Литературный сценарий короткометражного игрового фильма
Надвигается туман. Ночь, но с высоты заметно, как он поглощает неказистый, будто состарившийся дачный посёлок в лесу. Квадраты тёмных крыш, полосы безлюдных улиц проплывают внизу, будто следят за ними с птичьего полёта Птичка возится в клетке. Мерно стучат часы. Настя смешивает пасьянс, который она только что раскладывала. Переодевается ко сну. Дрябловатое тело, морщинистая шея — Настя не молода…
Настя гасит керосиновую лампу. Бухается в кровать — та отвечает ей железным лязгом. Настя укрывается одеялом, и ещё одним сверху, но уже без пододеяльника.
Некоторое время Настя лежит с закрытыми глазами. Потом открывает глаза и с упрёком обращается к темноте:
— Гады! Какие же вы все гады!
Темнота не отвечает, хотя Настя вроде бы ждёт ответа.
Вдруг вспыхивает абажур под потолком. Комната тут же меняется, будто съёживается от яркого света. Проступает неопрятность вылинявших обоев, старомодность мебели, теснота комнаты.
От света испуганно заметалась птичка в клетке.
Настя, щурясь, встаёт, накидывает на клетку платок.
Из неказистого одноэтажного дома доносится щёлканье выключателя.
Над дверью крыльца жёлтым расплывающимся светом загорается лампочка. Выходит Настя в накинутой на плечи куртке.
Настя дергает за веревку. Раздается бой корабельной рынды, висящей над перилами. Настя кричит в темноту:
— Полночь! — Добавляет тихо: — Свет дали, идиоты.
Изо рта Насти вырывается парок.
Он похож на туман, который за пределами крыльца обступает дом.
Поёживаясь, Настя уходит обратно, в дом. Свет на крыльце гаснет. Но мы всё равно можем рассмотреть упавшее дерево. Оно вырвало из земли, подняло к небу свои скрюченные корни недалеко от дома.
А вокруг стоят другие деревья, шевелят проступающими из тумана жёлтыми листьями. Листья шелестят по жестяным крышам пустых домов, летят к земле. Бегут по улице дачного поселка, брошенного на зиму и забытого, стучатся в мёртвые окна чёрных домов, утопающих в тумане.
Нет, не все дома брошены, ещё два огонька, ещё два дома светят сквозь туман окошками неподалеку.
Одно окошко поближе.
Огонёк слабый, зыбкий, как от свечи.
Горит свеча на столе, освещает просторную комнату. Очень чисто, мебели почти нет. По углам стоят сумерки. Тлеет лампадка перед образами.
Маргарита — у неё немолодое, красивое, чистое лицо — в лёгкой ночной рубашке лежит на кровати, смотрит на свечу.
— Не думала, что это будет так, — негромко говорит Маргарита.
Ей не отвечают, но в комнате есть кто-то, кого мы видим весьма смутно и неясно. Но этот кто-то наблюдает за тем, как Маргарита закрывает глаза. Затем, как она будто бы засыпает.
И опять мерно стучат часы. Шевелится в клетке под платком птичка. Темно.
Настя под двумя одеялами, верхнее без пододеяльника, спит в своей постели.
Вдалеке раздается резкий нестройный звук музыкального инструмента — блок-флейты. Один раз, другой…
Настя открывает глаза, прислушивается. Тихо. Настя опять закрывает глаза.
А за окном слышен бархатный, но очень громкий голос Элвиса : «Love me tender, love me sweet, never let me go…»
Настя ошеломлённо привстает. Прислушивается. За окном тихо. Настя недовольно хмурится. Опять ложится.
И тут за окном взрывается бодрая мелодия. Это Битлз!
Настя зло одевается, когда за окном слышен надсадный мучительный кашель. Затем — осторожный стук.
— Ну? — выглядывает Настя.
Под окном стоит Феликс Петрович, немолодой мужик в ватнике:
— Пойдем, а? Не нравится мне это. Посмотрим, чего там у неё. И почему.
Настя отвечает насмешливо:
— Сходил бы один. Ты же, вроде, сторожем здесь, не я.
— Ладно тебе, пойдем, а? — Феликс зашёлся в кашле.
Настя впереди, за ней следом Феликс, идут по тропинке между домами.
Настя переступает упавшее дерево, спотыкается, падает. Обращается к Феликсу с упреком:
— Ты мне когда с деревом поможешь?
Феликс отвечает в тон:
— А ты мне когда рукав пристрочишь? Второй год жду, между прочим!
Феликс протягивает Насте руку, чтобы та опёрлась, вставая. Настя руку не берёт. Оба продолжают идти к дому Маргариты.
— Всё лень твоя поганая! Трудно за пилу взяться, — привычно покусывает Настя.
— Да и я у тебя не смокинг прошу! — привычно отбивается Феликс.
Они уже рядом с домом Маргариты. Настя стучит в освещённое окно:
— Маргарита Николаевна! Ритусь! Маргарита!
Из дома не доносится ни единого звука в ответ.
— Ну вот. Я же говорил. Я чувствую, что-то не так, — Феликс встревожен, но рад одержанной над Настей крохотной победе.
Настя заглядывает в комнату.
На столе возле догорающей свечи лежат чужие в этой обстановке модные тёмные очки. Настя замечает их, но сейчас её занимает другое.
— Маргарита? — Настя переступает порог.
Маргарита лежит на кровати с закрытыми глазами. Не дышит. Настя подходит к ней ближе. Наклоняется над ней:
— Рита, ты чего? — Настя понимает, что Маргарита мертва. Отшатывается. Машинально крестится. Тяжело опускается на стул и бьет себя кулаками по коленям: — Почему?! Почему?! А как же я? Как же я теперь?
Тем временем в комнату проскальзывает Феликс. Увидев мёртвую Маргариту, пугается:
— А я слышу, ты говоришь… Я думал, ты с ней… А она вон… Что же теперь… Как теперь быть-то?
