Антипаланик
(Продолжение. Начало в № 1–4)
30. ПАЛЬМУЛА
Стрекоза с небольшим конным отрядом притаился в рощице у стен Пальмулы.
На дороге к городу было оживлённо. Не зря пальмульцев прозвали муравьями: они сновали туда и сюда по каким-то им одним известным надобностям, строители везли в город брёвна и камни, селяне торопились сбыть на ярмарке продукты своего нелёгкого труда. Были военные с мечами и копьями, пешие и всадники.
И не было ни одного праздного человека.
— Надо дождаться вечера, мы будем слишком заметны в этой толпе,— сказал Красс, самый смышлёный из парней.— Попробуем проскользнуть сквозь стражу перед самым закрытием ворот.
И в этот момент Стрекоза ощутил всю безнадёжность и непродуманность предпринятых действий. На что он рассчитывал? Как он проберётся незамеченным в город, вооружённый копьём и ножами, да ещё и с мальчишками в странных серых балахонах? За кого он себя выдаст? Если его схватят, девяносто девять шансов из ста, что он разделит участь зелёного разведчика, зарезанного Зву Рабом.
— Проскользнуть? — спросил он. — Ты, наверное, думаешь, что я похож на обмылок, который невозможно удержать в руках? Ты ошибаешься Красс. Мы войдём в город открыто, вызывая у горожан лишь любопытство, но не страхи и подозрения. Разыграем спектакль. Представь себе, что мы с вами — посольство, направляющееся из Монстерии в Каприю, и просим у горожан приюта для отдыха.
— А что это за страна? — спросил Красс. — Я о такой не слышал.
— И я не слышал, — улыбнулся Стрекоза наивности Красса. — Я только что её придумал. Это великая страна со столицей Торокой, находящейся в монстере. Побольше загадочности и мистики в ваших лицах и действиях, ребята. А для пущей убедительности нарубите веток монстеры и приторочте к сёдлам. Запомните, у нас с вами важная духовная миссия. Мы стремимся лишь к культурному обмену и надеемся на взаимопонимание. Как бы ты повёл себя, Красс, если бы такие люди обратились к тебе за помощью?
— Наверное, я бы стал содействовать им.
— Тогда так и поступим. Накиньте свои капюшоны, монахи — и по коням. Мы возьмём Пальмулу без шума и крови.
31. ПАЛЬМУЛА. CONTINUATIO 1
Стрекоза с воинами добрался до Пальмулы. Его действия были уверенны, и голос твёрд, поэтому спутники полностью доверились командиру. Но на самом деле Стрекоза был в полной растерянности, поскольку каких-либо внятных планов в голове его не было. Надо было набраться смелости и признаться самому себе, чтонадеяться найти в чужом городе девушку, похищенную много месяцев назад, невызывая подозрений, глупо. Единственное, на что он рассчитывал,— пробраться под покровом ночи в дом какого-нибудь знатного пальмульца, застать его врасплох и любыми способами выведать всё, что ему известно о пленённой конкордийке.
Стрекоза и его товарищи не знали, что небольшой отряд каприйцев был разгромлен свирепыми лучницами и что спокойствие на дороге в Пальмулу было кажущимся. Город вот уже несколько часов находился в военном положении, поэтому явление монахов в серых капюшонах вызывало подозрение, а прикреплённые к сёдлам ветви монстеры, вопреки мнению Стрекозы, были расценены горожанами как подтверждение враждебных намерений. Чужаков немедленно окружили мрачные мечники и под усиленным конвоем доставили к консулу. Гарри был не в духе, полагая, что первая воительница опять совершила самоуправство, и собирался с докладом к королеве, поэтому с досадой принял весть о неожиданных «послах» и встретить их поручил Тому.
Том также ходил весь на нервах, однако не потерял способности рассуждать хладнокровно. Случайных совпадений не бывает, решил он. В день атаки на каприйцев вдруг появляется посольство из неведомой Тороки, да ещё и находящейся в монстере. Это весьма и весьма неправдоподобно. Вполне походит на действия коварного врага. Возможно, Том и ошибается, но лучше уж подстраховаться и принять предупредительные меры.
Том встретился с посланниками во дворце консула. Беглым взглядом угадав старшего, он, как опытный политик, пригласил Стрекозу отобедать с ним наедине.
Остальные чужаки были предоставлены военным. С ними особо не церемонились, но, тем не менее, накормили и дали возможность отдохнуть. Том ещё не успел начать беседу, как в зал ворвался встревоженный начальник стражи.
— Монахи не те, за кого себя выдают, — заявил он без всяких церемоний.
Стрекоза было напрягся, но быстро успокоился — будь что будет.
— Я подозревал, что здесь что-то нечисто, — ответил Том.
— Они говорят на чистейшем конкордийском наречии, по всей видимости, это шпионы, — добавил начальник стражи.
Том обратился к Стрекозе.
— Что привело вас в Пальмулу? — Том старался подбирать конкордийские слова.
— Все, кроме меня, действительно монахи, — ответил Стрекоза. — Кажется, я совершил ошибку, пытаясь скрыть истинную цель своего посещения Пальмулы.
Том молчал, внимательно разглядывая перстень на среднем пальце, будто он никогда его раньше не видел и теперь удивлялся, как украшение оказалось на его руке.
— Я конкордиец и правитель Каприи,— заявил Стрекоза.— Семь месяцев тому назад зелёные похитили мою невесту, оглушив меня дубинкой. Меня чудом вернул к жизни лекарь-хиулк, и с тех пор я живу надеждой разыскать свою возлюбленную.
— Что ж, и эта версия кажется правдоподобной,— сказал Том. — Правда, есть одна неувязочка.
— Я говорю правду.
Том усмехнулся и кивнул начальнику стражи. Тот без слов уловил его желание, и через несколько минут в обеденном зале появился новый персонаж. Стрекоза сразу же узнал его и растерял всякую уверенность. Это был Вермикула.
— Вот настоящий правитель Каприи,— сказал Том. — А кто ты?
— Так получилось, что правителем я стал совсем недавно. Вермикула был смещён по указанию магистра Лоренцо, — попытался объяснить Стрекоза.— Этот самозванец — бродяга, которого я нанял на службу, — вмешался Вермикула,— а потом он подло предал меня. Было бы правильным повесить немедлянегодяя.
— Вот ведь как всё оборачивается,— сказал Том. — Правда всегда выплывает наружу, как бы её ни старались скрыть.
— Правда, которая всплывает, ничего не стоит,— разозлился Стрекоза.— Верно лишь то, что я ищу свою Оми, и только ради неё проделал путь через Каприю, ради неё согласился стать правителем пришедшего в упадок города, ради неё собрал вокруг себя мальчишек-монахов.
Том насторожился.
— Я не ослышался? Ты сказал «Оми»? А как выглядела твоя возлюбленная?
— У неё длинная коса с вплетённой в неё крупной жемчужиной…
— Можешь не продолжать, — остановил его Том и повернулся к начальнику стражи: — Арестуйте этого лжеца и предайте казни как вражеского шпиона.
Стрекоза взглянул в глаза Тому. Они были холодны. Оправдываться не имело смысла. От Стрекозы не скрылось, как пальмулец отреагировал на имя Оми: возможно, ему что-то известно о её судьбе. Окружённый стражей, он посмотрел прямо в глаза Тому:
— Ты ведь знаешь, где Оми?
Том отвёл взгляд и ничего не ответил.
32. ПАЛЬМУЛА. CONTINUATIO 2
Стрекозу отвели не в тюрьму, как он предполагал, а в шестиугольный пальмульский храм. У него отобрали оружие и заперли в прохладном помещении, в котором после мадерской жары было даже комфортно. Маленькое узкое окошко выходило в соседнюю каменную комнату. В него Стрекоза видел, что вместо грозной стражи охраняла его миловидная девушка с желтоватыми оттенками лица. Она была приветлива, хотя и отвергала всякие попытки Стрекозы заговорить с ней. Лишь в определённые часы подавала ему в окошко питьё и пищу.
Немедленной казни не последовало, не случилось её и на следующий день.
