Танзиля Давлетбердина. ЗУХРА

Перевод с башкирского Сарии Ишемгуловой

Зухра загнала скотину в сарай, зашла в дом, добавила в печь дрова и села за компьютер. «Завтра, после обеда отец вернется из Сибири, ему будет приятно заходить в теплый дом», – подумала девочка. С утра пораньше она еще раз затопит печь, сварит мясо, приготовит бишбармак. Тринадцатилетний ребенок, хоть и не умеет готовить какие-то фирменные блюда, но жареная картошка, яичница у нее получаются отменными, а лапшу накатать и нарезать красиво научилась уже давненько. «Может быть, успею и салатик какой-нибудь сделать», – приговаривая себе под нос, Зухра стала искать в Интернете рецепты. Вдруг в дверь громко постучали. Показалось, что даже пнули… Девочка крикнула: «Кто там?» В ответ послышалось недовольное: «Открой! Почему днем запираешься?» Зухра вышла в сени, отодвинув щеколду, открыла дверь. Тут же появилась мама, держа в руках тряпичную сумку, с ней была женщина по имени Салима, что живет в соседней деревне и слывёт любительницей ходить по домам. И как только угораздило маму встретиться с ней?
– Мама, где ты ходила?
Та словно и не слышала вопроса дочери. Сорвала с себя верхнюю одежду и тут же начала с шумом умываться, да так, что брызги летели в разные стороны.
– Проходи, подруга, проходи, садись, – нарочито весело сказала мать, прошла в зал и уселась.
– Гостья пришла, ставь чай. Зухракай! Ты чем-то недовольна? А? Зухракай! Идем ко мне, идем, идем, дай-ка я тебя приласкаю! – Девочка еле вырвалась из рук матери.
– Нет, она не недовольна, с чего ты взяла? Разве может дитя оказывать немилость собственной матери? – Салима прошла аж в самую глубь зала. Из своей видавшей виды сумки вытащила банку с огурцами, бутылку и торжественно водрузила на стол. Девочка поставила чай, взяла с горячей плиты сковородку с картошкой, поставила перед женщинами.
– Завтра отец приедет.
– Пусть!
– Зачем напилась?
– А тебе какое дело? Хочу пью, хочу – нет! Свое пью! Не твоего отца! Сама деньги добываю! Ты это знаешь!
– Конечно, свое пьет. Смотри вон, сколько у нее деньжат в сумке! И-ий, подруженька моя, все-то она умеет делать, расторопная такая! – Салима, довольная, наполнила рюмки.
– Бери деньги, бери, бери! Ради тебя ведь стараюсь. Зухракаюшка моя…
Зухра вырвала из рук матери сумку, прошла к себе. Она ведь хотела себе смартфон купить. Как бы не потеряла. Какие там деньги! Какой телефон? Пятидесятка да сторублевые купюры! Но в потайном кармане кошелька все же лежало несколько тысячерублевок. Ладно хоть, хватило ума, спрятала! Когда только уйдет эта женщина?! Но тут ее, обнаружившую в сумке аккуртно завернутую в шаль бутылку, словно ошпарили горячей водой. Она быстренько прошмыгнув мимо женщин, прошла на кухню и спрятала бутылку в укромном месте.
– Мама, хватит. Ложись, – попросила она.
– Какой тут лежать! Еще ведь день.
– Ночь наступила уже, мама! Завтра отец приедет.
– Посидим еще чуток. Впервые ведь я у вас… – Салима с хрустом грызет огурец, еще и ухмыляется. Или она нарочно спаивает маму, завидуя ей? У нее-то ни детей, ни мужа…
– Мама, побьет ведь…
–Не побьет. Я уж эту заразу в тюбетейке… Сама ему ка-ак дам! Кх-кх-кх! – смех матери превратился в кашель.
– Девочки, они защищают мать, не давай отцу бить ее. От тебя зависит. Защищай!
– Во! – Маме только и надо было такой поддержки, даже не поморщившись, залпом опустошила рюмку.
Поняв бессмысленность спора с ними, Зухра уткнулась в экран компьютера. А когда мама скрипящим голосом запела песню «Уфтанма», а затем и гостья подхватила ее, и, путая слова, стали они орать во весь голос, надела наушники – лишь бы не слышать!..
Стемнело, сколько времени уже прошло-то. А в печи еще уголь никак не прогорит. От долгого сиденья за компьютером у девочки устали глаза, она, потирая их кулаками, направилась к печи, открыв дверцу, щипцами поворошила угли. Затем приготовила матери постель в зале, а себе – в передней комнате.
