Салават Вахитов. СТРЕКОЗА И ОМИ. Продолжение 3

Антипаланик

Продолжение. Начало в №№ 1–3

13. КАПРИЯ. CONTINUATIO 2

На следующий день Деррик собрал горожан на ярмарочной площади и огласил содержание договора. Народ отнёсся к его словам одобрительно и с любопытством рассматривал Стрекозу, представленного как сына Сутяги. Стрекоза объявил, что отныне Вермикула низвержен и что все богатства его переходят в собственность храмов, настоятели которых будут распоряжаться ими в пользу горожан и укрепления городской мощи. Орден серых крыс, как единственная организованная сила, получает военные полномочия, организует охрану и защиту Каприи от внешних врагов. С целью возрождения ремесленничества, науки и искусства на десять лет отменяются все налоги, строятся школы и университет.
Стрекоза остался доволен нехитрыми распоряжениями и взглядом победителя окинул собравшихся. Он не имел опыта управления городом и, разумеется, многого не понимал в хозяйственных делах, но старался держаться уверенно, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в его компетентности.
Из толпы вышел старик, довольно крепкий на вид, с длинными седыми волосами, собранными хвостом на затылке, и чисто выбритым лицом. Он разительно отличался от других как внешним видом, так и гордой осанкой.
– Кто это? — спросил Стрекоза Деррика.
– Старатель по прозвищу Белый Дьявол, — ответил тот.
– Дорогой правитель, — обратился старик к Стрекозе. — Всё, о чём ты сказал, вызывает у меня и моих друзей одобрение. Но этих мер недостаточно для того, чтобы вернуть ремесленников в Каприю и наполнить храмы людьми.
– Продолжай, — сказал Стрекоза, — слушаю тебя внимательно, мудрый человек.
Тот поклонился.
– Я старый старатель, работаю на реке за городом, и мне более других понятны мотивы, по которым люди покидают город. Скоро и мне с друзьями придётся искать себе новое убежище.
– Это почему же?
– Самое большая угроза для Каприи — это монстера, которая подбирается всё ближе и ближе к городу. В старые времена для неё ставили преграды, но в годы правления Вермикулы перестали придавать значение этой опасности, и монстера давно обошла препятствия и захватила все поля в округе. У нас слишком мало сил, чтобы противостоять ей.
– Благодарю тебя, старец, — сказал Стрекоза. — Прошу тебя и твоих друзей не покидать город, похоже, мне понадобятся ваши знания. Пока я не совсем знаком с проблемой, но с помощью верных друзей надеюсь справиться с ней. И, поверь мне, я умею быть благодарным.

14. ОЛЕНЦИЯ

В Конкордию был отправлен посланник с докладом о произошедших событиях.
В нём говорилось о расширении влияния конкордийцев на территориях хиулков, сообщалось также о нехватке воинов для продолжения вторжения и необходимости заключения мира.
Обстоятельный отчёт о военных баталиях в Хиулкии не возымел действия: Пико не получил никакого подкрепления из столицы. Зато с ним неожиданно снёсся хитрый Лоренцо, рассчитывавший на совместные действия против Зву Раба, и выделил ему в помощь гарнизон Каприи. Великий магистр даже не догадывался, что под именем «Пико» сражался сын конкордийского старейшины Лезбий, и рассчитывать на его действия против отца было в высшей степени опрометчиво.
Обрадованный Пико отправил посыльных с этим известием к Тигру и Смиле, а сам стал скрытно, через горы, выдвигаться к столице хиулков Оленции. Он обошёл хиулков с севера и встал на берегу быстрой реки. Внизу перед ним лежала узкая долина, на которой и располагался город. Пико не решился пересекать её с неопытными воинами, понимая, что на равнине его отряды станут лёгкой добычей для вражеской конницы. Стены Оленции были кирпичными и хорошо защищены расположенными по периметру боевыми башнями, такую преграду невозможно было преодолеть с ходу. Вот если бы выманить хиулков за стены города и заставить их выйти на равнину, тогда ударами с холмов можно было бы окружить и уничтожить их.
Пико получил сообщение от Смилы и Тигра: их отряды подошли к восточному берегу реки, остановились у брода рядом с мостом, где был коварно убит Сутяга, и ждали указаний Пико. Тот приказал Тигру немедленно подняться в горы, открыв хиулкам дорогу на Дирус, а Смиле с небольшим отрядом — вернуться оборонять город. И если хиулки поддадуться на провокацию и попробуют сделать вылазку, ударить им в тыл, в то время как Пико развернёт войска и предпримет атаку столицы.
– План твой никуда не годится, — сказал Тигр, добравшись до лагеря Пико.
– Я и сам понимаю, — сказал Пико, — нужна будет длительная осада.
– Неверное решение, — нужна не длительная, а активная осада.
Пико рассмеялся.
– Я не настолько смел, чтобы идти на безнадёжный штурм Оленции, хорошо укреплённой как самими хиулками, так и природой, но в то же время и не настолько труслив, чтобы отказываться от него. Думаю, надо испробовать всё, а потом война план покажет. Не темни и скажи проще. Что ты предлагаешь?
– Бездействие расслабляет воинов и разлагает войско. Я предлагаю спуститься в долину.
– Хиулки только этого и ждут, я полагаю.
– Да, но мы не станем продвигаться далеко вперёд. Мы начнём строить плотину на реке.
– Плотину?
– Да, плотину. Леса здесь сколько угодно. Поднимем её метров на сто, а потом перекроем реку.
– Я не думаю, что хиулки без реки вымрут от жажды.
– И я не думаю.
– Значит, ты полагаешь, что напором воды можно будет снести Оленцию?
– Я полагаю, что после того, как мы откроем плотину, последует мощный удар речной волны, который снесёт земляные валы и даже размоет стены.
– А если нет?
– В том-то и фокус. Наше строительство на виду города будет тревожить Инепту. Тем более что перебежчики из Дируса станут рассказывать ему о наших намерениях — каждый день со все более ужасающими подробностями.
– И что с того? Инепта и сейчас напуган не меньше.
– Сейчас он осторожен, а когда плотина станет для него реальной угрозой…
– Выведет солдат из города, чтобы разрушить её, и попадёт в ловушку, — закончил Пико, догадавшись, куда клонит Тигр.
– Несомненно, так оно и будет, — подтвердил Тигр.
– Тогда за работу! — сказал Пико словами полководца Сутяги.