Казалось, что о нём забыли: никто не спешил расправляться с чужаком. Однажды, улучив удобную минуту, Стрекоза обратился к юной тюремщице:
— Я ищу в Пальмуле мою невесту, её похитили зелёные воины. Не слышала ли ты что-нибудь о девушке с длинной косой по имени Оми?
Девушка вздрогнула. В этот момент Стрекоза почувствовал, что тюремщица, как и Том, что-то знает, но по какой-то причине скрывает от него.
— Меня зовут Тая,— девушка впервые заговорила со Стрекозой.— Мне ничего не известно о пленной.
— У неё в косу вплетена крупная жемчужина,— продолжил с надеждой Стрекоза, и ему показалось, что девушка снова вздрогнула. — Тая, скажи мне, что с ней?
Если она погибла, обещаю, что не буду мстить вашему племени.
— Я не знаю, о ком ты говоришь, чужестранец, — ответила Тая. — У нас такой не было. Лучше расскажи мне о себе.
— О чём же мне рассказывать, Тая? Разве тебе интересно слушать о судьбе неудачника? Моим отцом был Сутяга, правитель Конкордии. Он погиб в походе от рук коварных хиулков, как и моя мать, служившая при нём простой лучницей.
Но ещё до их гибели власть в Конкордии узурпировал кровавый Зву Раб, перебивший с столице людей, верных Сутяге. Моя невеста происходила из рода Фарадов, обвинённых в предательстве в то самое время, когда её брат вместе с моим отцом сражался за расширение границ на севере. Родители Оми были коварно убиты, их имущество досталось Зву Рабу, а сама она спаслась только потому, что записалась в отряд лучниц, скрыв настоящее имя. На службе я и подружился с ней. Нам нравилось вместе ходить в дозоры, и там мы научились понимать друг друга без слов. Общие интересы и общая судьба связали нас. Зву Раб всегда искал повода избавиться от меня, наследника Сутяги, и наконец его нашёл: после того как он спровоцировал вторжение зелёных и они пленили Оми, меня обвинили в трусости и предательстве и изгнали из города. Так случилось, что я отправился искать Оми в полном одиночестве и нашёл помощь у правителя Де-Мигры. Он помог найти мне отряд, готовый содействовать в спасении Оми, и вот теперь я здесь после позорно провалившегося плана и чувствую себя полным ничтожеством.— Какая странная история. Значит, ты любил Оми, Стрекоза?
Стрекоза вздрогнул.
— Откуда тебе известно моё имя? Я его никому не называл.
Девушка растерялась и не смогла ничего ответить.
— Значит ли это, что она жива и рассказывала обо мне? Умоляю, скажи мне правду. Если мне суждено подвергнуться казни, я хотел бы знать, что с ней: если она погибла, мне незачем жить в этом мире, а если жива, то приму смерть спокойно, радуясь, что с ней всё хорошо.
— Не ищи её в Пальмуле, Стрекоза, её здесь нет. Но и радостной смерти искать не нужно. Через пару часов консул утвердит у королевы твой приговор. Полагаю, тебе нужно бежать немедленно, до наступления темноты.
У Стрекозы появилась надежда на спасение.
— Возможно, ты знаешь, как это сделать?
— Если б ты был хоть чуточку внимателен, то заметил бы, что ни одна дверь в храме не запирается и никакой охраны не выставлено.
— Что за чудеса? — Стрекоза был удивлён.
— Том погорячился, он не желает твоей смерти и даёт возможность спастись.
Но будь с ним поосторожней: справедливость и коварство легко уживаются в Томе.
— Что с моими товарищами?
— Они, в отличие от тебя, давно разбежались.
— И оставили меня?
— Называй это как хочешь, Стрекоза.
Стрекоза задумался и вышел в дверь, которая действительно оказалась незапертой.
— Тая, можно попросить тебя об одном одолжении.
— Не надо просить, — сказала Тая. — Я знаю, чего ты хочешь.
Она вышла из помещения и через минуту вернулась с ножом в руках. Протянула Стрекозе.
— Он, видимо, дорог тебе? — спросила.
— Да, — восхитился Стрекоза её прозорливости. — Это подарок моего отца.
33. КАПРИЯ
Стрекоза поблагодарил девушку за доброту и поспешил удалиться из города.
Никто его не останавливал. Если в момент прибытия он оказался в центре всеобщего внимания, то сейчас всё было совсем наоборот: никто не хотел замечать чужестранца, все были равнодушны к его судьбе.
За городом Стрекоза нашёл Красса.
— Где наши серые монахи? — спросил он парня, глядевшего на него понуро.— У реки, — ответил тот. — Пойдём, ты ещё успеешь.— Успею куда?
Но Красс ничего не ответил, а лишь развернулся и пошёл по дороге прочь от города. Стрекоза последовал за ним.
Ещё не дойдя до места, где он расстался с Дерриком, Стрекоза почувствовал, что случилось ужасное: над полем кружили хищные вороны, а серые монахи собирали трупы и складывали их в общие могилы.
Стрекоза разыскал тело Деррика, разрубленное тяжёлым острым мечом, лицо брата было неестественно бледным, черты искажены. Очень не хотелось верить, что это он. Впервые после стольких мытарств и испытаний чувство жалости подкатило настолько остро и ярко, что Стрекоза заплакал. Тихо. Уткнувшись лицом в поседевшие волосы Деррика. Судьбе было угодно, чтобы Стрекоза знал сводного брата совсем недолгое время, но это был последний родной ему человек на всей Мадере.
Слабость была недолгой. Когда Стрекоза поднялся, монахи вновь увидели в нём твёрдого, волевого командира.
— Нужно немедленно собрать войско, — сказал он Крассу. — Предайте воинов земле, а я поспешу в Каприю.
34. КАПРИЯ. CONTINUATIO
«Легко сказать — соберу войско,— думал Стрекоза, приближаясь к городу.— Но где взять воинов?»
Каково же было его удивление, когда, войдя в город, он обнаружил тысячу вооружённых людей. Это вернулись воины Пико. И сам полководец в нетерпении поджидал правителя. Стрекоза сразу же узнал своего товарища по детским играм и бросился, было, к нему в объятия, но сдержался. Вмиг противоречивые чувства накатили в истерзанную душу и столкнулись в смертельной схватке — в такой, где не бывает ни победителей, ни побеждённых: воин, прославившийся под именем Пико, был сыном его злейшего врага — Зву Раба.
Молодые люди не виделись довольно долго — с тех пор, как Пико с Сутягой отправились в хиулкский поход. Полководец сухо поведал о последнем сражении Сутяги и показал нож, который достался ему в память об отважном полководце.
В ответ Стрекоза вытащил свой, точно такой же.
— Сутяга изготовил три таких клинка,— сказал он. — Два у нас, а третий мне померещился в руках неизвестного лекаря, спасшего меня от смерти.
— Так что теперь между нами? — спросил Пико. — Яд родовой вражды отравляет наши сердца. Я честно сражался бок о бок с твоим отцом, но, увы, не сумел уберечь его от гибели. Сможешь ли ты простить меня.
— Мне не в чем винить тебя,— ответил Стрекоза.— Давай поклянёмся памятью павших воинов, именами Оми и Деррика в том, что пока при нас ножи Сутяги, мы будем биться вместе за нашу землю.
Друзья обнялись, и их объятие не было обычным знаком братания суровых воинов — Стрекоза чувствовал, как к нему начинают возвращаться чистые, немного наивные юношеские порывы и искренняя вера в людей.
35. ПАЛЬМУЛА
В полевом шестигранном шатре Оми принимала Стива. Изобретатель приготовил ей сюрприз. Он разработал новые стрелы, которые в полёте звенели как стрекозы. Испытания прошли успешно, и Оми была довольна.— Стив, в ближайшие дни нам понадобится много стрел, и пусть они будуттрёх видов: лёгкие и беззвучные — для тихой охоты на близкого врага; дальние, звенящие, как стрекозы, — тревожащие противника и наводящие смятение; и тяжёлые, воющие, как ведьмы, — устрашающие и дробящие камни.
Том, присутствовавший при разговоре, с усмешкой спросил:
— Как обычно, они нужны тебе уже завтра?