– Иди, ложись, вьюшку мы закроем сами. Устала ты, – сказала Салима, похлопывая девочку по спине. Ох и сильные же у нее руки, девочке даже показалось, будто ее легкие сдвинулись с места.
– Ложись давай, ложись. Мы еще посидим. Не дважды ведь живем. Когда кушается, кушаем, когда пьется, пьем… да, – громко и некрасиво отрыгнула мама. «Значит, нельзя больше ей пить, будет лишним». – Зухра хотела убрать бутылку с остатком водки, но решила, что женщины громко запротестуют, прошла в свою комнату. Легла и укрылась одеялом с головой.
«Почему мама выпивает? Чего ей не хватает? Почему построили такой большой дом? Три комнаты! Зал какой большой! Передняя! Как начали строиться, мама начала гнать самогонку. И отец не был против этого. Даже когда его дома не было, мама нанимала работников. Пробовала на вкус самогонку. И сама не заметила, как сломалась. Был бы дом маленький, у отца и без самогонки хватило б денег… Золотая ведь она у меня. Если б только не пила. Рукодельница. Шали вяжет, одежду шьет. Кто похитрее, за пошив вместо денег оставляет водку. Мама, ничего не понимая… берет…
В последний приезд отца она была трезвая. Купили огромный телевизор. Такого в деревне еще ни у кого не было. Отец как раз рассчитался с кредитом за «Тойоту». Так хорошо было просыпаться под их тихий говор за чаем… Мама днем и ночью вязала шаль. Папу провожала с подарками – связала пуховые перчатки, носки. А нынче, дня два-три назад собрала в сумку шали разные по величине и цвету, направилась на рынок в столицу. И не вернулась. Вернулась. Сегодня…
Тому, что мать раз в три-четыре месяца срывалась и пропадала, Зухра привыкла. Сама корову подоит, скотину, птиц накормит, напоит. Очень верит девочка, что вскоре мать образумится. Вот только отец не верит. Если сама не захочет, бесполезна всякая борьба, говорит он. Возил ее к муллам. Поживут, поворкуют, словно голуби, с полгода, и опять начинается ад. Опять ругань-брань, разборки до драк… Устав от тяжелых мыслей, девочка погрузилась в сон.

* * *

Зухра проснулась от холода. Вьюшка не задвинута, в печи играет ветер. Входная дверь приоткрыта, оттуда вовсю идет сквозняк, а дверь веранды открыта настежь. «Мама!» – У девочки словно душа ушла в пятки. Увидев в дальней комнате лежащую поперек кровати маму в одежде и храпящую, с облегчением вздохнула.
Зухра поставила чай, зажгла печку. В кипятке растворила курут*, разбудила маму.
– Что? – Та, кажется, и не поняла, где лежит.
– Вставай, мама, вставай!
– Зачем?
– Сейчас вернется отец.
– Пусть! – женщина упала на кровать.
Зухра начала ее трясти за плечи, толкала, пыталась шлепнуть раза два по лицу.
– Что?! – вскрикнула мать со злостью. Девочка ужаснулась, увидев ее бесцветные глаза.
– Вставай, мама, вставай! Сейчас вернется отец. Опять побьет ведь. Прошу тебя, встань! На, выпей!
– Выпью, – с досадой почувствовав в руке не рюмку, а почти горячий напиток, тут же легла обратно. Зухра не знала что и делать, даже пыталась разжалобить – громко плакала, затем прилегла к матери на грудь. Пролежав так некоторое время молча, вышла в сарай, надо поухаживать за скотиной.
Ладно хоть зимние каникулы! А если бы учились! Во время уроков в голове была только одна мысль – не ушла ли мама из дому? Если ее дома не было, все время думала, вернулась ли? А заходить в холодный дом!.. Других матери дома ожидают с горячими беляшами, со сладкими пирожками, а тебя… Даже в те дни, когда мама не устраивает пьянку, Зухра с замиранием в сердце ходит и ожидает истечения трех месяцев. Вот-вот начнет, не сегодня, так завтра, завтра, к ее приходу из школы, она будет молча лежать в своей кровати и потихоньку пить водку. Пока нет дома отца. А если он дома… будет получать тумаки по спине…
Закончив дела на улице, дочь вошла домой. А мама в это время ходила по дому, что-то искала.
– Где?
– Кто?
– Водка, говорю! Куда спрятала?