Феликс хватается рукой за сердце.
Настя направляется к шкафу, по-хозяйски открывает дверцу. Капает в рюмку, протягивает Феликсу лекарство:
— Эй, ты мне смотри! Ты давай не умирай! Не время теперь.
Феликс послушно пьёт лекарство. Тут же берёт в руки бумагу со стола:
— Это тебе. Записку тебе оставила, видишь… Ой, я не могу.
Настя про себя читает записку. По лицу видно, что она в недоумении.
Чуть пошевелилась дверь чулана. В доме есть ещё один человек, о присутствии которого ни Настя, ни Феликс не догадываются.
На рассвете Настя и Феликс в сарае покойной Маргариты. Оттуда доносится голос Насти:
— Не украли же его! Давай ищи! Не в дом же она его затащила.
Обескураженный Феликс выходит из сарая. Осматривается. Заходит за угол. Выводит оттуда старый велосипед:
— Нашёл!
Настя выходит из сарая:
— Даже под навес не спрятала? Я ей сто раз говорила…
— Может, ездила на нем? — Феликс выводит велосипед на улицу.
— Когда?! Вчера?! Раньше думай, потом говори. Её уже дня три было не видно.
— Ладно. Я поехал, — Феликс нажимает на педали, трогается.
Настя кричит ему вдогонку:
— Приезжайте поскорее! Мыла мне купи!
Феликс отвечает ей негромко, про себя:
— Разбежался… Маркиза…
Феликс съезжает с горки и скрывается за поворотом.
Мёртвая Маргарита по-прежнему лежит в своей кровати. Но в комнате светло. Свеча убрана.
Настя у стола, запинаясь, читает по старой книжке. Ей скучно и непонятно:
— «Блаженны непорочные в пути…»
Настя переводит взгляд на ящик комода. Продолжает заунывное чтение:
— «Блаженны непорочные в пути, ходящие в Законе Господнем, блаженны изучающие откровения Его, всем сердцем…»
Настя оставляет книгу. Ящик комода больше интересует её. Она открывает его. Достаёт оттуда кошелёк.
И опять из чулана за происходящим наблюдает кто-то неизвестный.
Настя пересчитывает деньги. Вынимает из кошелька несколько бумажек, прячет их в свой карман. Положив кошелёк на место, возвращается к книжке.
— «Открой очи мои, и уразумею чудеса от закона твоего. Пришелец я на земле… — Что-то заставляет её повторить другим тоном: — “Пришелец я на земле”».
Настя в задумчивости закрывает книгу. Смотрит в окно.
За окном на лужайке ходит вокруг колышка коза.
— Пришелец я на земле, — ещё раз повторяет Настя.
Коза равнодушно пощипывает траву.
Вечер. В той же комнате молодой милиционер в форме пьёт молоко из кринки, которую ему дала Настя.
Тем временем врач со стетоскопом на шее отходит от кровати, где лежит Маргарита и говорит милиционеру:
— Признаков насилия нет. Думаю, сердечная недостаточность. Точнее — при вскрытии, — затем обращается к Насте: — Где её вещи?
— Какие вещи?
— Узелок, во что облачать покойницу. Она собирала.
Настя пожимает плечами:
— Не знаю. Я посмотрю.
Во дворе дома Маргариты стоит «газель». Врач, Феликс и милиционер грузят в кузов тело Маргариты.
Настя внимательно слушает, как Феликс ласково обращается к милиционеру:
— Ладно, Илюшенька, продукты мы заберём, а дом как же?
— Дом опечатаем. До весны под твою ответственность, Феликс Петрович, — веско отвечает милиционер.
— А весной чего?
— Это уж как наследники решат. Может, отдыхать сюда приедут. Или продадут.
— Кто сюда поедет? Как дорогу размыло, мы как на острове. Сам знаешь.
— Знаю. Ты радуйся, Петрович, что размыло. Гостей поменьше.
Настя с книжкой догоняет врача, собирающегося сесть в кабину:
— Мне Рита записку оставила, вроде как завещание «по одной главе в день читать», так я Псалтырь читаю, правильно?
— Правильно. До сорокового дня читать нужно. Сможешь?
— Чего не почитать? Конечно, смогу. Я ж её любила.
— Рита не просит всю Псалтырь читать. Только одну кафизму, но каждый день.
— Одну так одну, мне всё равно… Федорыч, а кафизма — это что такое?
Вместо ответа врач с сомнением смотрит на Настю.
«Газель» уезжает по разбитой дороге. Настя и Феликс смотрят, как она скрывается за поворотом. Настя горько замечает:
— А Рита мне, как полегчает, распилить дерево обещала… Ой! — спохватывается она. — Я же мыло в доме не взяла!
— Человека хоронить везут, а ты всё о мыле, — ядовито отвечает Феликс.
— А чего ты мне его из посёлка не привез? Газетки свои привёз, а мыло? Как я стирать буду?!
В сарае тепло и светло.
Настя доит козу. Та иногда блеет. Настя ей отвечает:
— Ну, Эсмеральда, чего злишься? Молока мало? А ты постарайся. Ну, ещё, ещё капельку. Плохо. «Неуд». Недовольна? Ладно, пожалею. Ставлю «удовлетворительно».
Настя отходит от козы. Переливает молоко из ведёрка в пластиковую бутылку из-под пива. Оставив бутылку, выходит из сарая.
На Настиной кухне на газовой плите стоит кастрюля. В ней что-то кипит. Настя выключает газ под кастрюлей. Выходит.
Настя входит в сарай. Останавливается в недоумении.
Бутылки с молоком на месте нет.
Настя машинально заглядывает в ведёрко. Ведёрко пустое. Настя осматривается, отодвигает скамеечку. Прекращает поиски — она поняла, в чём дело! Быстро выходит из сарая.
Феликс в очках у стола, на котором расстелена газета. На газете разложены три кучки гвоздиков — маленькие гвоздики, гвоздики побольше и шурупчики. Феликс разбирает гвоздики на кучки. Рядом стоит банка с разномастными гвоздями и кучка высыпанных из этой банки не разобранных гвоздей.
