а человек чахнет. Это описано Леонидом Леоновым в повести «Евгения Ивановна».
Не с такой, может быть, силой, но я тоже ею, этой болезнью, заражен. Испытывал её приступы в армии. Но там всё-таки служил в родном окружении, то есть были вятские друзья, говор, шутки, в разговорах летали названия знакомых мест, наши словечки. Но даже и так. Стоишь ночью на посту, вычисляешь по Большой Медведице направление к Вятке и улетаешь памятью зрения в родные просторы. И до сих пор заболеваю просто, когда долго, дольше трёх месяцев, не еду домой. Это у меня такой срок разлуки, который могу выдержать. Мне даже Москва – заграница.
НЕ УМЕЮ, ЗА ВСЮ ЖИЗНЬ не научился зарабатывать. То есть денег не на хлеб, на одежду, а денег больших, захватывающих машины, дома, яхты, антиквариат, золото, компании. Зачем? Мне и так хорошо. Разве это не великая радость, что хватает немногого. А то, что постоянно чего-то не хватает, это нормально.
Пример родителей, дедушек, бабушек перед глазами – великие люди, бессребреники.
Вот папа приносит зарплату.
Садятся с мамой делить её на кучки. На хлеб-соль-сахар, на одеждуобувку, на хозяйство… все равно на всё никогда не хватает. Тут и мы участвуем в обсуждении. Кому ботиночки надо, кому брюки, рубашку, платьице. И сами мужественно говорим: «Да зачем мне новые, ещё и в этих похожу». Это о ботиночках к осени, к школе. А так всё лето босиком и босиком. С сёстрами сложнее: всё-таки девочки. Просят ленты в косы, гребёнку.
И никогда никто не клянчил, не выпрашивал, не обижался. Лето мы ждали не для летнего отдыха (совершенно дурацкое название: а разве зимнего не бывает), ждали для того, чтоб пойти работать.
И где-то всегда какие-то копейки зарабатывали. С радостью несли домой. Мысли о том, чтоб что-то утаить, и близко не было. Приносили, отдавали и просили пять копеек (столько стоил билет) на кино.
Как можно было при таком счастье семейной жизни стать жадным?
В ПРОШЛОМ И БУДУЩЕМ.
Это о жизни, ибо настоящего нет.
А вот борцы за счастье народное с этим не согласны, они все пашут на настоящее. И постоянно возмущены всем: действиями правительства, масонами, курсом валют, выборами туда и сюда, там и сям. Послушаешь: так оголтело рвут глотки, что кажется: это доведённые до отчаяния голодные и холодные люди. Нет, глядишь, все одеты, не в лаптях, видно, что не в землянках ночевали, завтракали и ужинать собираются.
И – недовольны. Выражают чаяния и надежды. Вроде как бы народные.
Гляжу и пытаюсь представить их хотя бы через пятьдесят лет. Конечно, все уже покойники. А ведь могли и сами знать, что умрут.
Учёные называют сроки гибели планеты как раз через пятьдесят лет. И я, никакой не пророк, говорю: ничего она не погибнет, никуда не денется без Божия соизволения. А раз так, чего суетиться, спрашиваю одного. Он вообще-то толково объясняет, что надо снижать энергозатраты, беречь ресурсы, разоружаться, резко прекратить конфликты. Но никто же не будет ни беречь, ни снижать, ни прекращать, ни разоружаться.
А что делать?
Душу спасать. Чаять переселения в места, где нет печали, страданий, а только жизнь бесконечная. Если всё сгорит, провалится, исчезнет, то тем более, чего страшиться, горевать? Ты можешь Конец света остановить? Это в твоей власти? Во власти какого-то правительства? Да любое правительство перед Богом – карточный домик. И ничего в их власти, кроме обещаний царства на земле. Которое как раз провалится.
А вот Царство Небесное никуда не денется, Оно вечно и бесконечно. Вот этому и радуйся. И старайся в Него попасть.
Это я в прошлом уже, вчера, записал. Переночевал, гляжу в новости Яндекса. Вчера говорили, что всё погибнет, легко запомнить, через пятьдесят лет, сегодня уже тридцать. А ещё новость – Иисус Христос был, но умер, и не воскресал. Обидно же безбожникам: Конфуций мёртв, Будда мёртв, Магомет мёртв, а Христос жив? И вот копают: легенда, заговор? Находят влиятельных атеистов, Бертрана Рассела, например.
И неужели безбожники думают, что кого-то из верующих убедят? Хотя бы в нашем московском приходе? Или в Вятских пределах?
Даже не смешно.

