2023-й – юбилейный год Владимира Гандельсмана. Без его поэтики невозможно атрибутировать современную русскую литературу, без его переводов американских поэтов ХХ-ХХI веков любая антология такой поэзии на русском языке будет неполной, а шекспириаду без гандельсмановских «Макбета» и в его переводах шекспировских сонетов сегодня просто нельзя вообразить. С философской же прозой и эссеистикой Владимира Гандельсмана жизнь читателя становится мудрей, шире, богаче и интеллектуально насыщенней. В представленной здесь стихотворной подборке есть, практически, всё, за что мы Гандельсмана любим: проходящая через всё творчество поэта тема сублимации личного бессознательного в присутствии совершенно уникального genius loci Ленинграда-Петербурга; неологизмы с субстанцивациями – переходами глаголов в существительные; поэтический «лепет» на уровне метафизических прозрений; уникальная строфика и очаровывающая просодия каждого стиха, любой строки… В №43 «ЭЛ» свое эссе в разделе «Творческий портрет» я посвятил В. Гандельсману. Готов повторить: «… поэзию Владимира Гандельсмана я бы назвал “коллективным бессознательным русской поэзии XXI века”». За подробностями, прошу, обращайтесь по этой ссылке: https://emlira.com/index.php/3-43-2023/gennadiy-kacov/v-predlozhennom-p…
Геннадий Кацов
БИО
где я вырос сказать где я вырос
там окно распахнуто и на вынос
занавеска тюлевая как парус
полощется на ветру
там на крышке рояля кактус
в вазе с дерева рода цитрус
апельсин во всю кожуру
светится апельсинясь
за буфетным стеклом как в рамке
вкруг графина хрустальны рюмки
двадцатипятимилиграммки
чуть войдёт кто они звенят
где я вырос я вырос в замке
в замке не на угрюм-реке
в той стране золотой спозаранку
средь волов и ягнят
там я с ними узорно вышит
точно в коврик настенный выжит
берейши́т пашет пахарь пышет
сноп и мельница вдалеке
если хочешь собака брешет
снег ли запороши́т и утешит
так что спишь и тебя там пишет
тишина в строке
ЧЕРЕЗ ТИРЕ – 1
со старинной резьбой буфет –
на его лафете
граф графин,
запылавший чуть свет, –
а не граф, так дофин –
как захочешь, солнце моё, мы дети –
от дофина до финского два шага́ –
в правом ящике под лафетом –
там ещё в футляре бинокль,
от него духами веет и высшим светом,
ты прости, моё солнце, рифму «монокль» –
он в глазу романного дурака, –
финка! нет, складной перочинный –
счастье сжатого кулачка –
сокровенный вес –
сколько скрытых в прорезях лезвийц –
я ведь, солнце моё, с той же лестницы –
в ту же дырку в заборе пролез –
я с тобой, но поодаль, иду с катка –
разве с варежки ты не ела снег?
нет? не ты? не ты говоришь: пока?
я запомнил тебя навек –
чёрно-белое фото –
третий «а» или четвёртый «б» –
мы в конверте, в ящике, я хочу к тебе –
чук и гек, отцовские письма с фронта –
я вернусь, у нас будет сын –
я смотрю в буфет – вижу сына
отраженье в стекле, он один –
нет ни матери, ни отца –
там на дне
нотный лист, сонатина –
я учил её без конца –
сон и тина
сна, иди на –
заплетается звук в музыкальном моменте,
дай вплести мне Клеме́нти,
до мажор – да, иди на
брат мой враг мой Клеме́нти –
мука, Му́цио, мука моя –
скука, гамма –
в левом ящике телеграмма,
пожелтели края –
тем пронзительней, чем старее –
не могу без тебя приезжай скорее –
заполнение бланка –
тычь в чернильницу перьевой –
очередь, перебранка –
стыдно текст отдавать – он живой –
в полукруглое
утлое
будьте любезны –
жду целу́ю – чей голос из бездны? –
жду целу́ю люблю тчк
показания счётчика –
всё оплачено и обеганы все инстанции –
квиты, это квитанции –
ничего не должны за свет –
расплатились, нас нет –
в кухне – голос из бездны – оставил, пойди погаси,
что ж, да будет воля Твоя на земли́ яко на небеси́ –
больно перекликаться,
но скажу тебе на прощанье, расписываясь слезами, –
я успел погасить облигации
трёхпроцентного займа –
видишь эти таблицы –
как ты всматривался, номер ища –
номер свой! – эти лица! –
щастье пишут теперь со «ща»,
чтоб мгновеннее слиться –
щастье рюмочек – эти –
над лафетом – из чистого хрусталя –
выпить, чтоб покачнулась земля? –
как захочешь, солнце моё, мы дети.