Входит разгневанная Настя:
— Я всегда знала, что ты на это способен.
Феликс следит за Настей непонимающим взглядом.
А Настя уже поднимает ширму, окидывает взглядом полки. Заглядывает под стол. Молока нет нигде! Настя зло выпрямляется. Смешивает все три кучки гвоздей.
У двери она останавливается:
— И чтобы больше никогда! — Захлопывает за собой дверь.
Феликс так ничего и не понял, и только после ухода Насти начинает обижаться.
Солнечный погожий день.
Феликс выходит на веранду. Садится в кресло-качалку. С видимым удовольствием раскрывает новую пачку сигарет. Вставляет сигарету без фильтра в мундштук. Ещё не прикурив, протягивает руку к столу, пытается нащупать газету. Вот незадача, газеты на месте нет!
Феликс кладёт мундштук рядом с пачкой сигарет на перила веранды.
Уходит в дом.
Чья-то рука забирает с перил сигареты.
Феликс с газетой в руках возвращается из дома на веранду. Садится в кресло-качалку. Его рука шарит в поисках сигареты. Теперь нет сигарет! На лице Феликса отражается мыслительный процесс.
Настя верещит:
— Как ты смеешь?! В моём доме!
Феликс тем временем переворачивает всё в доме Насти верх??? дном.
Летят в стороны вещи из шкафа. Сыплются стопки книг.
Настя продолжает орать:
— Я, между прочим, завкафедрой! А не разбери поймёшь кто!
Феликс, тяжело дыша, прекращает обыск и шипит с тихой злобой:
— Сука! — выходит, с силой хлопая дверью.
Настя провожает его царственным негодованием:
— Герострат!
Феликс, застёгивая штаны, выходит из деревянного нужника. Замирает на месте. Он с возрастающим страхом видит, как в запертом доме Маргариты сквозь забитые ставни мелькает свет.
Феликс продолжает вглядывается в окна. Но там уже темно.
В комнате Маргариты темно, почти ничего не видно. Снаружи доносятся звуки шагов и голосов Насти и Феликса. Иногда слышно покашливание Феликса. Приближается ироничная речь Насти:
— Да, сама выпила и сама забыла, — и добавляет, кривляясь, очень простонародно: — Чегой-то у меня память напрочь отшибло.
Ей отвечает голос Феликса:
— Говорю, не пил! Нужно мне твоё молоко!
В комнате происходит едва уловимое движение, кто-то ныряет под кровать.
Слышно, как открывается замок. С электрическим фонариком в руках входит Настя. За ней Феликс. Свет фонарика бродит по столу, по пустой кровати, по стенам.
— Что, убедился? — насмешливо говорит Настя.
— Неспроста это. Неспроста. Надо бы здесь святой водой покропить, — неуверенно отвечает Феликс.
Кто-то неизвестный из-под кровати видит, как ходят по комнате ноги Насти и Феликса. Слышит Настин голос:
— Наследники приедут. Они и побрызгают.
— Пошли, Анастасия! Мне эта темнота как-то… Будто здесь кто есть.
Настя не согласна:
— Флейту? Тебе-то зачем, ты играть не умеешь? И вообще. Не позволю!
— Жалко, да? Дудочку жалко? На память. Как она играла, помнишь?
— Я при исполнении.
— Если бы я у Риты попросила, как думаешь, она бы дала?
Прыгает в клетке птичка. Настя стоит перед зеркалом с блок-флейтой в руках. Пытается извлечь из инструмента звуки. Получается несвязная мелодия, скорее, тоскливые нестройные звуки.
Настя с флейтой ходит по дому. Выходит на крыльцо.
Звуки становятся всё тоскливее. На эти звуки к крыльцу подходит Феликс. Сочувственно слушает. Затем произносит:
— Зачем ты так? Хватит. Нет её.
Настя презрительно наблюдает, как Феликс, шаркая, уходит. Уже у калитки Феликс ещё раз роняет с горечью:
— Кончилась музыка.
Настя упрямо пытается играть.
Нестройные звуки ещё звучат в ушах Насти, когда она вяло дочищает картофелину. Через силу бросает её в кастрюлю с кипящей водой. Не помыв руки, с ножом в руке идёт из кухни в чулан.
Садится там на ящик. Сидит, прислонившись к стене, закрыв глаза, всё ещё слушая.
Наконец она открывает глаза, оглядывается вокруг. Всё мрачно. Одиноко. Ненужно. Настя выпускает из рук нож и достаёт с полки моток бельевой веревки, ловко разматывает его.
Залезает на табуретку. Делает петлю на конце веревки и надевает её себе на шею. Настя стоит с петлёй на шее. Улыбается:
— Как всё просто. Всё просто. И ничего нет. Ни-че-го.
Она собирается перебросить другой конец веревки через балку…
Вдруг до слуха Насти долетают непонятные металлические звуки, доносящиеся к ней из комнаты….
Настя изумляется. Спускается с табурета и крадётся в комнаты.
Саша, молодая разбитная девушка, почти подросток, стоит у плиты и ест ложкой со сковороды.
Настя в дверях наблюдает за ней. В волосах Саши заметны тёмные очки, которые Настя видела в доме Маргариты, а потом забыла о них.
Заметив хозяйку дома, Саша начинает метаться, ищет, как можно сбежать. Поняв, что бежать некуда, возвращается к плите и стоит там с ложкой в руке Некоторое время женщины рассматривают друг друга.
— Вам этот шарфик не к лицу, — говорит Саша.
Настя снимает с шеи верёвочную петлю:
— Ты умеешь есть, не чавкая на весь дом?
Настя сидит за столом. Она штопает носок, слушает Сашу, поглядывая, как та ест и говорит без умолку:
— …Отчим приходит пьяный а младенчик орёт будит его тут ещё соседи сверху устроили потоп отчим и их побил тоже а они всё равно денег не дают говорят мне Сашка твой отчим сволочь трамвайная меня Сашей зовут.