— День нам понадобится для разведки. Значит, мы выступаем послезавтра.
К этому времени стрекозы должны быть снаряжены.
Стив восхищённо взглянул на Оми: ему нравился серьёзный подход к делу.
36. КАПРИЯ
Через день конница Оми двинулась на Каприю. Их заметили со стены. Честно говоря, не заметить было невозможно, поскольку лучницы не прятались, а растянулись в длинные цепи и заняли собой весь горизонт.
Стрекоза и Пико стали спешно готовиться к битве.
— Надо сдержать их натиск в поле,— сказал Стрекоза. — Нам придётся поделиться. Ты останешься оборонять город. А мы с Крассом постараемся остановить их продвижение.
— Сдержать ты их сможешь только внушительной силой, — ответил Пико. — Оставь мне небольшой отряд, а сам выступай с армией. Возможно, зелёные думают, что город беззащитен, покажи им воинов, пусть поймут, насколько они заблуждаются. Это охладит их пыл. За работу, Стрекоза!
— За работу, Пико!
Стрекоза с Крассом вывели армию навстречу приближающемуся войску противника и успели занять выгодные позиции на холме.
Лучницы подступили ближе, и теперь каприйцы с удивлением рассматривали их странную зелёно-золотистую окраску.
— Кого-то они мне напоминают, — тихо проронил Стрекоза, — но Красс услышал его.
— Они словно издеваются над тобой и вырядились в стрекоз. Женщины! Чему тут удивляться?! — Красс засмеялся.
— Меньше всего мне бы хотелось воевать с женщинами, — ответил Стрекоза.
И, словно в насмешку над его словами, за всадницами показались отряды суровых копьеносцев и мечников.
— Видно, Пальмула до сих пор живёт в веке матриархата, — промолвил Стрекоза. — Давай попробуем переговорить с женщинами.
Оставив Красса с армией на холме, он взял с собой несколько воинов и, пришпорив коня, смело поскакал навстречу грозным воительницам.
Однако его не стали дожидаться. Даже сквозь топот копыт он расслышал зловещий звон и невольно остановил коня. То, что он увидел, было чудовищным: тысячи стрел взвились высоко в небо и, пролетев над ним и его отрядом, накрыли холм, где находился Красс, чёрным покрывалом. Стрекоза поздно понял свою ошибку.
Небольшая возвышенность не давала преимуществ и не спасала от стрел. Нужно было стремительно сблизиться с врагом и вынудить его вступить в ближний бой, не позволяя безнаказанно расстреливать армию с расстояния. Видимо, это понял и Красс, устремившийся было вслед за Стрекозой. Однако большая часть армии, вмиг ставшая неуправляемой, бросилась беспорядочно отступать к Каприи.
Красс не успел на подмогу. Стрекоза с ужасом наблюдал, как его воины десятками валились на землю, встреченные стрёкотом стрел, и осознал, что Красс погиб и помочь ему невозможно. Единственный путь к спасению он увидел в монстере на другом берегу реки и приказал своим воинам перейти её вброд и схорониться в лесу. Сам же приготовился к смерти, слабо надеясь хотя бы на время попридержать воительниц. Он приготовился столкнуться с ними в стремительном поединке, но конь его был ранен стрелой и споткнулся, а он, перелетев через его голову, очутился на земле. Стрекоза тут же вскочил на ноги, но предпринимать что-либо было уже поздно. Из вооружения у него оставался при себе только нож, и с этим ножом он направился навстречу смерти.Всадницы выехали на речной пляж и наблюдали за убегавшими от них воинами, ожидая команды предводительницы. Но та, видимо, решила, что в монстере вражеских воинов все равно ждёт неминуемая гибель, и решила не преследовать их.
— Что делать с пленным, первая воительница? — спросили её.
— Нам не нужны пленные.
— Убить его?
Оми, охваченная пожаром битвы, мельком взглянула на Стрекозу и только усмехнулась, увидев его, вооружённого одним лишь ножом, но готового к схватке. Таким же бесстрашным был её погибший возлюбленный. Она закрыла глаза, вызывая из памяти его образ.
— Храбрецы достойны уважения,— ответила Оми.— Пусть убирается за своими воинами в монстеру и, если сумеет выжить, значит, такова воля Неферы.
Стрекоза мало что понял из речи пальмульской воительницы, но сильно удивился, услышав в устах чужестранки имя Неферы, да и голос всадницы показался ему до боли знакомым. Он присмотрелся к начальствующей воительнице, изпод шлема которой свисала толстая коса, и увидел, как сверкнула в ней крупная жемчужина.
— Оми! — закричал он в волнении.
Но Оми не услышала его. А всадницы, наезжая на Стрекозу крупами лошадей, заставили его отступить в воду. Стрекоза тогда понял, что его отпускают. На середине реки он обернулся и взглянул на удаляющихся всадниц.
— Оми…— прошептал одними губами.— Или ты померещилась мне от страха, или явилась с того света, чтобы спасти меня.
37. КАПРИЯ. CONTINUATIO
Каприя лежала перед пальмульцами как на ладони.
— Вы видите город? — спросила Оми лучниц.
Вопрос был риторический, ответа не требовавший, и девушки нетерпеливо ожидали приказа.
— Возьмите его, теперь он ваш!
Лучницы устремились в атаку.
Тысячи воющих стрел обрушились на город, неся страх и панику, и полчище золотистых стрекоз устремилось на горожан, и не было никому спасения. Напрасно каприйцы молили о пощаде, взывая к чувствам женщин. Всё было напрасно.
Стрекозы не ведали эмоций и не знали сострадания. Они исполняли волю первой воительницы, и слово её было решающим, если речь шла о казни и милости.
Оми продвигалась по улицам среди избиваемых каприйцев — среди стонов, слёз и проклятий. Ничто не трогало её сердца. Увидев раскрытые двери храма, вошла в здание. Образ Святой Неферы встретил её. Оми с детства слышала легенду о том, как богиня потеряла детей по злой воле великих конструкторов, как всемогущий Эхна оказался беспомощен и не сумел спасти их, как Нефера покинула мир вслед за детьми. Когда-то эта история потрясла её юное сознание.Она никак не могла понять, почему боги способны проявлять слабость и быть беспомощными, словно дети. Уж она бы точно могла найти в себе мужество, для того чтобы спасти Неферу и её любимых детей.
Храм был пуст. И только в глубине его стояла женщина-художница и, не обращая внимания на первую воительницу и появившихся за нею лучниц, продолжала расписывать холст, натянутый у противоположной стены. Оми вздрогнула: с холста на неё смотрели до боли знакомые глаза Стрекозы — её погибшего жениха.
— Ты кто? — коротко бросила она художнице, не отводя взгляда с картины.
Незнакомка была полностью погружена в работу и не торопилась с ответом.
Наконец она оставила кисть и обернулась. Лучницы натянули тугие луки и приготовились стрелять, ожидая знака предводительницы.
— Я Рената из Де-Мигры,— ответила Рената. — Я работаю здесь по приглашению моего друга. А кто ты, женщина? По какому праву ты врываешься в храм с оружием и прерываешь мою работу?
Оми задумалась, с тоскою вспомнив давно забытые встречи со Стрекозой.
Какое это было счастливое время! Оми засмотрелась на изысканно простое изображение юноши. И вдруг она вздрогнула: тот храбрец у реки и этот портрет…
Одно лицо! От неожиданности она отшатнулась, но тут же быстро взяла себя в руки. «Не может такого быть,— подумала Оми.— Не надо принимать желаемое за действительное». Отважная воительница вдруг смутилась, встретив возмущённый взгляд художницы, смотревшей сверху вниз на невысокую Оми.
— По сравнению с тобой я — никто, — ответила она, восхищённая искусством Ренаты, и обратилась к лучницам: — Не сметь прикасаться к художнице. Здесь будет храм Неферы, наш с вами храм.
Воительницы послушно покинули помещение, вслед за ними последовала и Оми. У выхода она обернулась.
— А как зовут твоего друга, пригласившего тебя?
— Его зовут Стрекоза.
