Искупление
Метели путь мой заметали,
Но вывел к дому огонёк.
Меня встречая, в чёрной шали
Старуха вышла на порог.
Пустила молча на ночлег
И постелила, словно сыну,
И понял я её кручину,
Как самый близкий человек…
Нисходит озаренье свыше,
Когда сбивает вьюга с ног.
Вдруг голос матери я слышу:
«Вернись на родину, сынок».
Пусть тучи нависают низко,
Я вижу в темноте огни.
Иду с молитвой материнской:
«Сынок, Господь тебя храни!»
Когда дороги жизни пройдены,
Тогда дойдёшь до глубины.
И возвращение на родину —
Как искупление вины.
Святому поклонюсь распятию
И на родной порог взойду.
И на колени перед матерью
Я блудным сыном упаду…
Родник
Я воду пил из родника,
Обняв замшелый сруб.
Срывались каплями века
С моих дрожащих губ.
И на меня смотрела Русь
Из бездны, словно миф.
На материнский лик молюсь,
Колени преклонив.
Исток обжёг устами струй
Горючих русских слёз.
Земли родимой поцелуй
Так я в душе унёс.
Русская душа
Зима. Год сорок пятый. Русь.
Война идёт к закату.
И трудно верить в «Gott mit uns»
Немецкому солдату.
Несладко и ему в плену:
Морозы, снег и голод.
Он понимал свою вину,
Ведь был уже немолод.
Белели из берёз кресты
В безмолвии суровом.
И до деревни полверсты
Добрёл он по сугробам.
Ввалился в избу, как скелет,
Худой и несуразный.
По похоронке на столе
Всё немец понял сразу.
У горя милостыню ждать —
В боль сыпать соль солонкой…
Но поднялась седая мать,
Как тень, над похоронкой.
Сказала: «Погоди, сынок…»
Рукой в набухших жилах
В солдатский мятый котелок
Краюшку положила…
Проруха
Гудела когда-то
Затонная тишь.
Закатом объято
Семь сгорбленных крыш.
От жалости сжалась
Живая душа.
Деревня осталась —
Дорога ушла.
Вздохнула старуха:
«Господь, ей прости,
Что с нашей прорухой
Не по пути».
«Лёгкая смерть»
Лёгкой смерти для мамы я у Бога молил.
Видеть муки её больше не было сил.
Бог услышал меня — мать ушла в мир иной,
И с тех пор мою душу оставил покой.
Не могу той мольбы сам себе я простить.
Пусть в мученьях, ещё ведь могла бы пожить
На земле для родных, ну хотя бы немного…
И зачем лёгкой смерти молил я у Бога!
Так терзает бессонною ночью вина.
И простить меня может лишь мама одна.
Молитва
Помню, я смеялся над бабкой,
Уверял её: «Бога нет!»
И крестилась она украдкой
На божницы закатный свет.
Так бывало: лишь рассвело,
Я глаза открывал. «Да спи ты!» —
Бабка день начинала с молитвы
И молитвой кончала его.
И мне это смешным казалось.
С той поры прошло много лет.
Одна в доме она осталась.
Все разъехались. Помер дед.
Детство светит магнитным светом.
По нему сверяем судьбу.
Потому пришёл за советом
Я в родную свою избу.
Поклонившись с порога бабке,
Шапку снял я и, сев на скамью,
Под иконами в красной рамке
Всю родню увидал свою.
В притолоке качнулось,
Тихо скрипнув, для зыбки кольцо.
И знакомо вдруг усмехнулось
Мне со снимка моё лицо.
За окошком метель бесилась.
Тёмен ликом был скорбный Спас.
Здесь святая душа молилась
За её позабывших — нас.
Богоматерь смотрела с мукой.
Сердце сжалось от боли в комок…
Помолись, родная, за внука,
Чтобы верой спастись он смог.
Не согреет рябина…
«Гой ты, Русь моя!» Выть твоя горем засеяна.
Глотку волка сдавила капканом тоска.
На торги выставляют удавку Есенина.
Обнищала душа — и пошла с молотка.
И продать, и купить можно всё в идеале.
«Смерть поэта», как нефть, подскочила в цене.
В разорённой стране есть «Страна негодяев»,
Где калифом навек бизнесмен на коне.
А народу осталась одна лишь отрада.
И покорно он вздёрнут на телеигле.
Прёт на нерест её голубая отрава.
Открестясь от чертей, плачет ангел во мгле.
Не согреет рябина, огарком сгорая.
Пляшет ветер, а дьявол играет в дуду.
Лучше в петлю! Не надо за доллары рая.
«До свидания, друг мой!» —
«До встречи в аду».
Если в Бога не веришь, молиться нелепо.
В каждом мальчике чёрный живёт человек.
Задыхаясь, ногтями царапаем небо.
И на землю извёсткою сыпется снег.
Холм могильный
Мне опять живой приснилась мать.
Подошёл, хотел её обнять.
Но она растаяла во мгле.
И не стало мамы на земле…
Мама умерла в начале осени.
Пожелтев, берёзы листья сбросили…
Снег теперь хранит её покой
Долгою холодною зимой.
А весной ей птицы будут петь,
Летом сосны на ветру шуметь.
На могилу осенью приду.
День в гостях у мамы проведу.
Молча по душам поговорим
До вечерней сумрачной зари.
И всплакнёт берёза надо мной,
Осыпая золотой листвой…
Холм могильный, фото и ограда.
А душа-голубушка — крылата!
От несчастий сохранит навек
Крыльев материнских оберег.
Погост
Высокий холм вздымается в крестах.
И слёзы застывают на глазах.
Богатый смерти выдался покос.
Родней села становится погост.
Качнусь от горя я — без водки пьян.
И поминальный уроню стакан.
Скрестила руки на груди родня
И ждёт не в гости — насовсем меня.
Ожидание
Золотые сердечки берёзы
Засыпают могильный холм.
Вспомнил я материнские слёзы
И родительский старый дом.
Не вернуться мне больше туда.
Впору сердцу с тоски разорваться!
Не прощу себе никогда
То, что с мамой не смог попрощаться.
У могилы повинно стою.
Душу ломит невыносимо!
Где ж ты, мама? Наверно, в раю
Золотым своим сердцем ждёшь сына…
Родня
Срок настанет — и родня
Хоронить пойдёт меня.
На горé стоит погост.
Он крестами в небо врос.
Крепче нет его корней.
Мёртвые живых родней.
Тихо мать вздохнёт: «Сынок,
Снова ты под сердце лёг».
Всё в душе
Скоро к Богу уже.
Скарб я нажил большой.
Унесу всё в душе.
Ничего за душой.
Знал морозный я зной.
Пел про холод огня.
Золотою казной
Лес осыпал меня.
Переломится свет.
Лягу я средь корней…
Был поэт или нет?
После смерти видней.
Опубликовано в День и ночь №1, 2020