Настя отвечает тускло:
— Ешь.
— А квартиру свою отчим сдал но неудачно квартиранты мебель вывезли и междугородних натрепались на пять с половиной тысяч тут он совсем озверел не только меня но и мать избил только младенчика пожалел всё-таки сын.
— Так и будешь трещать? Ты молчать умеешь?
— Не то слово! Обожаю молчать! Я не человек — могила!
Саша внезапно оставляет еду, вскакивает с места. Раскрывает клетку с птичкой, ловко хватает её и вытаскивает наружу.
— Ты что делаешь? — приходит в себя Настя. — Не вздумай! Положи обратно!
— Да-да, конечно, — Саша выпускает птичку обратно в клетку. — Просто я птиц очень люблю.
Настя смотрит исподлобья:
— Ты поела?
— Поела. Очень вам благодарна. Перед тем я три дня…
Настя не даёт Саше закончить:
— Всё. Поела. Уходи.
— Ага, — с готовностью соглашается Саша. — Можно я сахарку с собой возьму? Немножко. Три кусочка?
Ночь.
Настя в накинутой на плечи куртке выходит на крыльцо. Она берётся за верёвку рынды, но видит, что в углу на лавке, неловко поджав ноги, спит Саша.
Настя уходит в дом и возвращается с одеялом в руках. Накрывает им Сашу.
Феликс, привычно покашливая, бреется перед зеркалом.
Вдруг до него доносится звук пилы, вжик-вжик. И снова наступает тишина. Затем звук пилы возобновляется, теперь громче и уверенней.
Изумлённый Феликс, вытирая на ходу мыло, идёт на вжиканье.
Ещё из-за забора Феликс видит, как Настя и Саша двуручной пилой азартно пилят упавшее дерево. Стараясь перекрыть вжиканье, Феликс орёт:
— У нас всё-таки гости. Вы к кому, гражданка? С какой дачи?
Саша что-то отвечает, улыбаясь, но Феликс не слышит. Вместо неё криком отвечает Настя:
— Это ко мне! Кончились мои мучения! Без тебя обойдусь! — Насладившись произведённым эффектом, Настя оставляет пилу, говорит уже спокойнее: — Петрович, ты мне только Ритин дом открой! А то я там кофту забыла.
Феликс ухмыляется:
— До приезда законных хозяев — обойдёшься без кофты.
Уходя, Феликс оглядывается. Настя обмахивается, она запыхалась и не смотрит в его сторону. А Саша смотрит на Феликса. И улыбается.
Феликс усмехается в ответ.
Когда он скрывается из виду, Саша берётся за пилу:
— А что, без ключа в дом — никак?
— Да это он власть свою демонстрирует. Поганый мужик, скажу я тебе. Ох, препоганый… Сильнее тяни! Не видишь, пила ходит неровно.
— Пусть пила отдохнёт, ладно? — Саша срывается с места, бежит за Феликсом.
Дом Феликса полон предметами, которые он любит, которые рассказывают о нём.
Стену украшает вымпел, покрытый собранными им значками. На почётном месте висит доска, на которой под надписями «ворота», «насосная», «трансформаторная будка» и т. д. висят на гвоздиках ключи.
Половину полки занимает бутылка, внутри которой собран корабль с белыми парусами. А за стеклом буфета вместо посуды стоит коллекция ракушек и самодельных шахматных фигурок.
Феликс как раз готовится точить на маленьком токарном станочке очередную фигурку, но ему мешает приход Саши:
— А зовут вас Феликс Петрович, да?
— Да. Тебе чего нужно?
— Да мне ничего. Это вам нужно… Ведь это вам тётя Рита, Маргарита то есть Николавна, банки ставила, верно?
— Ну. Ставила.
— И вам становилось легче.
— Становилось. Легче. Значительно.
— А теперь банки поставить некому.
— Некому. Теперь. От этой маркизы… — Феликс безнадёжно машет рукой, — Пустота одна звенящая.
— Так, может, я к вам вечерком загляну? Банки поставим, обсудим текущий политический момент.
— Да ты подожди. Ты не уходи. Я тебя сейчас киселем угощу. Овсяным.
Феликс выходит.
Саша тут же снимает с доски ключ с карандашной надписью «дом Риты». Открывает пару ящиков. Бегло осматривает содержимое. Забирает из-за стекла буфета одну ракушку.
Слышны шаркающие шаги Феликса, он входит со стаканом киселя в руках.
Проходя по веранде, Саша трогает кресло-качалку. Та ещё раскачивается, а Феликс уже провожает взглядом уходящую Сашу:
— Так ты придёшь?
Саша на ходу оглядывается, улыбается:
— Зовут меня Александра. Можно просто — Санёк.
Настя и Саша в доме Маргариты. В её просторной комнате, светлой и чистой. У Насти в руках кофта:
— Маргарита была в этой пустыне Сахаре единственная, кто мог меня понять. Она могла и хотела понимать другого человека. Мою боль. Мои сомнения. Она знала, чем я живу. Она мне очень помогала.
Саша не спорит:
— Да, тётка была что надо. Она и своих всех любила, и чужих. Три сына и две дочки — это ж обалдеть!
— У Маргариты столько детей было?
— Ну! У неё вон внучка Любочка сейчас беременная ходит. Рита Николавна до прабабушки совсем чуть-чуть не дотянула… Они уже, наверное, и похоронили её.
Настя немного удивлена:
— А ты ей, что ли, родственница?
— Я же тебе говорю, я у неё жила. Все три дня, — Саша глядит прямо на Настю и спрашивает очень искренне и доброжелательно: — А тебя кто хоронить будет?
— Не знаю, — Настя не обижается, вопрос скорее ставит её в тупик. — Наверное, Феликс. Не знаю. Как-то не думала об этом.
Саша продолжает совсем по-детски:
— А где же твои дети? Перемёрли, что ли, все?