«О Боже! Помнит, оказывается…» В сердце девочки словно вонзили нож.
– Не дам.
– Отдашь!
– Не отдам. К приезду отца будь трезвой, – девочка прошла в свою комнату, достала любимое платье. Заплела косу. За это время мать заглядывала в клеть раза два. Пролопатила руками пшеницу в ларе. Посмотрела самовар, потрогала трубу. Зухра молчала.
Молча попили чаю. При каждом подношении ко рту блюдца с чаем девочку одолевали смонения. «А вдруг умрет? Может, стоит отдать? Недавно в деревне от похмелья умер один дядька. Молва ходила, укоряли его жену, дескать, вот незадачливая, налила бы хоть одну рюмку, был бы жив». Не отрывая взгляда от посиневшего лица матери, только вскочила Зухра, но услышав: «Спрячь меня!» – застыла на месте.
– Спрячь. Боюсь!
– А ты просто полежи. Я скажу отцу, что ты приболела.
– Побьет он меня.
– Не побьет. Не дам, – сказала дочь, но у самой защемило сердце. Как не будет бить – будет, да еще как! Если узнает, что пьяная, он так и приходит в ярость!
Мать прошла в зал, пригнулась и открыла дверцу подпола.
– Спущусь сюда.
– Зачем?
– Боюсь.
Зазвонил телефон. «Папа! Да! Жду! Хорошо!» – У Зухры голос звучал словно хрусталь. Мать быстренько кинула в подпол матрац, одеяло, подушку. Сжимая в подмышке тряпичную сумку, осторожно спустилась по лестнице. Оттуда, будто из могилы, послышался глухой звук:
– Ведро.
Зухра с улицы занесла старое ведро со снегом, подала ей. Хоть и в подполе, зато дома. Сама поухаживаю, приведу ее в порядок, успокаивала себя.
За час девочка управилась с домашними делами. Затопила печь – пусть мама не мерзнет. В термос опустила курут, налила туда горячей воды, положила туда же топленого масла (будет сытнее). Через некоторое время дома стало светлее. Словно мама не вернулась пьяной, словно ее дома не было совсем…
Даже кот и тот, выражая свое удовольствие, путался под ногами. Девочка, время от времени поглаживая кота, обрела душевный покой.
Вот открылась калитка. В веранде послышались быстрые тяжелые шаги. Так ходит только отец. Почистил метёлкой обувь, отряхнул остатки снега.
Как только дверь открылась, Зухра взметнулась в его объятия. Тот, подняв дочь, словно маленькую, покружил ее.
– Холодный ведь я, – улыбаясь, опустил ее на пол.
Поели сытного вкусного бишбармака, полакомились гостинцами, попили чаю, у обоих было хорошее, почти веселое настроение.
– Мама уехала в Уфу. На базар.
– А-а-а…
– Шаль продавать.
– Хорошо. Когда вернется?
– На днях.
Дальше не было ни слова о матери.
Вечером Зухра положила перед отцом шахматную доску. Играли с шумом, много смеялись, отвешивали друг другу щелбаны.
…Назавтра Зухра почему-то проснулась с тяжестью в груди, душу овеяла необъяснимая тоска. Бывало с ней такое и раньше. Тогда она сама себе говорила: «Эх, уснуть бы, да и не проснуться совсем».
Тишина. Девочка на цыпочках подошла к подполу. Сквозь щель в полу выдохнула: «Мама!» – и туда же подставила ухо. Едва услышав ответное «Эу!», успокоилась и легла обратно.
Когда чай пили, отец говорил: «Доченька, может, съездить нам в райцентр? Продуктов накупим. Я бы тебе купил всех сладостей, каких только пожелаешь». Зухре очень бы хотелось, взявшись за руки с отцом, пройтись по магазинам. Ехать по улице на иномарке, вот бы девочки обзавидовались! Вот только… мама…
«Нет, отец, я в следующий раз поеду. Мне стирать надо». – Зухра, кажется, и сама не верила своим словам. Чтобы не выдать себя, она начала собирать сумки и пакеты отцу.
Отец долго возился с машиной в гараже. Зухре казалось, что так и весь день пройдет. Когда закрылись большие ворота и стих гул машины, девочка достала из спрятанного угла сапоги матери, положила их в прихожей, пальто повесила на вешалку, шаль повесила на спинку стула. И с радостью подбежала к подполу:
–Мама, выходи! Отец уехал!