ЧЕРЕЗ ТИРЕ – 2
чуть рассвет – на работу – завод «грампластинка» –
что-то вертится в голове –
он выходит – не в духе – во двор – на дворе –
мы сдаёмся? – белеет простынка
на ветру и мерцает звезда в синеве –
сколько лет катастрофе? –
на Вороньей горе, на Вороньей горе
в Дудергофе –
узкоплеч, и сутул он, и сир –
там я книгу увидел – война – под названьем – и мир –
рядовой Меерсон и жена-командир –
«Меерсон свой накрутит какон, –
говорит тётя Роня, –
(это значит: какао) –
шмыг – и нет, – а всё хнычет, что хворый», –
очень скоро уедет на скорой
и умрёт Меерсон, –
на Вороньей горе – как с Вороньей
бьют враги – помнишь? – по Ленинграду –
мы сдаёмся? – белеет простынка –
что-то вертится – дали награду? –
обошли? – вон любимый, он в дымке –
в синей дымке – любимый – он тает,
город – дом твой знакомый, и сад –
сад зелёный и взгляд –
нежный взгляд – на работу – завод «грампластинка» –
на Ореховой – густо разросшийся лес –
Марк Бернес, –
на дороге коровьи лепёшки,
как пластинки в пыли –
вкруг мальчишки –
подрывают булыжником «мины» –
лица жижей заляпаны – и – разбежались вдали,
наигравшись в «веснушки», –
в бледных майках – я вижу их спины –
и синеют сирени вовсю, и белеют жасмины –
Меерсон возвращается – вечер – он в духе –
что-то вертится, вертится – музыка сфер –
на пороге встречает его одноухий
кот по имени Пьер –
ЧЕРЕЗ ТИРЕ – 3
в ставнях вырезанные сердечки – в них
утром солнце – что ни утро – солнце –
искры в сердцевидное оконце
сыплются как от камней точильных –
ты проснёшься в утренней истоме –
длящийся неслыханный неимоверный день –
ноги в чернозёме –
босиком к реке – изгибчивых белеет лилий лень –
нет вы только посмотрите – крик кому-то
вслед – вы только посмотрите –
упряжь ремешки хомут –
и невидимые нити
от тебя ко мне
тянутся – и жизнь безумится вовне –
вот он закрывает двери ставни
Цимеринов закрывает – нет доверья –
донесут – ты помнишь давни
дни – там голос би-би-си звучит за дверью –
бабочка в малиннике –
бабочка-боярышница-бабочка –
бабочка моя молитвенник –
белых двух страниц мигание –
вся прозрачная то дышит то не дышит слитно –
в полдне есть разгар и есть недомогание –
с дождевой водой кривая бочка
у крыльца –
а во рту мальчонки дудник-трубочка –
он плюётся –
и стрекоз очкастых рыльца –
а с базара – лук укроп чеснок – плетётся
канторша – ей торговаться всласть и рыться
в снеди – нет вы только посмотрите – срам –
ходит Смагаринский брови супит
дует в задницу куря́м –
не подув – не купит –
порознь оттуда мы уйдём – огонь лишь
пробежит по кровле дрожью –
мы ещё там незнакомы – но сведётся
кровной линия судьбы с твоей – ты помнишь
мы уйдём когда на Божьей
улице затеется пожар ночной займётся –
ЧЕРЕЗ ТИРЕ – 4
на твоих глазах – иди сюда – оно затеплится –
слышишь, как звучит: сплавляют брёвна –
или вот ещё: Заставье, мельницы –
водяные мельницы – как ровно
дышит слово, становясь дыханьем словно –
кружевницы кружатся, смеются рукодельницы –
как под ними замирают чашечки и блюдца
чистотела, льна, ромашки – в зное
замирают – видишь, как неумолимо льются
звуки, как ютится в них иное –
как ведут коней на водопой, а ввечеру в ночное –
как едят хлеб с огурцом и редькой,
или керченскую сельдь, или вино пьют
