Владимир Гандельсман. ТРИ МГНОВЕНЬЯ В ПАРКЕ

Новые стихи

***
Спящей ночи трепетанье…
А. Пушкин

Вой ветра или чей-то плач?
Я подошёл к ограде –
в саду безмолвно стыла ночь,
и вcё затихло вроде.
Сверкнул светильник из-за туч
и тоже стих бесследно.
О чём ты, стих, заводишь речь?
О ком ты? Здесь безлюдно.
В ночной квартире я один.
Один. Чего ты хочешь?
Угомонись. Средь этих стен
ведь только ты и хнычешь.
Как поводырь, меня провёл…
Провёл? Но я не слеп и
я не был там, где ветер выл,
и не слыхал ни всхлипа.
И я не рад тебе, не рад,
как если б ты постылым
мотивом мне пророчил труд,
который не по силам.

Хюртгенвальд*

Фосфор падает белый.
Вспыхивает. Забыть
запах плоти горелой?
Легче себя убить.
Нечем Бирнамскому крыть
на оледенелой.

Хладная мгла. Темно.
Дантову нечем крыть.
Гиблое? Вот оно:
оледенелую рыть.
Немца ли, своего убить –
мне всё равно.

Рою окопы.
Слабоумного смех.
Окоченевшие тропы.
Рейн вдали или Рейх?
Что строчишь, пустобрёх?
Это не тропы – трупы.

Унтер из Гаммельна
капсюльную берёт свирель,
и оттуда не до, ми, ля,
а шрапнель.
А-а-ахен! – падает ель
ухом к тебе, земля.

Он ни брат, ни сват,
ни аэд, ни скальд –
зазывает в зелёный ад,
в Хюртгенвальд.
А-а-ахен! – пойдёт на базальт
кость твоя, солдат.

Вот истлевшая шкура.
Ног ли останки, рук…
Эта литература –
литератраур, друг.
Все полегли, каюк.
А уцелел – значит, сдуру.

Кто под хладною мглой
мчится, и с ним
сын ещё молодой,
кем он гоним,
что случится с родным
под сигнальной звездой?

* Речь идёт о тяжелейшем для американской армии сражении за лес Хюртген зимой 1944 года. В стихотворении упоминаются Бирнамский лес («Макбет»), лес Данте («…я очутился в сумрачном лесу»), а также гётевский из «Лесного царя».

***

Ты узор, нерукотворно вышитый,
жизни бережно осиль.
Видишь, как слетает с крыши той,
вьётся пыль

снежная, покуда не рассеется,
в чистокровном воздухе висит,
тянется, и светится, и веется,
как дымит

во дворе котельная и, стало быть,
как на белом – гаревый налёт,
как умеет косо ломом скалывать
вратник лёд?

Пристально во всё вживись:
в перекличку огненную фар, в
бег служивого – как, съёжившись,
дышит в шарф.

Несказанное лови, бесшумное.
Я в разрыв проникну временной
и, пока не выдворен, вдышу моё
в то, что мной

станет после жизни, и с удвоенной
силой ты увидишь вдалеке
гаснущий мой вечер, упокоенный
здесь, в строке.

Три мгновения в парке

Я прикоснулся взглядом только
к ольхе, листочками летящей
и вспыхивающей настолько
прицельно, что почти слепящей,
и вдруг услышал в отдалении
сухой сосны сердцебиение,
и двинулся на отсвет медный,
как родственник и рыцарь бедный.
Там света праздничные зёрна
землёю стали, перемелены
дотла, и ветви были медленны,
и вглубь сосна росла покорно.

Мысль, как жемчуг, нанизывай,
чтоб сияла своей белизной,
молча, молча, без низменной
задушевности разливной.
Помнишь, в точке небесной
перед тем, как погаснуть, притих
взгляд подруги, прозрачной бездной
отгороженный от живых?
Как цветок, это облако сорвано,
но горит на рассвете в лучах.
Миг – всё в белое собрано.
Не гаси его в смертных речах.

Парочка – мимо. Она говорит: «Что-то зябну я».
Солнце за крышу двора закатилось монетного.
Вдох. Осознание внутрь-себя-вдоха внезапное.
Хватишься – нет его.

Как впечатлённость в живое и долгое выпросить
право на поднятый всеми ресницами занавес,
если бессилен прочесть и тем более выразить
эту светайнопись?

Просто восславь переливчато-зыбкое, краткое
небо – под ним ничего нерождённого
нет и пустого – и радуйся появленью украдкою
слова подённого.

Просто пройди, как прошли эти двое, в далёкое,
чистое и безраздельное, в праздном радении
не оглянувшись продлить любопытство двуокое.
Хватишься – где они?

По пути

И спросил себя в печали я:
«Ты куда, бродяга, далее?
Раз, два, три, четыре, пять,
я иду тебя искать».
От ДК, что Крупской имени,
шёл я, день темнел, а именно:
день заболевал сыпным
снегом сонным и слепым.
Тифо-тихо, но всё более
становясь душой весёлее,
с днём померкнувшим вразброд
шёл я задом наперёд.
Шёл, и шёл, и вдруг, овеянный
шёлком музыки, содеянный
ею, я нашёл себя,
сущность жизни полюбя.
И сказал, очнувшись в склепе я
своего великолепия:
«Всем со мною по пути,
кому некуда идти».