— Не перемёрли. Просто не родились — и всё. Так бывает. Четверо их не родилось.
— Аборты, что ли, делала? Ну и правильно. Правильно ты их убила!
— Почему убила? — Настя, наконец, немного уязвлена. — Почему, интересно, сразу — убила! Не убила, а… Так. И вообще… Это всё происходит на ранней стадии эмбрионального развития. Поэтому не надо произносить таких слов.
— Да ладно тебе. Туда и дорога. Убила — и молодец! Вот если бы мы не рождались, то нас становилось бы всё меньше и меньше. — Саша мечтательно улыбается. — И однажды нас не стало бы совсем. И земля была бы такая красивая без людей. Города бы стояли мёртвые. Не дымили, не орали, не воняли. А были бы деревья и птицы. И звери были бы, и моря, и озёра. И всё было бы такое красивое и спокойное без людей. Без нас…
Настя мрачно отворачивается.
Настя и Саша вместе вытряхивают одеяла.
По улице идёт Феликс с насторожённым лицом. Из-за забора молча наблюдает, как Настя и Саша, закончив вытряхивать одно одеяло, берутся за другое.
— Как вы себя чувствуете, Феликс Петрович? — звонко кричит ему Саша.
— Кто-то из вас украл у меня ключи, — с отчаянием выдавливает из себя Феликс.
Настя чувствует себя виноватой, а Саша отвечает весело, как ни в чём не бывало:
— Побойся Бога, Петрович! Какие ключи?
Феликс начинает нервно объяснять:
— От дома Николавны. Иначе им некуда… — не закончив фразу, хватается за сердце. — Я за них отвечаю. С меня спросят!
Саша наблюдает за Феликсом с интересом, как за животным в зоопарке. Настя чувствует себя виноватой:
— Иди сюда, Феликс. Я тебе лекарства накапаю. А Саша сейчас сходит к тебе. Поищет эти ключи. Может, найдёт? Иди, Сашка! Слышишь? Иди!
Настя помешивает суп, который она разогревает на плите. Феликс, сидя у окна, пьёт лекарство из рюмки. Всматривается в окно, ждёт Сашу.
— Я тебя сейчас супом кормить буду, — отвлекает его Настя. — Супу хочешь?
Не ответив, Феликс возбуждённо подпрыгивает:
— Идёт!
Входит спокойная Саша с ключами в руках:
— Эти? Так они на полу валялись!
Феликс облегченно вздыхает и счастливо улыбается. Настя виновато отворачивается.
Птичка прыгает по жёрдочке.
Настя перед иконой читает по той же старой книжке.
— «Сними с меня поношение и унижение, ибо я взыскал откровения Твои…», — Насте тяжело читать, она зевает, у неё закрываются глаза, она их с трудом опять открывает. — Да помоги же, Господи! — Продолжает чтение: — «Сними с меня поношение и унижение…»
Саша заглядывает в комнату, сочувствует:
— Насть, ну чё ты мучаешься? Плюнь. Завтра почитаешь. Какая разница, когда читать?
Настя секунду колеблется, потом продолжает чтение:
— «Я воззвал всем сердцем своим: услышь меня, Господи! Оправдания Твои взыщу. Я воззвал к Тебе: спаси меня!…»
Саша, фыркнув, уходит.
Саша ставит Феликсу банки. Феликс блаженствует. И делится знаниями и сомнениями:
— Неужто какие-то прохиндеи смогли бы отнять квартиру у завкафедрой?! И чтобы никто не помог?! И она не смогла отсудить?! Никогда не поверю.
— Это Настя сама так рассказывает? — интересуется Саша.
— Ну да. Мол, взамен они купили ей домик в дачном посёлке. Теперь она у нас безвылазно живёт и обижается на весь мир.
Саша поставила последнюю банку, укутала спину Феликсу тёплым платком.
— Какие у вас тут значки интересные. — Саша и вправду рассматривает значки на вымпеле.
— Почти пятьдесят лет собирал, — расцветает Феликс. — Мальчишкой ещё начал. А это я своими руками сделал.
Теперь Саша смотрит на корабль в бутылке.
— Прикольный корабль, — переводит взгляд на ракушки. — А это откуда?
Вечер. Настя смотрит в окно. Она ждёт Сашу. На столе две тарелки и кастрюля с супом.
— Да пошла ты! — внезапно злится Настя.
Наливает себе из тарелки супа, начинает есть. Не доев, оставляет ложку в тарелке, встаёт…
Настя стоит в темноте под освещённым окном, в котором видно, как Феликс показывает Саше альбом с фотографиями. Доносятся обрывки фраз. Феликса:
— Да, служил на флоте…
Саши:
— Я чай заварю…
Настя наблюдает эту картину с умилением.
Феликс вдруг появляется в полосатой тельняшке и бескозырке с лентами. Саша хлопает в ладоши, снимает бескозырку с головы Феликса, надевает на себя. Ищет зеркало, чтобы полюбоваться своим отражением.
У Насти меняется настроение. Она смотрит на эту семейную идиллию с ревностью и обидой.
Настя уходит. Ей вслед несётся смех Саши и Феликса.
Не нужно мне их! Так написано на лице Насти. И тут же — нужно, нужно…
Возится птица в клетке. Мерно стучат часы. Настя смешивает пасьянс, который она только что раскладывала. Начинает готовиться ко сну.
Настя гасит керосиновую лампу. Садится на кровать — та отвечает ей железным лязгом — и замирает…
Настя выходит на крыльцо в накинутой на плечи куртке. Дёргает за веревку рынду, та отвечает громким боем. Настя кричит в темноту:
— Полночь!
Нет, бой рынды и Настин крик не будят Сашу. Та и так не спала, с открытыми глазами лежала на боку, спрятав голову под подушку. Теперь она приподнимает подушку над ухом, прислушивается, смотрит в сторону Феликса.
Тот спит на импровизированной постели на полу. Лежит на спине и храпит, как рота солдат.