Оми побледнела, ей показалось, что она вмиг постарела, будто что-то тяжкое навалилось на её плечи так, что она ссутулилась. Так, значит, ей ничего не померещилось, и тот человек, ушедший на смерть в монстеру, — не кто иной, как её чудом уцелевший жених? Святая Нефера, возможно ли такое?!
Когда Оми вышла, Рената отёрла проступивший от волнения пот со лба и сказала тихо:
— Можешь выходить, они ушли.
Из-за холста показался бледный Пико.
— Они не тронули тебя? — Он с трудом приходил в себя.
— Как видишь, искусство способно творить чудеса. Тебе опасно здесь оставаться. Беги в Де-Мигру, предупреди Лоренцо. Если он ещё жив и способен держать оружие, пусть готовит город к защите.
— Пойдём вместе, Рената, здесь оставаться опасно.
— Я должна дописать картину, Пико, ведь она спасла тебя. Художник не может молчать, когда свистят стрелы.
38. КАФЕ — А я ещё сейчас вспомнила: мои дети написали письмо Деду Морозу, попросили, чтобы у них появился папа.— Понятно.
— И он как раз в Новый год появился.
— Это когда ты меня выгнала в Новый год?
— Нет, это в следующий Новый год. В тот Новый год не было.
— Тебе просто не нужно было ко мне приходить. Ну да ладно.
— Наверное, да. Я же не знала…
— Я же видел, как ты страдала, и мне было неприятно. А ты приходила ко мне и пела.
— Я же пела просто — чтобы петь.
— Неправда.
— Кстати, давно не пела. Сейчас, когда я начинаю петь, сын с дочкой закрывают мне рот: «Мама не пой. Ты не умеешь».
— Но если вы уже начали расходиться, зачем ты тогда ещё одного ребёнка сделала?
— Я не делала. Моя мама тогда настаивала на замужестве, мол, у вас дети, тру-ля-ля… Я и говорю ему, давай никах прочитаем.
— Вы не регистрировались, что ли?
— Нет.
— Эх ты-ы…
— Почитали никах, ну а потом получилось, что залетела ещё раз. Он настаивал на аборте, а я не могу на аборт.
— Наверное, ты права.
— Потому что для меня это жутко. Ну и тут появилась Ленка. Он же с этой Ритой общался, а потом я поняла, что есть ещё и Ленка. У Ленки тоже сын, примерно как мой.
— Ты читала переписку…
— Да, я читала переписку.
— Страдала…
— Страдала, устраивала ему истерики. Рита тоже устраивала ему истерики.
И он, значит, эту Риту умасливает: «Да ладно, мне надо было на тебе жениться, тра-ля-ля…» Перестал домой приходить. Допоздна сидит на работе.
— А вы же в разных домах жили?
— Нет, потом мы вместе начали жить. Нынешнюю квартиру купили, старую сдали… И вот, про Риту. А там что? Она по скайпу ему покажет свои прелести, мастурбирует…
— Прости меня, люди мастурбируют, конечно, но как-то скрытно. Что за глупости!
— Короче, он ей купил игрушку — и она с игрушкой играет перед ним. А он записывал по скайпу это всё. Я и увидела, когда рылась у него в компьютере.
— Правда, что ли?
— А Ленка тут под боком.
— И ты отправила ей, естественно.
— Нет, я ей сказала, если ты там не прекратишь, мол, я твоим родителям покажу… Начала её немножко шантажировать. Я не от своего имени это делала, но она все равно догадалась и начала его против меня ещё больше настраивать.
– И как ты ему отомстила? Ты изменила ему?
— Нет, зачем? Ещё не хватало проблем — мужиков заводить.
— Не изменила?
— Нет, конечно.
— Не может быть!— А в чём прикол измены?— Не знаю. Но ты же не переставала искать женихов. Ты мне сама рассказывала про тамбовского друга.
— А-а-а, точно, слушай, забыла совсем про него. Короче, тамбовский друг, с которым ты познакомился «Вконтакте», я про него совсем забыла.
— Я с ним не знакомился.
— Ты «Вконтакте» с ним переписывался.
— Но я же не от своего имени переписывался… Я от твоего имени, наверное, переписывался, по твоей просьбе.
— Ну да. Он нашёл меня на каком-то сайте знакомств, где я была сто лет назад, ещё давно-давно. Я туда больше не заглядывала. Никто ему не отвечал. Тогда он нашёл меня в «Одноклассниках». А я поняла, что Серёга гуляет, и не стала ему от ворот поворот давать. Думаю, ну ладно, пока пусть будет на всякий случай.
— Но он же приехал?
— Приехал. Он был готов меня взять замуж беременную, с ребёнком.
— Это же извращенец!
— Сказал, что влюбился в фотографию.
— Больной человек…
— Мы с ним долго переписывались…
— Знаешь, это всё объяснимо. Когда человек долго думает о ком-либо, например, о тебе…
— Он начинает в это верить, да?
— У него в мозгу устанавливаются связи между определёнными нейронами. Это биология. Он не только начинает верить в придуманное — жить больше не может без предмета своих воздыханий. Был в советское время даже такой фильм — «Влюблён по собственному желанию» с Олегом Янковским. Но, к сожалению, влюблённость эта ненадолго. Связи потом разрушаются.
— Он приезжал, мы гуляли в парке.
— Что, ты с ним не переспала даже?
— Нет, конечно.
— Почему он тогда так далеко ехал? Ухаживал, наверное, красиво, на руках носил?
— Нет, не носил. Он мне потом написал: хотел поднять, но не решился. Мне он не понравился знаешь чем? Тем, что начал говорить о своих болячках. Что-то гдето у него нога больная. На первом же свидании об этом не говорят, мне кажется.
— Это был очень плохой вариант для тебя.
— Потом он захотел мне что-нибудь подарить из ювелирки. Я говорю, нет, спасибо. Потому что если подарит, потом будет надеяться на что-нибудь. Ну потом мы снова долго переписывались. А потом я ему рассказала, что у меня тут Серёга гуляет. Он снова приехал. Приехал в день рождения моих детей, и мы вместе ходили в парк. Потом нужно было столы собирать. Я как раз заказала столы в «Уфа-маме». Он помог нам собрать столы. Купили в магазине дрель, отвёртку — он сам купил, я же не разбираюсь в этом. Пошёл, всё купил, всё собрал.
Тут сестрёнка Айгулька пришла. А нас на день рождения пригласили наши иранские друзья — Теебе и Данил. Это аспирант Серёжин, приехал из Ирана и привёз потом свою жену. Мы пошли к ним, а Серёга с Айгулькой собирали столы. Ну всё, он на следующий день уехал, мы дальше переписывались. Он потом написал, мол, хотел тебя забрать, но подумал, посмотрел, как ты…
— Такой не заберёт…
— Как ты гнёздышко вьёшь. Мы как раз купили квартиру, нужно было гардины повесить, он повесил. Короче, сделал мне по хозяйству всё, что мог, и уехал.— Может быть, ты просто используешь мужиков?
— Может быть.
— Удобно же. Всё собрал — уехал.
— А как я тебя использовала?
— Не знаю, наверное, тебе было нужно это.
— Нужно было, наверное.
— У нас всё по-дурацки было, так что лучше не вспоминать. Мне не нравится.
Я тебя не любил сначала. А потом ты меня покорила, не знаю чем. Искренностью, наверное. Я долго к тебе не мог привыкнуть. Ну а потом — да, это была тоска.
— Ты мне понравился, если вспоминать то время. Там не было тоже такой большой любви. Мне было интересно больше, по приколу.
— Наверное, и мне было интересно.
— Поигрались…
— Да нет. Зачем ты так? Это не правильное слово — «поигрались». Я тебе благодарен… Это моя жизнь. То, что ты была в моей жизни, очень здорово.
— В моей жизни вообще таких отношений не было никогда. Отец моих детей был первым моим знакомством.
— Только не плачь. Прости меня, пожалуйста. Что-то хреновая история получилась, если честно. Может, тебя утешит то, что ты мне дала жизнь. Ты как мама.
— Ты будешь моим пятым ребёнком. Просто я всегда была такая правильная вся. И вдруг раз и стала неправильная.