В темном углу, укутанное в одеяло тело не шевельнулось. Зухра пришла в ужас. Она за секунду оказалась внизу. Обняла мать. Почуяв запах водки, еле сдержала себя, едва не побила ее.
–Зачем выпила? Зачем только ты выпила?! Почему не потерпела?! – в сердцах трясла она мать.
– Доченька… Зухра-а-шка моя, – пыталась мать показать на что-то корявыми пальцами. Девочка чуть не плюнула ей в лицо… Пошарив под матрацем, достала бутылку, молнией поднялась наверх, выбежала на улицу и выкинула бутылку через забор. Вошла обратно, с треском закрыла дверцу подпола, вышла в веранду, засунула руку за старую газовую плиту. «Нашла! Да еще и не сказала об этом!»
В эту минуту Зухра была готова разрушить весь мир. Хотя бы ради меня могла бы бросить! Почему не любит она меня? Почему она любит только себя! Зачем она родила меня? Чтобы мучить меня вот так, издеваться надо мной?.. Девочка, обняв шаль матери, плакала навзрыд, катаясь по полу… Но никто ее не слышал, некому было и утешить ее…
Зухре было невыносимо больно и оттого, что ее план рухнул. Как только отец уехал, мама должна была взобраться наверх. Умылась, приоделась бы, да и ужин бы приготовила, ждала б мужа! Якобы только что вернулась из города! Ну почему в этой жизни происходит все не так, как бы тебе хотелось?!

* * *

Отец приехал довольный. На столе появились разные яства. Столько фруктов! Любимую Зухрой хурму купил, аж четыре-пять килограммов будет.
– В следующей поездке обновки тебе справим. Тебе надо дать по башке, вон как выросла, – говорит отец, гладя дочь по голове. От таких слов, казалось, сердце встало на свое место.
Но на этот раз тишина недолго продлилась. Вечером зазвонил телефон отца.
– Да, Игорек, я же просил не звонить. Сам бы позвонил, – зажав трубку плотно к уху, мужчина, даже не одевшись, поторопился к выходу. – С работы, – кивнул он дочери.
Что-то заподозрив, девочка отодвинула шторку и стала следить за отцом. При свете лампочки у того лицо сияло как весенне солнышко. Чему-то радостно смеялся. Иной раз внимательно, молча слушал. Даже мороз ему нипочем, сибиряк!
Отец зашел, как ни в чем не бывало и стал смотреть телевизор, но у дочери появились подозрения. Так и хотелось ей узнать, что же за загадочный Игорек звонил ему. Но возможность появилась лишь на следующий день.
…Утром, как только отец вышел в сарай, Зухра взяла тазик с кувшином и помчалась к матери. Помогла ей умыться, затем, поднявшись наверх, подала ей чаю в термосе и гостинцы. В обмен получила ведро с отходами… Зухра стрелой кинулась выливать ведро, сполоснула его быстренько, заполнила снегом и отдала обратно. «Маме стало лучше, это уже видно по ее лицу. Попрошу отца куда-либо сходить, и маме тогда уже можно будет выйти из подпола», – думала она, радуясь. От представления, что в семье наконец-то воцарится счастье, у девочки лицо словно озарилось, в глазах появились огоньки. Настроение поднялось, и дело спорилось в ее руках, и она, сама того не замечая, быстренько привела в порядок весь дом.
– Мама должна вот-вот вернуться. Соскучилась. А ты?
Мужчина промолчал. Немного погодя спросил:
– А почему она не звонит?
– Говорила же, телефон у нее сломался. Она сказала, что продаст шаль и купит себе смартфон. – Зухра прикусила язык. А осталась ли у нее такая сумма?
– Шаль продаст. Сколько можно ей телефон покупать, в голосе отца прозвучало ехидство.
– Как только мама приедет, поедем к Зарифе-иней, хорошо? Она всегда зовет к себе. Обещала на каникулах побывать у них. Оставите меня у нее на несколько дней.
Отец с удивлением посмотрел на дочь, повернувшую слова совсем в другое русло.
– Зухра…
– Мама говорила, что очень соскучилась по тебе.
– Зухра, знаешь…
– Что? – что-то внутри екнуло у девочки.
– Ты хочешь учиться в Уфе?
– Хочу! Я буду поступать в институт искусств. На вокал. Буду исполнять арии! В опере!
– Нет, я говорю – в этом году. В девятый класс.
– Н-не знаю… Зачем?
– Дочь, сама знаешь…
– А мама?