Саша опять прижимает к уху подушку. Потом со стоном встаёт, с одеялом и подушкой выходит в другое помещение.
Через минуту возвращается.
Укладывается на прежнее место и опять подушку кладёт не на кровать, а на голову.
В свете керосиновой лампы Настя сидит над старой книгой:
— «Сети грешников опутали меня, но закона Твоего я не забыл. В полночь я вставал славить Тебя…»
Светит солнце. Настя идёт за новостями к дому Феликса. А там, на улице, стоит милицейский газик. Уже знакомый нам милиционер отдаёт Феликсу батарейки для фонарика.
— Вот спасибо. А я думал, Илюша забудет, замотается, — заискивающе благодарит Феликс.
— Я же обещал, — сухо отвечает милиционер К ним подходит Настя:
— Добрый день. А хлебца не захватили?
— Добрый день. Привёз. — Милиционер достаёт из машины авоську с несколькими буханками хлеба, передаёт их Насте. — Как вы? Пришли в себя?
Милиционер поднимает капот газика, начинает возиться с мотором.
— Спасибо, приходим потихоньку, — вежливо улыбается Феликс. — Что нового в мире?
— В посёлке обменный пункт грабанули, — отвечает милиционер, отрываясь от мотора. — Кассиршу по голове стукнули. Племянницу Нины Васильевны, которая раньше в сельсовете работала, помнишь, Петрович?
У неё ещё свинья злая была?
— Разве у Нины есть племянница? Кто такая?
Милиционер закрывает капот, вытирает ветошью руки:
— Дочка Лёши из гаража, Светлана. В этом году школу кончила, в институт не поступила, вернулась. Устроилась в обменный. А тут раз… Уже неделю в коме она. Трое их было, не наши. Чужие. Два парня и девка.
Настя и Феликс переглядываются. А милиционер продолжает:
— У вас здесь тихо? Никого не было?
Феликс отвечает поспешно:
— Никого. Всё тихо.
Милицейский газик спускается с горки и скрывается за поворотом. Настя переводит взгляд на Феликса:
— Пусть уходит. Незачем ей здесь быть.
— А если её обманули? Если её заставили? — Феликс отворачивается, уходит к себе в дом. — Человеку надо верить. Дать ему шанс.
Настя догоняет Феликса:
— Ага! Мы ей — шанс, а она нам — по башке. Где она сейчас? «Воронок» заметила и спряталась.
— Скучный ты человек, Анастасия. Потому ты и одна, что скучно с тобой, — Феликс поднимается к себе в дом. — Александра! Сашенька! Санёк!
— Сбежала? — злорадно улыбается Настя.
Феликс заходит в дом. Выходит, растерянный:
— Её нет.
И тут до Насти и Феликса долетает приглушённый смех. Это смех Саши. Она на секунду взлетает над деревьями — и опять пропадает. Взлетает — и пропадает.
Это качели носят её то вверх, то вниз. И Саша смеётся.
Увидев Сашу, Феликс и Настя невольно улыбаются одинаковыми растроганными улыбками.
После бани Настя и Саша в одинаковых белых рубашках с одинаково распаренными лицами весело обматывают свои мокрые головы полотенцами. Настя поднимает голову, и вдруг становится заметно, что у неё молодое чистое лицо.
После стука из-за двери доносится голос Феликса:
— Скоро вы там? Вода остынет.
Саша отвечает ласково:
— Уже идём!
И Настя улыбается.
В доме Феликса вокруг стола, накрытого к чаю, сидят Настя, Саша и Феликс. Волосы у всех ещё влажные, на шеях висят полотенца. Настя и Феликс заворожённо слушают.
У Саши в руках блюдечко, она отхлебывает из него и в промежутках говорит:
— Они пистолет мне к виску приставили и говорят: не пойдешь с нами, тебя и твою семью замочим. Убьём, то есть.
— Ты не волнуйся, мы понимаем, — успокаивает её Феликс
— Я кассиршу не била! Вообще ничего не делала. Просто стояла рядом. И деньги не брала, честное слово. Но ведь я теперь свидетель.
— Да, ты свидетель, — подтверждает Феликс
— Я боюсь. Теперь меня все ищут. И менты. И подонки эти. То была ненужная никому, а то всем нужная стала, — то ли жалуется, то ли хвастается Саша.
— У нас-то тебя никто не найдёт. Локти сними со стола, — теперь Феликс по-отечески строг.
Саша тут же с готовностью убирает руки. По её лицу скользит едва заметная усмешка, и она добавляет:
— А может, мне самой сдаться? Пойти и рассказать, как всё на самом деле было, по правде?
Настя смотрит на Сашу недоверчиво. Она понимает, что Саша врёт.
Только Феликс ловится на удочку:
— Кому она нужна, твоя правда? Кто тебе поверит? Живи пока здесь, а там посмотрим.
Настя перед иконой читает по старой книжке:
— «Тогда не постыдился бы я, взирая на заповеди твои…», — Настя делает неловкое движение рукой, книжка падает на пол, закладка выпа дает.
Настя поднимает книжку, листает её, читая наугад:
— Где же это… Да где ж это было-то… «…И по множеству щедрот Твоих…» Не то… Да где же… «Помилуй чад моих, умерших во утробе моей…»
Настя хмурится. Листает книжку назад и опять вперёд:
— «Младенцев, сознательно загубленных… — пробегает глазами до конца молитвы. — А меня, грешную, совершившую убийство младенца во утробе моей, прости…»
Настя смотрит на икону.
— Нет. Нет, я не хотела. Так получилось. Так жизнь сложилась. Так сложилась моя жизнь. Моя маленькая убогая жизнь, — съёжившаяся, постаревшая Настя читает в книге. — «Молиться всю жизнь». Я… Нет… Это не уб… Я не…
Внезапно глаза Насти наполняются слезами.
Она опускается на колени.
Рыдает.