бессарабское – и что ни день, то – редкий,
укротить его ещё бессилен опыт –
в поле дым костра – (стою, зажмурясь) – едкий –
это слёзы – это след простыл и стихнул топот –
ЧЕРЕЗ ТИРЕ – 5
оле-лукойе – сны отлетели – оле-лукойе –
льдистый асфальт Ибрагим посыпает солью –
сколько игольчатого слепящего болью –
поле белеет двора от парадной до школьной
двери – до штольни краеугольной –
мимо котельной – поодаль – котельной –
вот я с угольником – с дрожью нательной –
оле-лукойе – где я? на кой я? – оле-лукойе –
дай это снежное поле обратно я одолею –
двор между школой и домом – (потом заболею –
камфорой весь пропахну и выпою птичью –
содовым полосканием – песню курлычью) –
поле стыда – точно пойман с поличным –
на пузыре портфеля переплываю бычьем –
оле-лукойе – поле покоя – оле-лукойе –
ЧЕРЕЗ ТИРЕ – 6
говорю тебе: веранда, веранда, веранда –
это завтрак, это утро – опрятна
и прозрачна она, не оспоришь
свет её – как мне слово в три слога отрадно! –
дрожь в три слога её виноградна –
говорю – а если так, ты мне вторишь –
я тебе это бисером вышью –
финикийским бисером, пылкой
самородицей-душой моей – если суше:
вынимается шпилькой из вишни
косточка, именно шпилькой –
тесто с лёгкой синевою снаружи
на тарелке – надкуси – и прольётся
обжигающий кисло-сладкий –
этот фартук, весь в муке, эти локти –
где-то цепь позвякивает – во́рот колодца –
выйдешь – выйдешь – из конюшни украдкой
запах пота лошадиного и дёгтя –
Феня вечером спустится в погреб –
холод в погребе – запасы проверить –
ну а я воспоминанье затеплю –
«шею мыть и спать! – чей-то окрик –
ах, мамзейрим…» – с чем соразмерить? –
счастье, чтоб мне провалиться сквозь землю –
ЧЕРЕЗ ТИРЕ – 7
сестре Инне
как я любил гостей – их нет в природе –
всё разлетелось в пух и прах –
шарфы и шапки на комоде
и праздничная толчея в дверях –
конец пятидесятых – отсвет дальний –
мутоновые шубки и пальто
вповалку на кровати в спальне –
ещё никто
не вышел ни на лестничную клетку,
ни в ночь во двор –
и припозднившийся на табуретку
садится с краю – и гремит античный хор –
«когда мы были молоды, бродили…» –
как корифей неотразим –
как над орхестрой лампочки светили
в одну из оснежённых зим –
как по-бенгальски вспыхивают ночи
и весь фаянс-фарфор-хрусталь –
а пальцы корифея так охочи
до клавиш – чёрным озером рояль –
как я любил гостей моей сестрицы –
их шёпоты – их шапито –
их танцы, их шелка, вельветы, ситцы –
ещё никто
не вышел, не ушёл – ещё встречают
они январскую зарю –
мне девять лет – меня не замечают –
я зачарованно на них смотрю –
ЧЕРЕЗ ТИРЕ – 8
нити паутины то колечками,
то лучами – виснут косенько –
тку своё – вот скатерть – вот с колечками
золотыми руки вижу – Басенька и Ёсенька –
сёстры – Рива, Неся,
Бася, Доба – все четыре здесь (я,
пятиклассник, тоже) – смех в застолье плещется –
Басенька басит, а Ёсенька писклявит –
он и телом худенький, и на диете – лечится –
то молчит, а то свой ум проявит –
на Путиловском он трактора́ми правит –
«ай-яй-яй – а гиц ин трактор –
в нём ума палатка номер шесть» –
провокатор,
подмигнёт Арончик Ривочке –
им не время тлеть – им время цвесть –
чокнутся и высекут искриночки –
водочка качнётся в тонконогой рюмочке –
