Рецепт для солдата
Было это в середине шестидесятых. Отец мой стал инвалидом на войне. Пробита фашистским осколком голова и ранена рука. А тут еще одна напасть. Неожиданно отец стал плохо видеть. Врачи разводили руками. Совершенно было непонятно, с чего бы это так резко стало ухудшаться зрение и как это лечить. Прослышали, что в поселке Тирлян близ города Белорецка работает некий ссыльный доктор из Ленинграда. И вроде многих излечивает. Не знали, верить или нет, но деваться некуда. Ведь дошло до того, что отцу без поводыря из дому невозможно было выйти. Вернувшийся живым с фронта, отец никак не хотел попасть в плен слепоты. Поехали в Тирлян. Поводырем был я, тогда школьник. Нашли ссыльного, им оказался пожилой уже доктор Голубинский, работавший ранее в Ленинграде, известный в своих кругах окулист. Осмотрел отца. Похмыкал. И вдруг заявил: «Будешь видеть, солдат!» Отец взволнованно спросил: «Операцию какую надо или рецептами на лекарства обойдемся?» Доктор снова хмыкнул: «Рецепт простой: в Белорецке на пивзаводе будете брать свежие пивные дрожжи и принимать каждый день по полстакана. Только не увлекайся, солдат», – добавил он.
Когда вернулись домой, мама отнеслась очень недоверчиво к предложенному лечению. Но делать нечего, ведь другие врачи ничем не смогли помочь. Прошел месяц, и зрение вернулось, а отец забыл про свою беду. А опального доктора Голубинского он помнил до конца своих дней. Помню и я, хотя прошло уже почти шестьдесят лет.
Память о фронтовике
Было это в самом конце пятидесятых годов в городе Белорецке. Ютилась наша семья вшестером в одной комнатке. Жилось нам небогато. Да еще папа взял ссуду на строительство дома. Нужно было вовремя расплачиваться, чтобы проценты не набежали. На еду нам хватало, вот с одеждой было похуже. Училась моя сестра Венера в восьмом классе. Ходила она в латаном-перелатаном пальто, из которого давно уже выросла.
А в классах постарше училась девочка, имени её я уже не помню, помню только то, что была она очень рослой. Отец её был народный судья Желобецкий Гаврила Михайлович. Как-то увидел он у школы мою сестру в ветхом пальто, зашел к нам и предложил пальто своей дочки, из которого та уже выросла. «Вымахала быстро моя девчонка, – сокрушался он, – даже не успела и месяца пальто поносить. Возьмите, вашей дочке-отличнице как раз будет», – мягко предложил он. Но папа заупрямился и почему-то наотрез отказался от подарка, хотя не только сестре, но и маме очень хотелось, чтобы сестра ходила в нормальном пальто.
Но Гаврила Михайлович тоже оказался упертым. Заявил, что не выбрасывать же пальто. «Не для того я воевал, чтоб одни ходили в изношенном пальтишке, а другие выбрасывали вполне добротную одежду», – завершил он. «Стоп-стоп-стоп, – начал возражать отец, – вы ж народный судья, как и в каком кабинете вы могли воевать?»
«Ах, вот в чем дело!» – понял, наконец, Гаврила Михайлович, обратив внимание на фотографии на стене, где отец был в военной фронтовой форме. И вдруг перешел на ты: «Что ж, солдат, ты думаешь, я в тылу отсиживался, деньги зарабатывал на пальтишко, пока ты воевал, а теперь откупаюсь одеждой? Я, браток, фронтовой артиллерист – ещё мальчишкой попал на Юго-Западный фронт под Москвой. Меня тогда подносчиком снарядов поставили, ох и пекло было!»
«Ого! – вскочил отец. – Тогда ведь нашей коннице досталось от фашистов, если б ваша артиллерия вовремя не вмешалась, почти целая дивизия запросто могла погибнуть!» И протянул Желобецкому руку, тот приобнял отца. Бывшие фронтовики разговорились.
В конце концов дело закончилось тем, что за какую-то малую сумму пальтишко было приобретено.
Давным-давно уже износилось то детское пальто. Выросла моя сестра Венера, у нее самой появились дети и внуки. Судью городского суда Желобецкого вскоре после этого случая избрали членом Верховного Суда Башкирии, где он проработал четверть века. И вот уже много лет как его не стало. А добрая память осталась.
Чудесная птица для Победы
Было это на втором году Великой Отечественной войны. Пришла в семью Габдулхая похоронка на старшего брата, на сероватой бумаге пришла черная весть: погиб. «Смертью храбрых», – так было напечатано бездушным типографским шрифтом. А брат Габулхаю вместо отца был. Отец их рано умер, так что пришлось хлебнуть горюшка полными ложками. «Как же они, проклятые фашисты, погубили такого человека?» – горевал Габдулхай.
Всю долгую ночь ворочался он с боку на бок, а наутро – бегом в военкомат, проситься добровольцем на войну, хотя была у него бронь от призыва. По пути заскочил к матери. Боялся её слез и возражений. Лицо её и в самом деле было заплаканное, но она неожиданно сказала: «Если решил, то иди, сынок». В военкомате заявление приняли, пообещали без проволочек рассмотреть. Но жена Ханифа непатриотично возмутилась и сказала: «Не пущу». Габдулхай засмеялся, ответил: «Я быстро вернусь, только отомщу за брата». Тогда жена сбегала и привела своего брата Камиля, только что вернувшегося с фронта. Тот показал ногу без ступни – оторвало осколком фашистского снаряда. Камиль стал увещевать Габдулхая: «Уймись, зятек, ведь бронь у тебя от призыва, не бросай сестренку, да и сыну же у тебя лишь два годика. Подумай! Посмотри на соседа, ведь он не рвется в бой, а у него такая же бронь, как у тебя!» Но Габдулхая было уже не унять. Тогда уже гремела слава о башкирской кавалерийской дивизии. Туда он и попросился. Повестка пришла быстро. Мать на прощанье отломила краюху хлеба, по древней башкирской традиции дала сыну надкусить и остаток спрятала. Сказала: «Верю, ты обязательно вернешься, улым, к этой краюхе. Она тебя притянет домой живым».