Утром на веранде Феликса играет старая ламповая радиола. Крутится заезженная пластинка, слышна мелодия «Нас утро встречает прохладой», но без слов.
Во дворе Феликс и Саша друг против друга делают зарядку. Феликс показывает, как делать наклон. Саша радостно повторяет.
— А слова знаешь? — счастливым голосом спрашивает Феликс
— Нет.
Настя подходит, из-за забора наблюдает здоровый образ жизни. Феликс делает вид, будто не замечает её, и продолжает развивать Сашу:
— «Нас утро встречает прохладой. Нас солнцем встречает река!»
— Класс! — восторгается Саша.
Феликс делает движение, будто боксирует. Саша повторяет движения.
Настя смотрит на них, любуясь ими. Во взгляде её нет ни неприязни.
Ни зависти.
В лесу Настя лежит на ворохе листьев. Жадно, как будто впервые в жизни, смотрит вокруг.
Вокруг неё русская природа.
Высокое небо с облаками.
Деревья, трава.
Шелест ветра и листьев.
Всё невыразимо прекрасно.
Настя с ведром в руках идёт по улице мимо дома Феликса.
А во дворе его дома в разгаре пикник с шашлыками, которые делает Феликс, а Саша активно ему помогает.
Над костром на выструганных палочках жарится мясо, капает жиром на пламя.
Саша и Феликс шёпотом переговариваются между собой. Потом Саша окликает Настю:
— Настя, ты не будешь на нас сердиться?
— Нет, — очень просто отвечает Настя.
— Ни за что?
— Ни за что.
— Ты шашлыки из козлятины любишь? — наигранно наивно говорит Саша. — Тогда присоединяйся! Третьей будешь.
Настя смотрит на Сашу непонимающе. Переводит взгляд на Феликса.
Тот лукаво усмехается.
Настя быстро уходит.
Настя открывает свой сарай.
Там пусто.
Козы нет.
Настя перед иконой пытается читать по книжке:
— «Изми мя от враг моих, Боже, и от востающих на мя избави мя. Избави мя от делающих беззаконие…»
Настя не может читать. Злоба и ненависть душат её. И снова она пытается читать:
— «Яко се уловиша душу мою, нападоша на мя…ǿ ȅ Настя оставляет книгу. — Господи, я не могу! Я не могу. У меня не получается. Я сейчас просто кого-нибудь убью. Господи, помоги. Господи, избави меня от злобы. Я ничего не могу сама, ничего не умею, ничего не понимаю. Помоги мне, Господи! Помоги! Мне некого просить, кроме Тебя!
Как бы в ответ из-за окна раздаются весёлые визги и вопли.
Настя бросает во двор измученный взгляд.
Там, на дворе, стоит её коза Эсмеральда, разноцветные бантики навязаны на её рогах.
Рядом кувыркаются и танцуют дикие танцы Феликс и Саша, он в её юбке, она в его шляпе. Саша и Феликс кричат хором:
— Сюрприз!
И танцуют, танцуют…
Саша кричит ему:
— Научишь меня курей резать?
— Научу! — отвечает Феликс И продолжает танцевать.
Настя ошеломлена. Потом виновато улыбается.
День давно начался, но Саша ещё спит, уткнувшись лицом в подушку.
Улыбающийся Феликс трогает её за плечо:
— Подъём! Слышь ты, подъём!
Саша мычит и не открывает глаза. Феликс добавляет в голос энтузиазма:
— Нас утро встречает прохладой!
Феликс более энергично трясёт Сашу за плечо. В ответ Саша взбрыкивается:
— Иди на хрен! — Переворачивается на другой бок и снова засыпает.
Феликс озадачен.
На веранде играет старая ламповая радиола. Крутится заезженная пластинка, слышна мелодия «Нас утром встречает прохладой», но без слов.
Феликс делает зарядку один. Он несчастлив. Всё вокруг серо. Всё не то. И дождик, вроде, накрапывает. И наклоны не глубокие. И боксировать не с кем.
Настя доит козу. И беседует с ней:
— Эсмеральда, ты моя хорошая. Красавица ты моя. Солнечный мой зайчик, давай ещё, ещё капельку. Молодец. Ставлю тебе «отлично».
Настя переливает молоко из ведёрка в пластиковую бутылку. С бутылкой в руках выходит.
А за порогом — красивый вид.
Далёкая перспектива. Дома в дымке.
Огромное небо.
Саша в белье стоит перед зеркалом, где Феликс обычно бреется. Корчит зеркалу рожи.
Скрипит дверь. Входит Феликс. Сзади смотрит на полуголую Сашу.
Саша делает вид, что не замечает присутствия Феликса. Напевая чтото, снимает с себя бюстгальтер.
Феликс стоит, обалдевший.
Саша причёсывается, напевая. Слышит, как Феликс, громко топая ногами, выходит. С силой хлопает дверью.
Саша, довольная, смеётся.
Саша сидит за столом. Она в трусах и полосатой тельняшке Феликса.
Феликс подаёт завтрак: каша, варёные яйца.
— Сними ноги со стула, сядь, как следует, — требует он.
Саша, иронично кривя рот, прячет голые ноги под стол. Феликс садится есть. Саша тоже принимается за еду. Смотрит на Феликса с любопытством:
— Слушай, Петрович, а ты меня совсем-совсем не хочешь. Да?
— Да у меня младшая такая, как ты. Только, надеюсь, не такая полоумная.
— Младшая… значит, и старшая есть? — оживляется Саша.
Феликс отвечает самодовольно:
— И сын. Но сын и старшая — это от первого брака. А младшая — от второго.
Саша мечтательно распахивает глаза:
— И ты их всех бросил, старших, младших, средних, сыновей, дочек там всяких. Побросал, и фиг с ними… Слушай, а может, они уже умерли, а? Мы тут с тобой зарядку делаем, а они синенькие, в земле лежат. Червячки их кушают…
Феликс швыряет ложку на пол:
— Что ты несёшь, дура!