— В чём ты неправильная. Я тебя очень уважаю. Я думаю, что ты сильная женщина. Я думаю, что дети могут тобой гордиться.
— А эта Ленка была под боком.
— Понятно.
— После того как Ритка покажет ему свои прелести, та раз и расставляет ноги.
Ей нужна была докторская Ленке.
— Вот я поражаюсь этому. Неужели это так просто делается?
— Потом он начал ей гранты отваливать, пятое-десятое, потом начал якобы признаваться в любви. Раз он был в Анталии, что ли. Нет, где-то рядом с Италией или возле Греции. И он был один. Обычно он всё время ездил с кем-нибудь из девчонок. Риту брал с собой в основном. А тут получилось так, что он один на двенадцать дней. Ну у него там и срывает бошку. Он начал Ленке признаваться в любви, потому что от Ритки устал — та всё время ноет. Ритка его перенастроила против меня, поэтому он уже домой к нам и не рвался. Как раз я ещё ребёнка ждала, беременной читала его переписку.
— Ты взламывала пароли?
— Нет, просто один раз установила шпионскую программу, пароль узнала, он его не менял. Он говорил, что якобы некрасиво копаться в грязном белье.
— Ну, конечно, некрасиво. Детей наделал и некрасиво ему. Я вообще вот этого понять не могу.
— Ну а потом он начал уезжать с Ленкой. Сказал, что поехал в город Мирный, а сам улетел с ней в Таиланд и перестал возвращаться из командировок. Постоянно в командировках с Ленкой. Потом однажды пришёл с подбитым глазом. Видимо, Ленкин муж его побил.
— А она замужем была?
— Да, она замужем была. Потом она, наверное, выгнала его, я не знаю.
— Ну, хоть кто-то в глаз дал.
— И потом, когда он начал говорить о квартире, она начала вопить: вот, меня там об пол кидали, туда-сюда, а ей квартиру, машину. Как раз мы машину купили.— Зато у тебя есть квартира, машина… Ты же хотела этого.— Машина у меня была до этого, квартира тоже. Просто они немножко подросли вместе с моим семейством.
— Зухра, на самом деле я виноват перед тобой. Я знаю в чём. Не скажу.
— Зачем тогда говорить об этом?
— Я был слаб и нерешителен. Я не мог никак в своей голове уложить, как можно с тобой устроить жизнь. Потому что у меня куча детей и жён, у тебя дети.
Как всех содержать? Я был не способен. Виню себя, но что теперь делать. Поздно.
Это меня всегда мучило.
— Поэтому ты пил, да?
— Может быть, и поэтому тоже. А сейчас я понимаю, как всё можно было сделать, но поздно. Просто я научился жить по-другому благодаря тебе. Абсолютно по-другому.
— Начинаешь думать если бы да кабы?
— Нет, я не думаю сейчас ни о чём. Зачем думать? Я создаю свой мир сам.
Я же сочинитель и могу сочинить что угодно.
— А я не могу.
— Хочешь, я сочиню тебе сказку? Вот из этой истории. Она сейчас дурацкая, она мне не нравится. Вообще не нравится. Я распереживался, давление поднялось. Но, может быть, из этой истории удастся сделать сказку. Хорошую. Такую, как про Стрекозу и Оми.
Зухра снова тихо плачет и смахивает слезу со щеки.
— Хорошо, что я не накрасилась…
— Да, тем более что я крашеных не очень люблю.
— Вспомнила об этом, когда вышли из дома, что забыла накраситься. Ты научил меня не краситься. Раньше такого не было.
— Зухруш, ты гений, ты сильная женщина, классная, преклоняюсь пред тобой.
— Раньше я не могла выйти из дома, не накрасившись, без маникюра, без причёски. Сейчас я себя ругаю за то, что так хожу.
— Ругай-ругай, ты же женщина. Конечно.
— Просто дети на меня смотрят, потом они тоже будут так ходить — не накрасившись.
— Ты слишком много на себя берёшь, друг. Думай о себе немножко, ты вообще вся сломалась на детях.
— Нет, я сломалась на маме.
— Если хочешь, я тебе буду просто другом. Так не бывает, конечно. Но если так сильно хочешь, я буду тебе просто другом. Зови, когда хорошо и когда плохо.
— Другом семьи?
— Нет, я твоим другом буду, у тебя слишком большая семья. Я не знаю, что со мной случилось, но…
— Но нам пора ехать, друг. Спасибо, что дал мне возможность поплакать.
ЧАСТЬ 3
1. МОНСТЕРА
Стрекоза устремился в глубину тропического леса, яростно пробираясь сквозь плотные заросли. Он не думал, куда направляется, и не боялся заблудиться. У него было лишь одно желание — оказаться как можно дальше от мира, в котором претерпел столько страданий и разочарований. Он больше не испытывал страха перед неведомой чащей и не обращал внимания на сочные ядовитые листья, которые хлестали его по лицу. «Тот, кто уже умер, не должен бояться смертельного яда»,— подумал он. Хотя, почему это «умер»? Он проанализировал своё нынешнее положение. Если разобраться, есть два варианта: или смириться под действием обстоятельств, которые оказались сильнее его, или попытаться жить. Первое намного проще, но второе интереснее. «Жить…— произнёс он и ощутил, что листья монстеры больше не противятся его ходу и не бьют по лицу, а будто обнимают за плечи, радуясь встрече, сочувствуя горестным мыслям и сопереживая.Неожиданно в очень короткое время Стрекоза потерял всё, чем дорожил: родителей, любимую девушку, обретённого брата и друзей, наконец, родину. Оми для него оставалась последней зацепкой в жизни, вместе с ней он мог бы устроить тихую, спокойную жизнь на берегу Мадеры и посвятить себя воспитанию детей, о которых они так мечтали. Он отдавал себе отчёт, что настолько был сосредоточен на этой мысли, что ни о чём другом думать не мог. Не случайно даже чужестранка-воительница на миг показалась Стрекозе его возлюбленной.
Стрекоза признался наконец себе, что искать её больше не имеет смысла. Даже если Оми жива, он все равно потерял её. Нужно было набраться мужества и начинать новую жизнь совершенно одному. Может быть, даже в монстере. Почему бы и нет? Если, конечно, ему удастся выжить в этой смертельной стране…
А почему «если»? Ведь прошло уже несколько часов, как он находится в ужасном месте, которым его пугали с детства, и с ним до сих пор ничего страшного не приключилось. Деревья встречали его довольно миролюбиво, склоняли к нему тяжёлые ветви, словно внимательно изучали незнакомца, вглядываясь в него зелёным взглядом листьев и… Да, казалось, что они читают его мысли! И что это?
Они звенели! Стрекоза прислушался: то, что он услышал, не было шумом листвы от резвого ветра, это был гул, исходящий из множества огромных стволов лесных монстров, — гул одобрения его мыслей. Стрекозе показалось, что монстера разговаривает с ним. И ему стал понятен её голос: монстера признала его своим.
Совершенно выбившийся из сил Стрекоза выбрался на поляну, освещённую солнцем, и рухнул в высокую траву, решив передохнуть и собраться с мыслями.
Его терзало чувство голода, но усталость оказалась сильнее, он закрыл глаза и моментально забылся в глубоком сне.
2. МОНСТЕРА. CONTINUATIO 1
Каменная лестница, ведущая в склеп под землёй, была сырой и скользкой, Стрекоза насчитал 57 ступенек, прежде чем очутился перед дверью, обитой тусклым металлом. Отодвинув запор, он потянул её на себя за массивную ручку: тяжёлая дверь медленно открылась. Внутри было темно, прохладно и необыкновенно сухо. Сухость заключалась и в самом воздухе, заполнявшем просторное помещение с высокими сводами. Мгновенно пересохло во рту, и захотелось пить.
В центре склепа на возвышении размещался саркофаг, освещённый таинственным внутренним сиянием. Стрекоза подошёл. Он знал, кто покоится в саркофаге.
Это была девушка, в косе которой блестела крупная жемчужина.
— Оми, — позвал Стрекоза, — наконец-то я нашёл тебя. Почему ты не дождалась меня?