ДЛЯ СВЯЗКИ СЛОВ

А НАМ ЭТО НАДО? Так надо спрашивать о любом нововведении и в общественной жизни и в личной. Нужны нам электронные паспорта, выборы, такое образование? Конечно, нет.
А кто нас будет спрашивать? Хорошо бы, спрашивал тот, кому мы нужны. А мы никому не нужны.
Мы, русские то есть. Мы всем в досаду, всё никак не уходим из этого мира. А то, что этот мир держится русскими, то есть православными, молитвами, разве это кому докажешь. А зачем доказывать?
Только что смотрел ансамбль Игоря Моисеева. Невероятное, ликующее зрелище. И кто ещё так, кроме русских, сумел бы проникнуть в душу танца любого народа, мир населяющего, в его смысл, ритмы, рисунок.
НЕТ ВЛАСТИ, если она не от Бога. И власть в России была от Бога. И была самовольно свергнута. Отсюда все наши беды. Власть захвачена насилием, бунтом, непослушанием Богу. Чего ждать?
Большевики убили царя, коммунисты разрушали церкви, демократы подчинили жизнь общества деньгам, желудку и развлечениям.
Вот опять кто-то хапнул большие миллиарды, и СМИ в восторге: побит прежний рекорд воровства. А большинство думает, как выжить в такой бедности. А вот это властям и нужно: думайте, думайте да радуйтесь, что войны нет.
То есть теперешняя верхушка, как фальшивые бумажные деньги, – не обеспечена золотом исполнения Божиих заповедей о власти.
И как можно говорить, что человек – высшая ценность. Ведь тоже враньё. Эту высшую ценность ни во что не ставят.
Высшая ценность – Господь.
Не я же сказал главную мысль и мироустройства и жизни каждого: если Бог на первом месте, то всё остальное на своём. Куда проще?
СКВЕР И ЦЕРКОВЬ – крики в Екатеринбурге как раз служат моделью теперешнего общества. Чего отстаивает общество, которое есть толпа зрителей. Много ли там истинно верующих? Но покричать, себя показать, других посмотреть – это разнообразие в скучной обыденности, где все почти обделены.
Почти все недовольны. Чем? «Я по скверу по утрам бегаю с собакой» – одна из митингующих. Другая:
«У меня здесь любимое дерево. Я влезаю на него и медитирую».
Но это всё-таки местные, имеющие моральное право на высказывание своего мнения. А то, что народ взбаламучивают не местные, а приезжие, это опять же замалчивается. Да, задержали за нарушение порядка двадцати человек, и они, в большинстве своём, не уральцы, а приехавшие из Москвы профессиональные бузотёры.
И идёт уже волна криков против строительства церквей. Организованная волна. Давно и хорошо оплачиваемая.
Доказательство? Судили в Кирове (Вятке) Навального. Доказано было его воровство стопроцентно. Но как же орали смишники, как азартно митинговали у здания суда возмущённые массы «трудящихся».
А я в тот день уезжал в Москву.
И в поезде пошел в вагон-ресторан. А он был битком набит этими «трудящимися». Были пьяные и весёлые. Кричали: «За Алёшу!»
Ну хорошо, ты в Бога не веришь, в церковь не ходишь, но как ты против красивого здания, против верующих? Это не ты против, это дух противления, дух злобы ко Христу, который вселяется в сердца людей невоцерковлённых и ими руководит.
Просвети их, Господи!
ОБЛАСТНОЙ ГОРОД такой, а область такая. Вроде не Свердловск уже, а Екатеринбург, но область-то Свердловская. То есть это нелепость и насмешка над здравым смыслом. Город СанктПетербург, а область Ленинградская. Ещё может этот идиотизм и моей Вятки коснуться. Вернут имя Вятке, а область оставят Кировской. Это же несообразие полное.
АРМИЯ ОПЛАЧИВАЕМЫХ наёмников, контрактников – организованный сброд людей, готовых для войны. А где воевать, за что, таким все равно. Это их хороший заработок. Какой там патриотизм, самоотверженность, какая любовь к Отечеству. Какие стремления к образованию? Изучил вверенную тебе материальную часть, наловчился стрелять, держишь себя в физической форме, что ещё? Вспоминается песня американских пехотинцев: «Иду себе, играю автоматом. Как важно быть ни в чём не виноватым солдатом, солдатом, солдатом». Ни в чём не виноватым.
И уже предсмертный возглас «умираю, но не сдаюсь» заменяется смыслом отмщения, отчаяния.
(Рассказ о самоподрыве офицера, окруженного врагами. Он кричит:
«Это вам за пацанов!» – и швыряет себе под ноги гранату. Он, конечно, герой, свершает подвиг, умирая «за други своя», но за долгие века сражений за Россию мы привыкли знать и думать, что «други своя» – это и есть Родина).