Попал Габдулхай и в самом деле в кавалерию. Только не в башкирскую дивизию, куда мечтал, а в гвардейский кавалерийский казачий корпус Доватора, про которого Гитлер насмешливо сказал немецкому полководцу Гудериану: «Брыкание коней Доватора не дает танкам Гудериана двигаться». Попал-то, вроде бы, куда и просился, да только у казаков свои порядки. Признают они только своих. Привели Габдулхая на конюшню. «Смотри, – говорят, – башкир, это кони, на них и воюем. Видал когда-нибудь таких животных?» – «Видал», – отвечает. «А влезть-то сможешь?» – «Смогу». Собрались казаки, смотрят. А коня дали строптивого, чтобы новичок не задавался. Кубанским казакам некие башкиры неведомы. Уважают казаки лишь тех, кто от коней не шарахается.
А Габдулхай-то вырос в деревне при лошадях. Его отец умер рано, вот и пришлось с семи лет работать. Зимой спилят старшие в лесу дерево, погрузят на волокушу, прицепят к коню, а Габдулхай хватает его под уздцы и в деревню, куда прикажут. Все, как по Некрасову, в студеную зимнюю пору. А летом уже по Тургеневу. Приходилось сутками пасти лошадей. Так и вырос при лошадях, разных пришлось повидать. И тут понял он, что конь непростой. Но деваться некуда. Казаки уже гогочут, ожидая веселого представления. А Габдулхай не так-то и прост: вскочил на коня, проехался, пришпорил – и вперед рысью и галопом. Казаки примолкли. Один из них сплюнул разочарованно: «Вот бисов москаленок». А седоусый старшина Коноваленко поправил: «Це казак, а не москаленок». Никто спорить не стал. Габдулхая признали своим. Дали коня, правда, другого, не такого строптивого.
А однажды в бою, в котором отличился Габдулхай, захватили великолепных лошадей. Вот ему и доверили выбрать себе скакуна. Выбрал он себе огненной масти. Красив конь, но злобен. «Чисто фашист», – подтрунивали бойцы. И кличку ему дали – Тигр. То ли из-за свирепости, то ли по названию немецкого танка. Но вскоре конь все же смирился и сдружился с новым хозяином. Может, понял, на чьей стороне правда. А может, просто хозяин понравился.
Прошло время, и кавалерийский корпус стремительно прорвался вглубь Германии. А полевая кухня не всегда поспевала за наступающими. Однажды её не было более суток. Зато сержант Трифонов где-то раздобыл спирт и даже нашел самовар. Разбавили спирт – чем не водка? И стали голод заглушать этой водкой, залитой в самовар, чтоб никто из офицеров не догадался. Командир эскадрона капитан Салтановский заметил шатающихся бойцов. Оправдываясь, сказали, что от голода мотает. Капитан срочно связался с командованием, оказалось, что кухню разбомбили. Руководство пообещало что-нибудь придумать.
И прислали сотню кур и несколько сотен яиц. А повара-то нет. Нашлись лишь пустые, черные от копоти котлы. Что делать с курами? Капитан кинул клич. Но никто из эскадрона никогда не кашеварил. Тогда Габдулхай вспомнил, как в деревне бабушка готовила кур. Взялся решить проблему, попросив в помощь трех бойцов. Капитан дал бойцов, но при этом недоверчиво покачал головой, дескать, деваться некуда – действуй. Габдулхай разбил куриные яйца, хорошенько взбил их и показал казакам, как готовить птицу: отделяем кожицу от тушки и заливаем внутрь взбитые яйца. Один из бойцов жаловаться к старшине: «Совсем рехнулся с голоду Абдулка».
Вчетвером справились с этими курами. А вечером бойцы наконец-то собрались за импровизированным столом и наслаждались едой, оказавшейся необычайно вкусной. Сказка, да и только! Спать легли сытыми.
Наутро капитан Салтановский построил эскадрон. «Гвардии рядовой Мулюков! Выйти из строя!» – прозвучала команда. Габдулхай вышел перед построившимся эскадроном. «За выполнение важного задания объявляю благодарность!» – «Служу Советскому Союзу!» – бодро ответил Габдулхай. Тогда уже две медали «За отвагу» украшали его гимнастерку. «К победе приближают не только шашки, пули и гранаты, но и боевой дух и здоровье бойцов. Надо не только уметь бить врага, но и не дать пропасть боевым товарищам, – продолжил командир. – А как называется эта волшебная курица?» – вдруг тихим голосом спросил капитан. «Тултырылган тауык!» – ответил Габдулхай. «Товарищи гвардейцы! – обратился капитан к конникам, – до победы осталось совсем немного. Желаю всем вернуться домой живыми-здоровыми и вспомнить наших товарищей и вот этого самого чудного, – тут он слегка запнулся, но четко произнес, – …тултырган таук!»
Отгремели победные залпы, вскоре Габулхай вернулся домой. А дома ждала мама, любимая жена, а на столе — тултырылган тауык и краюшка хлеба.
Опубликовано в Бельские просторы №5, 2021
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!