– Мама… пьет ведь мама. Тяжело ведь тебе.
– Нет, нисколечки мне не тяжело. Мама у меня золотая! Золотая ведь у меня мама! Ее только лечить надо.
– Кто будет ее лечить? Сама же не согласна.
– Закодируем. Сноха Чулпан как пила! А дядя повез ее, и закодировали. Сейчас они оба в религии. А еще собираются за лялькой. Правда!
– Хотя бы в религию ушла…
– Вот как только приедет, даже не будем обращать внимания на ее отнекивания, возьмем да увезем. Закодируют!
– А вдруг она приедет уже пьяная?
– Только ты не бей ее, ладно? Она боится уже тебя…
– Толку-то от этого. Как увижу ее пьяное лицо… не могу сдержаться… прихожу в ярость… сам боюсь, вдруг до смерти побью… Поэтому…
Зухра еле посмотрела ему в глаза.
– Поэтому…
– Отец, а?..
– Да я собираюсь разводиться с матерью.
– Постой-ка, отец… я против этого. Я ведь хочу жить вместе с вами! – из глаз ее вот-вот брызнут слезы. Она ухватилась за рукав отца, сумела сдержаться.
– Вот после этого отдыха отправлюсь на трехмесячную вахту, надо денег побольше заработать. Как только вернусь в отпуск, устрою тебя в столичный интернат. Скотину продадим, дом продадим. В Уфе куплю однокомнатную квартиру. Как только выучишься, станешь жить там.
– А ты?
– Я останусь в Сибири. Буду всегда на связи.
– А мама?
– Мама… она сама определила свою судьбу. Ей ничем и никак не помочь.
Зухра, не допив чаю, не погладив после еды, как обычно, лицо ладонями, встала, оделась и вышла во двор. Прошла в загон, долго всматривалась в спокойно жующих козликов, овец, корову, теленка. По забору подкрался и кот. «Эх, мама! – думала дочь с отчаянием, – из-за тебя все рушится. Семья рушится! Как же ты этого не понимаешь, а!» В этот миг ей захотелось позвать маму наверх из подпола и усадить напротив отца, чтобы поговорили они по душам, чтобы получить от родненькой клятву, что больше никогда не будет пить. Она решительными шагами направилась к дому.
Когда вошла домой, отец разговаривал с кем-то по телефону. Увидев дочь, он покраснел и тут же выключил телефон, сунул в карман.
Зухра увереннными шагами подошла к отцу:
– Отец, я…
Опять зазвонил телефон. Отец: «С работы. Сейчас», – сказал и, накинув фуфайку, заторопился на улицу.
Зухра села на диван. Мысли путались в голове: маму выпустит, а отец спросит: «Почему меня обманывали?» Возненавидит меня. Скажет, врунья. Или накинется на мать! Побьет до полусмерти!..
Отец зашел в отличном настроении. Будто крылья обрел, вот-вот взлетит.
– Ну? Что скажешь? Согласна?
Зухра сидела уставившись в одну точку. Ей хотелось навзрыд плакать прямо на груди у отца. Но сердце ее словно окаменело.
– Хорошо, дочь, не буду торопить. Еще время есть, – железный голос отца дал понять – назад дороги нет.
До вечера девочка не знала как заполучить телефон отца. Когда он вышел в сарай, в списке на ватсапе нашла Игорька. Когда увидела запись «Милый, скучаю!» с многочисленными сердечками, ей стало плохо. Ей не хотелось верить ничему такому! В веранде послышались шаги, она тут же положила телефон на место, сама уткнулась в монитор, хотя не была в состоянии видеть, что там.
– Доченька, ты почему в клуб на дискотеку не ходишь? – спросил отец ласково. От его двуличия девочка пришла в ярость, но, не выдавая себя, сквозь зубы процедила:
– Не хочу.
– Давай поиграем! – Зухре хотелось стукнуть кулаком по шашкам. Но опять она сумела совладать с собой. Села играть. Отец старался шутить, даже дал «съесть» шашки. Девочка была серьезна.
Стало темнеть. Пора загнать скотину в сарай. Зухра с нетерпением ждала, когда отец выйдет. Хоть бы оставил телефон… Сердце ее уже в висках стучало, что, казалось, было слышно всему дому.
Собрав шашки, отец вынул телефон из кармана, выключил и в своей комнате поставил на зарядку. Зухра искоса следила за его движениями. Чтобы отец ничего не заподозрил, включила телевизор.