Саша примирительно поднимает ложку:
— Прости, Петрович. Это у меня шутка юмора такая. Прости. Не будь козлом.
— И сними локти со стола, сколько можно учить?! — Феликс толкает локти Саши.
Та едва удерживается, чтобы не упасть со стула:
— Чего вытворяешь, козёл?!
Саша вскакивает из-за стола, начинает переодеваться в свое.
Феликс мрачно наблюдает за процессом:
— Садись доешь. Ты куда?
— А куда ветер поведёт! Охренела я от вас. Дачники.
Феликс выхватывает у Саши её одежду: свитер, юбку, куртку.
— Давай, давай. До посёлка всего-ничего, каких-то семьдесят километров.
Феликс выходит, унося ворох вещей. Саша кричит ему вслед:
— А я и голая могу! На велосипеде. Умею!
После этих слов Феликс возвращается. И в довесок забирает с собой доску с ключами на гвоздиках. Не говоря ни слова, уходит.
Саша ухитряется утащить у него юбку.
Феликс выводит из сарая велосипед.
Удивлённая Настя издалека видит, как Феликс заводит велосипед за угол. Возвращается уже без велосипеда.
Во двор вбегает разъярённая Саша. Она в юбке и тельняшке, поверх которых на ней надето одеяло с вырезанной дыркой посередине. Всё это подпоясано веревкой.
Феликс исподлобья наблюдает, как Саша вбегает в сарай. Через минуту выбегает оттуда с криком:
— Хрен старый! Ты куда велик дел?
Феликс уже чувствует себя уверенней:
— Марш домой. Погибнешь ведь, дурёха.
— Я его найду! Слышишь! Рано или поздно! Найду! Найду!
Феликс ловит Сашину руку, пытается увести её с собой:
— Пошли! По-хорошему! Чего нам ссориться-то?
Саша выворачивается:
— Найду! — Саша пытается убежать.
Феликс её догоняет, хватается за верёвку. Верёвка развязывается. Саша убегает.
Феликс остается с верёвкой в руках.
Феликс спускается по дороге, ведущей под уклон из посёлка. Сворачивает за поворот.
Привязывает верёвку к стволу.
Между деревьями натянута веревка, невидимая с дороги.
— Фиг тебе! Фигушки! — бормочет Феликс.
Птичка в клетке прыгает с жёрдочки на жёрдочку.
Саша возбуждённо обращается к Насте:
— Да хоть какую! В этом одеяле я только до дурдома дойду!
Настя спокойно протягивает Саше кофту. Куртку. Саша тут же одевается.
— А деньги у тебя есть? — интересуется Настя.
Саша смотрит удивлённо.
Настя выходит.
Саша тут же подбегает к клетке, открывает её, берёт в руки птичку…
Настя и Саша в куртке уже на улице.
— Я верну! Всё верну. И одежду! И деньги, — убеждённо говорит Саша.
Настя уверенно качает головой:
— Не вернёшь. Не болтай зря. Про обменный пункт, про ограбление ты зачем врала?
— Да так как-то, само навралось, — по-детски пожимает плечами Саша.
Настя окидывает взглядом Сашину одежду:
— Не дойдёшь ты до поселка. Замёрзнешь…
Настя с Сашей заходят во двор Маргариты.
— Подожди, — Настя уходит за угол, возвращается с велосипедом.
Саша радостно вскидывает руки:
— Карету герцогини — к подъезду! — Она тут же усаживается на велосипед. Велосипед мужской. Саше приходится задрать юбку повыше.
А издали доносится крик Феликс:
— Стой! Нельзя!
Феликс бежит к ним по улице.
Саша уже на улице, с силой нажимает на педали:
— Не кашляй, Петрович! И не поминай лихом!
Саша крутит педалями всё быстрее. Потом перестаёт, но велосипед уже съезжает с горки.
Феликс подбегает к Насте:
— Останови её! Слышишь? Санька! Стой!
— Оставь её, Петрович. Мы ей ни к чему.
— Я не о том… Я ж там… — Он спешит следом за уехавшей Сашей.
Настя чувствует тревогу:
— Что случилось?
Феликс жалобно:
— Да я верёвку там… Чтоб не удрала… — бегом спускается с горки.
Настя спешит следом за Феликсом.
Настя идёт вниз по дороге. Сворачивает за поворот.
На земле лежит велосипед. Рядом неподвижно раскинула руки Саша.
Феликс сидит рядом:
— Я не хотел. Я этого не хотел.
Настя подбегает к Саше. Поднимает её голову. Глаза Саши закрыты.
— Саша! Сашенька!
Феликс заглядывает Насте в лицо:
— Это она сама. Ты же видела, да? Она сама, правда? Ты видела, видела? Она сама.
Настя расстёгивает у Саши на груди куртку. Оттуда вылетает птичка.
Улетает ввысь.
Настя и Феликс везут двухколёсную тележку. Настя идёт впереди. Феликс толкает сзади. На тележке лежит неподвижная Саша. Феликс говорит без остановки:
— Может, она уже мёртвая? Глянь… Настя, глянь! Мёртвая?.. А может, она, как эта кассирша, в коме. А? Как ты думаешь? Так ведь бывает. В коме долго иногда лежат. Я читал, знаю…
Настя не слушает Феликса. Молча идёт, стараясь везти тележку быстро и ровно. И лицо у неё спокойное и чистое. Чем-то похожее на Маргариту лицо.
Губы Насти не шевелятся, но мы слышим её голос:
— «Блажени непорочнии в путь, ходящии в законе Господни. Блажени испытающие свидения Его, всем сердцем взыщут Его…»
Голос Насти сливается со странной музыкой, в которой звучит и флейта.
Мы видим тележку и везущих её людей со всё более высокой точки.
Видим всё больше и больше.
Видим и окружающее их поле.
Кто видит это вместе с нами?
И леса вокруг.
И дороги.
И людей.
И города.
И всю землю…
Опубликовано в Лёд и пламень №2, 2014
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!