Оми открыла глаза, и он заметил, как она бледна. Её тело в простом одеянии конкордийской лучницы казалось прозрачным и лёгким и будто парило над смертным ложем.— Ты слишком долго шёл ко мне, любимый,— сказала Оми.— Прости, девушки не могут столько ждать. Слишком поздно, чтобы менять что-либо, ты ничего не изменишь вокруг себя, если не изменишься изнутри. Зачем я тебе? Может, ты связывал со мной своё будущее счастье? Если это так, то я не нужна тебе. Отпусти меня и найди счастье в себе самом. Тебе суждено управлять людьми. А они верят только тем, кто умеет быть счастливым.— А как же ты, Оми? Я не искал счастья для себя одного, а стремился к нашему общему счастью.
— Никто не можешь осчастливить другого человека, пока сам несчастен. Запомни, счастье не приходит по чьей-то доброй воле и не зависит от желания друзей или близких. Счастье — твой собственный выбор. Ты можешь обрести его только в самом себе. И лишь потом оно будет нести свет и тепло другим людям.
Как солнце объединяет планеты, так и люди начинают вращаться вокруг человека, излучающего энергию счастливой жизни.
Оми приподнялась, обвила лёгкими руками шею Стрекозы и крепко поцеловала его в губы.
3. МОНСТЕРА. CONTINUATIO 2
Стрекоза очнулся. И долго лежал на траве, глядя в небо и стараясь запомнить слова возлюбленной.
Был ли я когда-нибудь счастлив? — спросил он сам себя. Несомненно, был. Когдато в детстве мир ограничивался домом и любящими людьми. Живя под опекой родителей, разве можно быть несчастным? Но потом мир расширился. Сначала до пределов столицы, потом — страны, а сейчас и до пределов всей Мадеры. Счастье, если оно измеряется в количественном отношении, уменьшалось по мере того, как расширялся мир вокруг Стрекозы. Чем больше он становился, тем больше приносил потерь: сначала Стрекоза лишился тепла родительского дома, потом лишился любимой девушки, единственной его надежды, и был изгнан из родного города, в течение какого-то времени находил друзей и сподвижников и вновь оставался без них, пока наконец не очутился в полном одиночестве среди страшной монстеры.
Стрекоза задумался над словами Оми, услышанными в склепе крепкого сна.
Что-то здесь неверно, что-то не так, абсолютно неправильно. Если мир вокруг тебя постоянно расширяется, он может только увеличивать твои возможности, это верный путь к счастью. «Почему же я оказался на другой дороге — на тропе лишений. В чём была ошибка?» — размышлял он.
— Только в одном,— ответил сам себе Стрекоза.— Я постоянно стремился вернуться к старому крошечному миру, где было так уютно, где я чувствовал себя в безопасности, и поэтому инстинктивно сопротивлялся новому. Вместо того чтобы приобретать это новое, я цеплялся за прошлое, теряя его часть за частью.
Таким образом, я выбрал путь потерь, а не путь приобретения.
Стрекоза остановил мысль и повторил её снова, чтобы навсегда запомнить:
«Выбей слова эти в своём сознании: к счастью ведут не потери, а приобретения».
Означает ли это, что потерь можно избежать? Нет. Избежать их невозможно.
И они могут сильно ранить сердце. Тем не менее потери естественны, они всегда будут, и если с этим нельзя смириться, то нужно хотя бы считаться. Потери болезненны, но нельзя замыкаться на них, они затянут в трясину несчастья. А несчастный человек, как остывшая звезда, больше не родит жизни.
Стрекоза пожалел, что родители, уходя в далёкий поход, не подсказали ему одной простой истины: в большом мире человек одинок, и этого не нужно пугаться. Одиночество, так же как и неизбежные потери, — естественно. Одиночество — обычное состояние для человека. Именно поэтому его не следует избегать. Любое сообщество есть объединение случайное, искусственное, с большей или меньшей долей отказа от индивидуальности ради достижения совместных целей — выживания или гибели, созидания или разрушения, развлечения или страдания.Люди, подсознательно ощущая неизбежность изменений и потерь, всё же желают иметь в основе мира нечто незыблемое, непоколебимое, стабильное. И таким хотят видеть бога. Разве сам Стрекоза не кричал недавно, обращаясь к небу:
«Отец, почему ты оставил меня?» С какого такого перепуга мы отказываем Эхне в праве уйти? Он создал нас и взрастил и больше нам ничего не должен. Это мы его вечные должники и обязаны заботиться о его наследстве, приумножая, а не теряя его. Скажи создателю спасибо и не будь вечным нахлебником: найди в себе силы жить счастливо и не забудь поделиться счастьем с друзьями.
Стрекоза удивился, насколько простыми оказались истины, к которым он пришёл после длительных рассуждений: перестань бояться монстеры, рассчитывай на себя, счастье в тебе и в твоём отношении к миру, научись жить и находить радость в жизни. Что ж, пора действовать, — подумал он, — и с этой мыслью поднялся на ноги.
На поляне было тепло и уютно, но время клонилось к вечеру, и нужно было искать укрытие на ночь. Кроме того, хотелось есть, и обе проблемы не решались просто. На поляне Стрекоза нашёл ягоды, но от них стало ещё сильнее ныть в желудке, в поисках пищи он зашёл в монстеру и обнаружил грибы на поваленных деревьях. Грибы — на ядовитой монстере. Стрекоза с сомнением обломил один из них и понюхал. Запах оказался ароматным и манил попробовать гриб на вкус, что и было немедленно сделано. Вкус сырого гриба напоминал детскую пшеничную кашу, однако Стрекоза решил не торопиться, а подождать, не почувствует ли он признаков отравления. В раздумье он двинулся в чащу и тут услышал слабое повизгивание. Оказалось, что совсем молодой кабанчик свалился в яму, невесть как образовавшуюся в лесу, и не мог из неё выбраться. Первым желанием Стрекозы было заколоть животное мечом и насытиться молодым мясом, но что-то его удержало. Он был воином. Одно дело взять добычу на честной охоте, другое — забить беззащитного кабанчика. Стрекоза спустился в яму и вытолкал несмышлёного зверя на поверхность. Тот, завизжав от радости, тут же дал дёру и скрылся в зелёной чаще.
Стрекоза уже выбирался из природной ловушки, как вдруг чудовищная морда вепря ткнулась ему в лицо и опрокинула обратно в яму. Два чуждых, острых, как разбитое стекло, глаза уставились на него, и раздался рёв — угрожающий и примирительный одновременно. Две пары внушительных клыков не предвещали ничего хорошего. От ужаса мышцы Стрекозы вмиг одеревенели, и ему удалось выхватить меч только тогда, когда в оружии уже не было необходимости: массивный зверь, покрытый, словно панцирем, высокой толстой щетиной, сгорбатившись, медленно уходил за деревья монстеры. Зверь благодушно демонстрировал, что человеку дарован мир за его доброе дело.
«Хватит на сегодня приключений,— подумал Стрекоза.— Поем-ка я лучше грибов и займусь устройством ночлега». Он решил не удаляться далеко от поляны.
Стрекоза нашёл крепкое деревце монстеры, находящееся в окружении молодой поросли. Их тонкие стволы он стянул к центральному, толстому, и переплёл между собой ветви, соорудив таким образом своеобразную крышу-зонтик. Ложе он сплёл из коры и высоких трав и подвесил наподобие гамака на высоте в два человеческих роста, чтобы уберечь себя от неожиданных визитов диких животных.Стрекоза устал, но остался доволен своей работой. Назавтра предстояло много трудов, и поэтому следовало хорошо отдохнуть.
4. ДЕ – МИГРА
Золотистые стрекозы осадили Де-Мигру. Лоренцо был в бешенстве. Болезнь ушла, но его настигла новая напасть — эпидемия страха, которой оказались заражены жители города. Никто и не думал об обороне: те, кто успел, собрали скарб и ушли в Конкордию, другие и днём, и ночью молили Эхну о спасении. Храмы были переполнены.