15. ОЛЕНЦИЯ. CONTINUATIO

Пико понимал, что каприйцы, в силу своей неопытности, — плохие воины и уступают дирусцам, прошедшим через ад сражений, а вот в строительных работах цены им не было. Поэтому на строительство плотины было направлено войско Пико, а также наёмные хиулки из Дируса. Отряды Тигра прикрывали строительство и стояли «свеженькими», готовыми к активным действиям.
Плотина воздвигалась быстрыми темпами. Доставлено было большое количество вьючных животных, на которых перевозили массивные брёвна. Солдаты поговаривали, что высота сооружения достигнет пятидесяти метров. Как и предполагали Пико с Тигром, среди задействованных хиулков находились и те, кто перебегал на сторону Инепты. В скором времени среди горожан распространился страх, который от всякого рода разговоров и напряжённого ожидания с каждым днём становился всё сильнее. Любой житель Оленции имел своё мнение о положении дел и от страха преувеличивал то, что слышал от соседа, и распространял ещё более ужасающие слухи. Все тревожные сплетни доходили до вождя, который не обладал особой смелостью и выдержкой.
Наконец настал день, когда высота плотины достигла значительных размеров.
Это вынудило-таки Инепту предпринять предупредительную вылазку, для того чтобы разрушить грозное сооружение, а заодно — и планы его врагов.
С вечера он обошёл отряды воинов, чтобы подбодрить их и внушить веру в успех предприятия, а утром войско вышло из ворот Оленции и быстрым маршем направилось к плотине конкордийцев. В этот самый момент к Инепте подошёл полководец Сибила и доложил о женщине, добивающейся встречи с ним.
– Я Смила из Дируса, вождь, — сказала женщина, приблизившись к вождю. — Прикажи немедленно остановить войска. Это ловушка.
И женщина рассказала о планах Тигра и Пико.
– В Дирусе зреет восстание, — сказала Смила. — И когда оно вспыхнет, Тигр будет вынужден вернуть войска для его подавления. Тогда Пико останется один и не сможет избежать разгрома.
Инепта внимательно выслушал женщину. Он был подозрителен. «Вероятно, хитрые конкордийцы специально подослали её, чтобы получить возможность достроить плотину и тем самым уничтожить Оленцию», — подумал он.
– Твои сведения важны для нас, — сказал Инепта. — А когда намечается восстание?
– Дай лишь знак, и это произойдёт в ближайшие дни, вождь, — ответила Смила.
Инепта, удовлетворённый ответом, кивнул ей, дав понять, что аудиенция закончена, и Смила отправилась обратно в Дирус. Однако она не знала, насколько осторожен был вождь. А тот подозвал одного из слуг и приказал умертвить женщину. Когда Смила подошла к реке и намеревалась перейти её вброд, острая стрела ударила ей в спину и разорвала сердце.
– Нам следовало быть благоразумнее, — сказал Инепте Сибила. — Женщине стоило бы довериться, ведь она из хиулков.
– Благоразумие состоит как раз в том, чтобы не доверяться женщинам, — раздражённо ответил Инепта.
С противоположного берега эту сцену наблюдал Тигр, встревоженный появлением войска хиулков. Он узнал в убитой Смилу и догадался о том, что произошло. Он понял, что не сумеет выполнить двоякую задачу — и подавить заговор в Дирусе, и принять участие в предстоящей битве за плотину. Единственное, что можно было предпринять, — отправить в Дирус небольшой отряд, чтобы разнести весть о возвращении войска. Это сдержало бы пыл недовольных и позволило выиграть время.
