***
Я, словно стих на белом-белом
Никем не тронутом листке,
Тихонько нашепчу тебе
О чем-нибудь запретном смелом.
Я, словно стих, паря во мгле
И светом озаряя душу,
Своим теплом согрею уши,
Замерзшие в сырой весне.
Я, словно легкий стих, летаю
И увиваю за собой
Тебя, чьей кроткой красотой
Я сам себя же опьяняю.
Моей семье
Тихо за окошком, и не юркнет клёст;
Лунная дорожка свет на руки льет.
Ночь такая бедная, что не жжёт огней,
А мороз, наверное, ищет, где теплей.
Свечи догорают на пустом столе —
Незаметно тают ночи в декабре.
Так и новый вечер — прошлому родня –
Будто уголь в печке, стынет без огня.
И ни скрипа петель, и не стукнет дверь,
И не тронет ветер занавеси тень –
Словно в ожидании замер этот дом;
Руки прижимают мятое письмо…
А в письме два слова: «Буду в нуль часов»,
И на сердце снова тихо и тепло.
Замело дороги — не найти следов;
Путник на пороге с ворохом цветов.
Зажигает небо звездный свой венец…
— Мама, я приехал! Я пришел, отец!
***
У корабля оторвался штурвал.
Корабль ослаб? Навряд ли.
Он так же мощно все волны взял,
Но не вернулся обратно.
В порту его ждали швартовы и грог,
И раньше бывал он сытым,
Но вот он с курса вернуться не смог
Или не захотел… и сгинул.
И он мог бы направить в порт паруса –
Футов пропасть была под килем –
И не стал, потому что от порта устал,
И он спрятался в море синем.
Моряки хотели вернуться домой
И пытались штурвал приладить,
Только шкоты скользили, а рулевой
Механизм чуть калеками не оставил.
Кто-то смелый нырял и плавник проверял,
Тому память в соленой пене.
Люди тают. Под ветром пылает стяг.
Борозда в синем море белеет.
Парус хлопает. Ветер ревёт.
Гул дрожания рвёт перепонки.
Не задраить глаза, не завесить жерлО –
Судно в бурю несёт, как соломку.
Люди сгрудились вместе, дело-труба —
Древесину пронзила удаль,
Кто-то может впервые друга узнал –
Заколдованные Бермуды.
Как из пушки чугунной с обоих бортов
Сыпет солёной картечью,
Мысли светлых голов терпеливых сынов
В унисон умоляют вечность.
Грохот. В трюме задвигался груз,
И корабль дал крен вправо.
Фалы, гАрдени спели песню свою,
Ветер сам косые расправил.
Подняло, потащило, умыло волной,
Затрещали бегучие тросы –
Дикий визг или свист прямо над головой!
Главный парус от счастья лопнул.
Вспышки молнии были уже далеко,
И слегка доносило рокот,
Незаметно и тихо на небосклон
Померцать выходили звёзды.
Шумным выдохом пала на реи ткань.
Было слышно биение сердца.
У корабля оторвался штурвал –
Нота
В дымном кубрике брошена
Разлетелась, растаяла,
Хоть и не было спрошено,
Хоть летала отчаянно,
Хоть летала мгновение
В замороженном воздухе,
Хоть искала спасения
В необдуманном продыхе.
Слишком, слишком уж смелая,
Хоть прорвалась нечаянно —
Молодая вселенная —
Эта нота признания.
***
Хрустальный отблеск карих глаз
Опасен, вовсе не приятель,
Но я спешу, пусть хоть на час,
Дрожа, оглядываясь, внять им.
И вихрем света окрылён
Взлетаю над землёю бренной,
Мечтая ими быть сожжён,
Чтоб упиваться нежным тленом.
Однажды навсегда в огонь,
Однажды — нет пути обратно, —
Как, приземлившись на ладонь,
Снежинка тает безвозвратно.
***
Я всё ждал, когда мой карандаш
Будет твёрдо лежать в руке,
Когда линий тонких вираж
Превратится в крутое пике.
Я всё ждал и не мог уснуть,
С замиранием глядя на лист:
Он въедался в белую муть,
Я его разрушал графит.
А песчинки текли рекой
И блистали в тонком стекле,
Засыпая за слоем слой,
Отмеряя и ночь, и день.
Ветер с силой выл в голове;
Я крошил и метал листки;
Карандаш был в моей руке,
А рука — вся полна тоски.
Неужели мне не суждено
На бумаге оставить свой след?
Чистоты измарать сотни стоп,
И за этим искать свой секрет?
Пролетели года не туда,
Клином врезался тяжкий недуг,
Разлетелась дурная молва —
Карандаш лишь остался — друг.
И я линии плёл и плёл,
И я грифелем вил и вил,
А когда развалился стол,
На полу я искал твердин.
Так меня и нашли в листах,
Обходя, чтобы не наступить,
Поднимали, вертели в руках
Моей жизни за нитью нить.
А потом их свитую косу
В свет из кельи снёс Палладин,
И я тщетно кричал ему:
— Не докончил я тех картин!
Опубликовано в Графит №15, 2018