Лоренцо прибыл в один из таких храмов. Путник проповедовал в нём. Так показалось первоначально магистру, и он возмутился: этот монах, вместо того чтобы мобилизовать граждан для отпора врагу, опять ведёт речь о покорности и служении Эхне. Когда религия выступает против власти, впору объявить, что бога нет. Однако, прислушавшись, Лоренцо услышал, что Путник успокаивает толпу сомнительными пророчествами.
Путник говорил, что господь направляет его в стан золотисто-зелёных, и есть большая вероятность, что пальмульцы, выслушав предзнаменования, уйдут, не тронув горожан и город. Сам Путник с близкими ему братьями-монахами готов немедленно выступить с посольством.
Первым порывом Лоренцо было убить наглого зазнайку, но он понимал, что ситуация сейчас не в его пользу. Бывает и так, что духовная сила оказывается крепче физической. Нужно было выждать время.
Но тут неожиданно ему помог настоятель Дидамий, затаивший злобу на Путника.
— Эхна ушёл в тот самый момент, когда появился ты со своими проклятыми проповедями,— сказал он гневно.
Народ зашумел. Назревал скандал, и все обратили взоры на Лоренцо. Что он скажет? Магистр был хитрым политиком, он тут же смекнул, что нравственная сила на стороне неистового Путника, и решил поддержать его. Лоренцо вышел вперёд и встал рядом с проповедником.
— Дидамий не прав,— сказал он твёрдо. — Господь посылает нам испытание.
И если Путник выдержит его, то значит, он делает богоугодное дело. Давайте зашлём к стрекозам послов и посмотрим, что из этого выйдет. А пока нам остаётся молиться Эхне, дабы инициатива монахов увенчалась успехов.
Однако Путник оказался неблагодарен и выказал полное равнодушие к поддержке магистра.
— Я не буду разговаривать со стрекозами,— сказал он и с досадой отвернулся от Лоренцо. — Мы отправимся в Пальмулу, к королеве.
Его слова были расценены присутствующими как пренебрежение к правителю, сделавшему первым шаг к примирению, и даже как своеобразный вызов. Было понятно, что конфликт между этими двумя фигурами в ближайшее время заглушить не удастся, власть духовного лидера, которую Путник фактически прибрал в свои руки, противостояла политической власти великого магистра. И это было великое противостояние.
5. ДЕ – МИГРА. CONTINUATIO
Решение было принято. О нём громко заявлено. Но как исполнить обещанное, Путник ещё не знал. Всё, что он ни делал, — делал в порыве неистовой страсти.До сих пор его влекла сама логика развивающихся событий. Подчиняясь одному единственному стремлению быть ближе к обожаемому божеству, сам он никогда не задавался вопросами и не мучился сомненьями. Все его поступки были подсознательны и спонтанны. Он безоглядно верил в правоту совершаемых им деяний, твёрдо убеждённый, что им руководит непостижимый божественный разум.Вот и на этот раз с группой приверженцев Путник выехал за ворота Де-Мигры.
Они удалились уже от города до предела видимости и приближались к вражескому стану, а он ещё абсолютно не понимал, как пробиться сквозь ряды осаждающих город лучниц. Его вело провидение, и этого Путнику казалось достаточным. Точно так же и его последователей — монахов, вошедших в посольство, — большей частью вовсе не интересовали ни планы праведника, ни собственная судьба. Их жизни находились в руках божьих. Чему быть, того не миновать. Если Эхне будет угодно забрать их души в иной мир, значит, так тому и быть.
И только Афанасия не устраивал любой исход. Был он из семьи торговцев — людей расчётливых и практичных — и прибился к монахам довольно поздно, углядев в монастырской среде не физические ограничения и умерщвление плоти, а возможность духовной свободы, к которой он стремился. Родители дали ему неплохое образование, надеясь на то, что со временем он продолжит нехитрое семейное дело и в безбедности продлит их род. Однако в молодом человеке возобладала жажда знаний, а обязанности мелкого лавочника угнетали его. Прознав о большой библиотеке монастыря, Афанасий, повинившись перед отцом, отрёкся от дела и ушёл к настоятелю Дидамию проситься в монастырь.
Афанасий с восторгом воспринял проповеди Путника и потянулся к нему всей душой, однако некоторые деяния праведника он не смог принять. Он был в ужасе оттого, что Путник сжигал неугодные книги — те самые, из-за которых монастырская жизнь представлялась ему раем. Он был изумлён неожиданным поступком Ренаты по прозвищу «Бочонок», в одночасье спалившей свои прекрасные полотна, представлявшиеся Афанасию божественными. Что и говорить, вера, не подкреплённая опытом и разумом, его не привлекала.
Поскольку Афанасий оказался единственным в посольстве, кто обладал гибким, острым умом, он не стал полагаться на одно лишь провидение, а подсказал Путнику решение.
— Наша цель — дойти живыми до Элизабет, Путник, — сказал он. — Надеюсь, ты не станешь отрицать это.
Тот не отрицал.
— Лучницы не верят в Эхну, и проповеди твоей они слушать не стану.
— Почему не станут? — возмутился Путник.
Он хотел продолжить, но Афанасий перебил его:
— Потому что утыкают нас стрелами, прежде чем ты произнесёшь хоть слово.
Нам не пройти сквозь их ряды с большим отрядом.
— Ну, это мы ещё посмотрим…
— Хорошо, посмотрим, — согласился Афанасий и тут же крикнул едущим впереди монахам: — Ну-ка пришпорьте коней, взойдите на холм и оглядитесь!
Те безропотно подчинились и удалились в сторону ближайшего холма. Афанасий с Путником попридержали лошадей и стали наблюдать за ними.
Монахи не успели взобраться на вершину холма, как их заметили. Звенящие стрелы взвились в небо и хищными ястребами пали на небольшой отряд парламентёров. Несколько человек были убиты. К остальным стремительной лавиной неслись золотисто-зелёные всадницы.
— Уходите в город, — заорал Афанасий товарищам.Те понеслись спасаться, уводя за собой отряд стрекоз. Афанасий с Путникомвоспользовались моментом и низиной поскакали в сторону Пальмулы.
Их не заметили, и они благополучно миновали опасность.
— Надеюсь, наши братья не пострадали? — спросил Путник Афанасия.
— Разумеется, нет. — Афанасий подивился своему цинизму, он отлично понимал, что шансов на спасение у их товарищей не было.
6. ПАЛЬМУЛА
Они прибыли в Пальмулу изрядно усталые. Их появление поразило горожан, но не вызвало никакой реакции: пальмульцы были заняты ежедневными обязанностями и, словно пчёлы, трудились на общее благо. Разве что стражники обратили на них внимание и поинтересовались, кто они такие и куда направляются.
— Мы идём на приём к королеве, — напрямую заявил Путник.
После чего их немедленно стащили с коней, связали им руки и ноги толстой верёвкой так, что невозможно было и пошевелиться, и заперли в каменном здании — в тесной шестиугольной комнатке совершенно без окон.
Пол был холодным, и валяться на нём недвижным бревном было неуютно.
Афанасий ругал себя за то, что позволил Путнику заговорить со стражником, уж он бы смог сделать это более дипломатично — так, чтобы последствия не были столь жестки, как этот каменный пол. К его удивлению, Путник философски отнёсся к новому испытанию, ему каким-то образом удалось принять сидячее положение, и он, прислонившись к стене, бормотал какие-то молитвы.
— Путник, — позвал Афанасий неистового монаха.
Тот нехотя откликнулся.
— Путник, я умоляю тебя, молись громче. Я хочу слышать твою молитву и обратиться разумом и чувствами к Эхне. Кажется, мне повредили барабанную перепонку. Прошу тебя читай как можно громче.
Афанасий хитрил. Он хотел, чтобы Путника услышали за дверью и наконец занялись ими. По его мнению, это был единственный способ привлечь внимание и вызвать хоть какое-то сочувствие к их судьбе. Криками и мольбами о помощи вряд ли можно разжалобить стражу.
Хитрость удалась. Афанасий услышал, как кто-то подошёл к двери. Видимо, пытался понять, что происходит у пленных. Через какое-то время дверь открылась, в комнату вошли два большеголовых стражника, молча подхватили Путника под мышки и бесцеремонно куда-то поволокли, ничего не объясняя и не обращая внимания на его протесты.