КОМЕДИЯ И ФАРС – выборы, деньги на которые помогают держаться у власти людям, высшая ценность у которых именно деньги. Тут и сталинское тоже: неважно, как голосовать, важно, как посчитать.
Да взять и случай с метро Войковская. Ведь совершенно ясный был случай: противно же – станция имени убийцы. Нет, устроили организованные крики, довели до голосования и, конечно, набрали голосов больше. Ибо те, кто был уверен в справедливости переименования, даже, по наивности, и не голосовали. А этот случай с голосами на «Голосе». Вытянули безголосую в лидеры.
Кругом же всё продано-перепродано.
А сколько денег ухлопывается на эти «демократические» выборы. Вот тут-то бы и кричать блюстителям нравов: кругом беды, бедность, а вы валите такие суммы в чёрную дыру никому не нужного мероприятия.
Да, собственно, не надо обольщаться и организацией выборов в недавно прошедшие времена. Все избирательные участки всей страны рапортовали, что «за кандидатов блока коммунистов и беспартийных проголосовало»…дальше цифры – 98,8 процента. Или 99,1, но никогда не менее 96-97 процентов. Тоже враньё. Был я совсем мальчишкой, ещё не голосовал, тогда голосовали с 18-ти лет, но в редакции уже работал и был от газеты на избирательном участке. А народ, лишенный прежних праздников общения, любил выборы, это я свидетельствую. Продавали стряпню, самодеятельность смотрели. У Дома культуры сотни саней, люди нарядные. В шесть утра открывали торжественно двери и приглашали входить. А к этому времени много уже было людей.
Обязательно входил первым специально подготовленный человек, передовой, например, механизатор, и произносил эти самые слова: «Голосую за кандидатов блока коммунистов и беспартийных», далее по тексту. Так вот. Закрывали в полночь, считали голоса. Сам видел, как уничтожали бюллетени, в которых что-то было не так, чтото написано, зачёркнуто, смято.
Кидали их тут же в печку. Заменяли бюллетени чистыми.
ДАЖЕ ЛЕВАДА-центр, любовью к России не отличающийся, печатает сведения о мнении граждан. Уже более их половины высказались за уход премьера с поста главы правительства. Он, обязанный выполнять указы президента, публично жалуется, что их никто не выполняет. Но именно он же обязан их выполнять и спрашивать за их исполнение. То есть на себя жалуется? Но он нужен президенту как мальчик для битья. Президент хороший, премьер плохой.
Какие-то всё игры, как-то всё несерьёзно, картонное в теперешней политике. А кровь настоящая.
КОВАНЫЙ СУНДУК. «У бабушки Поли (моего отца –В.К.), мама рассказывала, был тяжеленный сундук, прямо как сейф.
Передавался по наследству. Старинный. Ключ от него был, тоже кованый, узорный. Хранили в сундуке документы, лежали в нём два мешка, соль и сахар. Мешок муки.
И сколько-то денег.
Всё к тому рассказываю, что сундук был совершенно неподъёмный. И вот от него потеряли ключ.
И всё искали. Не хотели взламывать, сундук уже был как семейная реликвия.
А дальше слушай. Это летом было. Только бабушка с дочерью были в доме. Ударила гроза. Да такая страшная! Они перепугались именно из-за этого сундука. Ведь документы и еда в нём. Голодно же было.
Так вот, они схватили за кованые ручки сундук и вдвоём, вдвоём! вытащили его во двор. Вдвоём!
А когда гроза прошла, молнии отсияли, они пошли занести сундук обратно. И – ни с места! От земли не могут оторвать. Позвали мужиков. Мужики вчетвером, Вчетвером еле подняли, еле втащили через порог.
Вот и подумай, что это такое было? От испуга или отчего, но откуда у них силы взялись? Бог помог, другого объяснения нет».
ПОДАРОК РОССИИ ОТ ГОСПОДА. Что это? Не что это, а кто это. Это Александр Сергеевич Пушкин.
Когда в писательской среде кто-то начинает корчить из себя гения, пузыриться от самомнения, завышать самооценку, а этого у нас сколько угодно, надо ему сказать: «Не суетись, уймись: первое место в русской литературе занято, и занято навсегда».
Пушкин везде первый, он стоит на пьедесталах всех жанров: многозвучный поэт, изумительный по простоте прозаик, безукоризненный в оценках критик, живописный очеркист, точный в оценках прошедших событий историк, несомненный гений эпистолярного жанра, что ещё? Верный друг, умнейший наставник молодёжи, издатель, каких нам не хватает, семьянин. И главное, что ему помогало развивать свои таланты, – он христианин.