вот ведь как всё высверкнуто –
как у беркута
голубое око – на трельяже – редко, ярко,
непомеркнуто –
должен дом сиять – хозяйке нравится
угощать, пусть вылетают из бутылок пробочки –
«а мизинке а красавице» –
это Рива – младшей, Добочке –
ах, гефилте фиш в тарелках –
дом не должен плакать – фрейлех, фрейлех –
во дворе черёмуха – прозрачная смола
с веток падает – застолье – жизнь светла –
разойдутся гости – комната во мглу
погрузится – паучок заснёт в углу –
ЧЕРЕЗ ТИРЕ – 9
сладковатый и сырой, сырой
воздух – Царское – отравлен Царским –
ранней, жёлтой, скользкою порой –
юноша любуется игрой
света, как стеклом венецианским –
ветви с наледью – он в барской
шубе – в чёрном девушка в окне –
скоро юношам она подарит звук «акме»
ахнувшей фамилией татарской –
(по ака́циевой я иду – искрись, искрись,
детское моё – я возле арки
с нянюшкой – Большой каприз –
по акациевой аллее в парке –
на мгновенье в тень и вниз –
я здесь возрастал, и гаснул день, и ярки
фонари в ночи – и в тамбуре цигарки) –
лязг сцеплений – времени горька
гарь – не кипарисовый ларец ларька –
в чёрном платье женщина в слезах –
я пришла к поэту… – на Смоленском
превратится Александр в прах… –
воздух с тусклым блеском –
саваном Серебряного века –
август – расстреляли человека –
точка пули – есть ли кто в живых? –
дни кончаются, когда о них
свет воспоминания утих –
тени в озерцах зеркал –
сердце пресеклось – бывай, вокзал
Царскосельский! – дальше на трамвай –
руки в рукава не продевай
барской шубы (легче скинуть, если
грабят) – петербургский день – за желчь
петербургского… – я засыпаю в кресле –
утро в сумерках, и лампу лень зажечь –
мимо, тени! – дрогнули – исчезли –
* * *
в комнатном пространстве сумрачном
светом – только штора приоткроется –
светом – родниковым утром – уличным,
ранним светом зеркало умоется –
жизнь такая маленькая теплится,
мирится сама с собою, ссорится,
замирает, ни мычит, ни телится,
в зеркало с утра пораньше смотрится –
сколько ей навстречу света светится,
окна поездов проезжих сыпятся,
жизнь такая маленькая вертится
перед зеркалом, никак всё не насытится –
через лес дорога к морю тянется,
тихая, извилисто-тенистая,
к берегу сойдешь – она останется,
вспомнив шаг твой, затоскует, мглистая –
маленькая жизнь вот-вот закатится,
от себя как-будто отрешается –
и тогда – ты не смотри, что пятится
и что в зеркале всё жальче отражается –
вспыхнет и любовь, и мысль счастливая,
мысль простая вспыхнет как ей хочется –
как небесный свод, неисчислимая –
мысль, что это никогда не кончится –
ПСАЛОМ
я Твой голос беру
в руки и подношу к ноздрям,
нюх – куда там зверью! –
нюх мой остр,
слух мой, как звонарям,
внемлет Тебе,
многоцветной Твоей трубе,
слух мой пёстр,
зрение зрит, морям
о́тдано, впившись в их
воздух пространств живых,
зрение моё – ростр.
как мне от этих зорь
отвернуться теперь,
утренних ли, вечерних, с плеч
долой и лечь?
если я боль и хворь,
если трухляв мой дом
и, точно калёным клеймом,
временем мечен,
и Ты говоришь: вторь
тем, кто вот: земли вещество, –
объясни (ведь Ты – до́ Всего),
что значит – вечн?
и зачем смерть
и мольбы: дай мне пить?
мудростью дышащего насыть,
умилосердь.
Опубликовано в Эмигрантская лира №4, 2023