— А как же я? — крикнул вслед Афанасий.
Ответа не последовало, и тяжёлая дверь снова захлопнулась.
Прошёл час в томительном ожидании, прошёл другой, а потом время перестало делиться на часы и минуты и, казалось, превратилось в вечность. Афанасий стал отчаиваться в благополучном разрешении ситуации, когда дверь неожиданно снова открылась. Вошли большеголовые стражники, не торопясь развязали верёвки. Афанасий попытался встать, но тело затекло, и попытка оказалась неудачной.
Его не торопили и терпеливо ждали. Он с трудом размял ноги и руки, потом посмотрел на воинов и поразился, насколько они похожи на гигантских муравьёв.
Стражники помогли подняться и жестом пригласили следовать за ними.
Они шли по просторным залам, наполненным жёлтым светом, и Афанасий удивлялся чистоте и тёплому уюту, царившему в пальмульском доме. «Если у них такие тюрьмы, то как должны выглядеть их дворцы?» — усмехнулся Афанасий.У дверей нового зала стража остановилась и, открыв двери, пропустила вперёд пленника. Афанасия встретил приятный молодой человек в костюме чёрно-жёлтого цвета. По его выверенным движениям и властному голосу нетрудно было догадаться, что он военный.— Меня зовут Том,— сказал молодой человек. — Ваш приятель повёл себя довольно странно. Он не пожелал ничего объяснять мне и попросил лишь отдельную комнату, чтобы помолиться вашему богу. Как его? Эхне? И вот уже молится несколько часов, а я предпочитаю его не тревожить, не видя в этом никакого резону.
Кто хочет жить, тот сам расскажет правду. Не так ли?
«Вот мерзавец! — подумал Афанасий. — Я валяюсь связанным на каменном полу, с минуты на минуту ожидая расправы, а он в это время молится и ничего не предпринимает для нашего спасения.
— Ваша речь справедлива,— сказал он молодому человеку как можно учтивее, но дело в том, что я и сам не знаю правды. Тот, кого я сопровождаю, не просто монах, это святой человек и провидец. Знаю только, что у него есть что сказать королеве, и молю Эхну, чтобы вы допустили его к ней, понимая, что иначе нас ждёт гибель.
— Вы парламентёры? — спросил Том.
— Можно сказать и так.
— Что ж вы не заявили об этом сразу?
— А нас никто не слушал,— Афанасий развёл руками и хотел было объясниться, но Том перебил его.
— Как вы пробрались в Пальмулу?
Афанасий не стал ничего скрывать и рассказал всё как на духу.
— Если б мы не пришли тайно, нас бы не пропустили, — добавил он. — Ваши лучницы не знают жалости и не склонны к переговорам. Мы бы сейчас лежали на холме, пронзённые ядовитыми стрелами, как наши товарищи.
— Это правда,— хмыкнул Том.
В это время в комнату привели Путника.
— Говорят, что ты провидец, — усмехнулся Том при виде бледной фигуры монаха. — Докажи это, и я обещаю устроить встречу с королевой.
— Незачем доказывать истину тому, кто не желает её слышать,— сказал Путник. — Провидение ведёт меня к королеве, и я встречусь с ней, желаешь ты того или нет.
Том скривился, ему не понравилась наглая самоуверенность Путника.
— Не желаешь ли ты, монах, предсказать что-либо из моего будущего, и тогда, обещаю, я не стану препятствовать твоей миссии.
— Тебя убьёт человек, которого ты называешь консулом. Сегодня ночью. Без свидетелей.
— За что? — поразился Том, подумав, не безумен ли этот монах.
— За то, что ты влюблён в предводительницу лучниц, за то, что дал сбежать пленённым чужеземцам, наконец, за то, что устроишь мне встречу с Элизабет и этим спасёшь Де-Мигру.
— Ты сумасшедший! — отшатнулся Том.
— Ты попросил пророчества, — сказал Путник, — ты его получил. А теперь исполни своё обещание.
7. ТОРОКА
Стрекоза устал, но остался доволен своей работой. Назавтра предстояло много трудов, и поэтому следовало хорошо отдохнуть. «Пусть мне приснится Оми», — подумал он, засыпая, и улыбнулся своим мыслям.
Стрекоза проснулся рано, с его пробуждением проснулась и монстера, радостно зазвенела под лучами встающего солнца, наполнилась гомоном птиц. После скудного завтрака он первым делом решил изучить местность и позаботиться о питье и пище. Сначала он не отходил далеко от импровизированного гамака, чтобы не заблудиться и не потерять его: инстинктивно Стрекоза считал его своим домом.Потом он начал отмечать путь на стволах монстеры и стал всё дальше углубляться в чащу. Заметив лощину, спустился в неё, справедливо решив, что воду следует искать ниже. И, действительно, он не ошибся: в скором времени послышался характерный шум, и Стрекоза вышел к ручью, не очень широкому, но глубокому.
Берег был каменистым, но был и небольшой пляж, словно специально созданный для уставшего путника. Стрекоза напился из ладоней, умыл лицо. Прохлада ручья освежила и придала бодрости, вода была чистой и прозрачной, и он не смог отказать себе в удовольствии искупаться и даже поплавал, чего не делал довольно давно, с тех пор как был вынужден покинуть берег моря. Он нырнул, и, открыв в воде глаза, осознал, как же ему повезло: в ручье водилось много совершенно непуганной рыбы.
Не долго думая, он перегородил ручей камнем, устроив запруду, а в ней ловушку, сплетённую из длинных ветвей. Пока рыба раздумывала, заплывать ей в ловушку или нет, выбил огонь с помощью кремния и развёл костёр. Пойманную рыбу запёк на углях, и обед вышел на славу.
Пообедав, Стрекоза решил, что начнёт создавать свой мир именно здесь, где есть камень и дерево для нового дома и где много пищи.
8. ТОРОКА. CONTINUATIO 1
Дом строился медленно, но Стрекоза никуда и не торопился. Ему нравилось спать в гамаке под открытым небом, пока не случилось то, что и должно было случиться: пошёл мощный ливень, и Стрекоза тщетно пытался укрыться под листьями монстеры. Он вымок до ниточки и осознал, что нужна серьёзная защита и от непогоды, и от возможных врагов, таящихся в дебрях монстеры. Прежде всего нужна была крыша над головой. Ночью он не мог заснуть, дрожа от сырости, а утром, совершенно разбитый, направился в сторону ручья к строящемуся дому.
Не доходя, он понял: что-то пошло не так, за время его отсутствия произошли явные изменения. Поднявшаяся после ливня вода в ручье разметала его запруду и оставила без утреннего улова. Но это было не самое страшное. Его место обнаружили: на пляже отчётливо были видны следы чужих людей. Стрекоза прислушался: действительно, из-за строящейся стены дома раздавались тихие голоса — мужской и женский. Он выхватил отцовский нож, с которым никогда не расставался и стал подкрадываться, чтобы неожиданно напасть на пришельцев, но тут увидел ещё один нож со стрекозой на рукояти, который был воткнут в верхний венец сруба, и его охватило волнение. Это был знак, выставленный специально для него. О нём помнили, за него переживали, его искали. За стеной могли находиться только друзья.
— Ну вот, я же говорил, что он скоро объявится, раздался за его спиной молодой уверенный голос.
Стрекоза резко обернулся. Он ожидал увидеть кого угодно, только не его: высокий, с волосами до плеч, в длинном балахоне, закрывавшем всё тело, и круглой красной шапочкой на голове стоял, улыбаясь, его спаситель — лекарь Ценна.
— Ценна! — воскликнул Стрекоза.— Неужели это ты? Как же часто я вспоминал тебя и повторял твоё имя, для того чтобы лучше запомнить. Такое счастье — вновь встретить тебя!
Он бросился обнимать его. В это время из-за строящегося дома вышли двое — Пико и Рената.
— Стрекоза, смотри не захлебнись от счастья, — рассмеялась Рената.— Может, ты и нам чуточку порадуешься?
(Окончание следует)
Опубликовано в Бельские просторы №5, 2019
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!