Скажете: волокита, дуэлянт.
Милые, если в вас никто камень не бросает, так бросьте его в себя сами. Кто мы такие, чтобы стараться на солнце пятно посадить?
Так что, братья-писатели: всё у нас в России насчёт русской литературы в полном порядке. Почаще только задирайте голову к вершине, взятой Пушкиным, и радуйтесь, что хотя бы стоите у её подножия.
Когда на встречах спрашивают меня, кто у вас любимый поэт, отвечаю: конечно, Пушкин. Прозаик? Пушкин. Критик? Пушкин.
Очеркист? Пушкин. Сказочник?
Пушкин. Политик? Пушкин. Вот только баснописец Крылов, заткнувший за пояс и Эзопа, и Лафонтена, непревзойдённый. А так всё Пушкин и Пушкин.
Ему даже завидовать смешно: он – Пушкин.
ГЛАВНОЕ ЛИЦО мировой истории – народ. Особенно России. Народ – кормилец, поилец, строитель, защитник. И ему всегда врали во все времена. Да так умели врать, что верили: и Марксу-Энгельсу, и Ленину-Сталину. Ну, имто долго верили, а уж в Хрущева веру потеряли почти моментально.
Брежнева жалели, но анекдотами всё-таки наградили. Черненко-Андропов, эти мелькнули бесследно. Застряли на Ельцине. Вот уж кто врал! С рельс не вставал.
Теперешнее состояние вранья развивается в сторону увеличения вранья. Причём видно, что президент старается как-то оправдать своё пребывание на посту.
Он же понимает, что его ещё и вспоминать как-то будут. Как, вот в чём вопрос. Как предыдущих или всё-таки?
Но у меня вопрос: как получилось, что так называемое общественное мнение готовят, раздувают и на нём наживаются прохиндеи и прощелыги? И все почему-то зациклились на деньгах. Как будто в них счастье. А в чём? Как в чём?
В спокойной совести. А совесть – глас Божий в душе.
ВСЁ ВРЕДНО: пить, курить, есть солёное, сладкое, жирное.
Хоть не живи. Такие слова вызваны тем, что заболел и досыта начитался в Интернете сведений о лекарствах. Понял, что то, что хвалят, оказывается надувательством производителей и продавцов этой губящей нас дряни. Или сговором врачей и фармацевтов. А всё сами виноваты – смерти боимся. И на этом страхе на нас наживаются.
То есть цепляемся за жизнь бездуховную, а такой жизнью зачем жить?
ЖЕНА, КОТОРАЯ сильно ругает своего мужа за выпивки, добивается только одного – усиления его пьянок. Надо же ему как-то спасаться от этих её криков, нотаций, угроз. Чаще всего муж и сам понимает, что зря вчера выпил, мог бы и не пить. Но вот ведь подскочил Лёня, у него откуда-то кто-то на карту что-то за что-то перевёл, он просил разделить его радость. «Не могу» – «Да что тебе с со ста грамм конины (коньяка) будет? Или вискаря срубим? По капле. А?» И в самом деле, радость с другом надо разделить? Надо.
Иначе, какой же я тогда друг. По чуть-чуть и приняли. А после этого сразу мысль: да у меня жена, как овчарка КГБ, унюхает. И не объяснишь, что сто граммов – это слону дробина. А от ста граммов такой же запах, как от трехсот.
Да разве бабы это понимают. Все равно опять заорёт. Так уж лучше выпить по-человечески и спать.
Ори она, не ори.
Но жена и утром своё возьмёт.
И все равно в пивную загонит.
СОФИСТОВ ДРЕВНОСТИ сменили схоласты средневековья, потом пошла болтовня безбожных энциклопедистов, далее декабризм-марксизм-большевизм, а вот и коммунисты, вот и юристы-демократы.
Вроде все разные, но похожи в одном – все врали и врут. Никто же из них счастья народу не принёс, только кровь. И какое может быть счастье на земле? Только одно – вера в Бога, в то, что здесь жизнь временная и надо зарабатывать вечную.
Но принять эту простейшую мысль они не могут и не хотят. Как это так: кто-то без них может обойтись. Нет, это они будут командовать парадом. Хорошо, пожалуйста, командуйте. Но все равно же вам придётся эту мысль усвоить.
Вам и место для её усвоения готово. Очень тёпленькое местечко.
А мы перекрестимся и дальше будем жить.
Так кто это вы и мы? Это верующие во Христа. И неверующие.
Другого разделения в мире нет.