Вот отец, не торопясь, оделся. Включил свет на веранде. Зухра убавила звук телевизора. Быстро вынула зарядник, взяла телефон и вышла в зал. Долго мучилась, не зная, как включить айфон. Нашла в списке знакомое имя… Гудок пошел в какие-то незнакомые, далекие края… У Зухры сердце ушло в пятки.
– Алло, дорогой, зайчик ты мой, что не спишь?
Девочка онемела. Затем, из глубины души, у нее вырвалось:
– Вы, женщина, прошу, больше не звоните. Не звоните папе. Ладно?! Он вас не любит. Он меня любит. Мою маму любит.
– Нет, послушай, девочка. Мы любим друг друга. Разве он не говорил? – прозвучавший с легким подхалимажем голос с того конца вывел Зухру из себя.
– Ты слышишь меня, не звони больше! Поняла? Поняла, я тебя спрашиваю! Папу я тебе никогда не отдам! Он мой! Он наш! Не разрушай нашу семью! Ты… меня слышишь? – девочка уже не могла себя сдерживать. Хоть и кричала, она своего голоса не слышала, – Убью я тебя, поняла! Убью! Если заберешь папу! Так и знай! Убью. Я ненавижу тебя! Ненавижу папу! Ненавижу всех! Всех! Будьте все прокляты! Хватит с меня! Хватит!
На отчаянные крики дочери мать, не утерпев, начала трясти снизу дверцу подпола. Вошедший с охапкой дров в дом отец, прямо по пути кинув их на пол, ухватился за телефон. Зухра все еще продолжала кричать, не отдавая телефон и в сердцах бросила его на пол. Стекло дорогого айфона разлетелось вдребезги. Отец, почти рыча, оттолкнул дочь. Девочка стукнулась об угол стола и вместе со стулом с грохотом упала. Успевшая выйти из подпола мать ухватилась руками за спину мужа. Тот в ярости кинул ее на диван. Зухра, испугавшись битвы до крови, выбежала босиком на улицу.
Все это произошло в одну секунду. Вот, оказывается, таким образом и мир, и вся жизнь может рушиться в одно мгновенье… И отношения между людьми за секунду могут сойти на нет!
Зухра побежала на берег. Излюбленное ее место. Ночью. С луной разговаривала часто, уговаривала ее: «Луна, возьми меня тоже к себе! Вон ведь в сказке забрала же Зухру! Вон же – и она сама, и ее коромысло там, у тебя!»
Тут послышалось требовательное: «Зухра, стой!» Зухра оглянулась – отец бежит к ней. «Убил… маму!» – пронеслось в голове. Эта мысль внезапно повела ее к проруби. Она наклонилась, всмотрелась вглубь. А там Луна будто звала: «Долго ты мучилась, возьму тебя к себе! Идем! Идем!» Зухра сунула ноги в прорубь. Треснул лед… Девочка не заметила ни холода, ни боли.
Успевший прибежать отец, словно изо рта дракона, из проруби вытащил дочь, прижал к груди. Расстегнул шубу, спрятал ноги ее к себе в подмышки. Не переставая целовать дочь, заплакал навзрыд. Слезы падали в горячее личико дочери.
У калитки их встретила мать, быстро побежала она открывать двери. Скоренько приготовила постель, чтобы обернуть дочь, вытащила теплые шали.
– Иди к фельдшеру! Быстро! – от отчаяния не знавшая куда себя деть женщина не заметила, как уже побежала. А причитания отца: «Сам, только сам виноват! Сам только! Прости меня, дитятко мое! Прости! Не забирай душу моего ребенка, лучше забирай мою!» – девочка уже не слышала.
Когда Зухра пришла в себя, долго лежала сомкнув глаза. Услышав знакомые голоса, поняла, что лежит дома. Все как раньше. Просыпаешься, а там жужжит чайник, запах блинчиков щекочет нос. Отец с матерью тихонько беседуют, планируя будущее.
– Папа, – произнесла она шепотом.
Отец и мать вдогонку бросились к ней. Целовали руки, гладили по лицу. Ну словно как в детстве…
– Папа, ты не бросай нас, ладно? – из глаз девочки брызнули крупные слезы.
– Не бросит, дитя мое, не бросит! Он с нами остается! – так приятно звучал мамин шелковый, ласковый голос.
– Я не ухожу никуда, Зухра моя. Никогда!
Растворился многолетний комок не только в горле, но и в сердечке девочки. За последние годы она впервые ощутила себя самым счастливым человеком на свете.