Инепта уже остановил войска, когда ему доложили, что видели, как отряды Тигра направляются в Дирус. Этого оказалось достаточным, чтобы Инепта уверовал в собственную мудрость. Он отдал приказ атаковать плотину с ходу, и дело началось.
Пико глазам не поверил, когда увидел, что Инепта сам идёт в ловушку. Он поднял по тревоге отряд каприйцев и велел им сделать вид, что в стане паника, а затем под видом бегства отступить в горы под защиту природных укрытий.
Хиулки, увидев бегущего в смятении врага, приободрились и бездумно бросились вперёд, причём в то время как одни стремились настичь воинов, пытавших уйти в горы, другие, помня наказ Инепты, стали вымещать злость, вызванную страхами предыдущих дней, на оставленной без защиты плотине и увлеклись этим настолько, что не заметили, как, перейдя вброд реку, к ним с тылу стало приближаться грозное войско Тигра. Одновременно с гор хлынула неизвестно откуда взявшаяся лавина каприйцев.
Инепта с ужасом наблюдал, как его растерявшиеся воины бросали оружие и бежали, спасаясь от преследователей. Разгром хиулков был сокрушительным, многих из них конкордийцы перебили, практически не встречая сопротивления.
И только вождь с небольшим отрядом успел укрыться в городе.
Войска Пико и Тигра теперь безбоязненно подошли к стенам Оленции. Настал самый ответственный момент. Город нужно было брать штурмом, и медлить было нельзя. Пико увидел, как на стенах показались хиулкские женщины и дети. Они тянули руки к конкордийцам и молили о пощаде.
Сердце Пико дрогнуло. Он вспомнил Элис, неуклюже лежащую на земле с проломленной головой, и страдания, которые перенёс сам. Но Тигр не был расположен к сентиментальности. Он выставил ультиматум: хиулки должны выставить ему голову Инепты и открыть ворота без всяких условий. Тогда он обещает сохранить жизни мирных горожан.
Время шло. Но никто не спешил выполнять ультиматум. Напротив, женщины и дети были удалены со стен, и их места заняли воины. Пико, поколебавшись, стал готовить войска к штурму, когда ворота города открылись и показалась делегация. Впереди всех шёл могучий воин в тяжёлых доспехах, вооружённый мечом.
Процессия приблизилась, и Пико, к удивлению соратников, вышел к ним без всякого оружия. Воин, шедший впереди, снял шлем, аккуратно положил его на землю рядом с собой и заговорил:
– Я Сибила, военачальник Оленции. Мы выполнили твоё условие. Вот тебе голова Инепты.
Сибила протянул руку к стоящему поодаль хиулку, и ему подали мешок, из которого он извлёк за волосы мёртвую голову. Это, несомненно, была голова вождя. Пико узнал ненавистные черты человека, коварством погубившего Сутягу, и удовлетворился отмщением. Он принял голову и бросил её под ноги стоявших в стороне конкордийцев.
– А вот тебе мой меч и моя голова, — продолжил Сибила. — Прошу тебя лишь об одном: сохрани жизни жителям Оленции, нашим жёнам и детям.
Сибила передал оружие Пико так, будто вручал ему любимого ребёнка, держа обеими руками и поцеловав тускнеющий металл ножен.
Пико принял меч — раздался резкий звук вынимаемого из ножен клинка. Он залюбовался сверкнувшей на солнце холодной сталью, а бледный Сибила, плотно стиснув губы, опустился на колени и склонил перед ним голову. Пико подивился мужеству и благородству человека, по возрасту равного ему. Чем-то они были похожи, разве что у Пико были длинные тёмные волосы, а Сибила был рыжим, смешно стриженным под горшок.
– Встань, Сибила, — сказал Пико. — Ты отважный воин, и у меня по отношению к тебе имеются иные планы. Назначаю тебя правителем Оленции и предлагаю мир и союзничество. Я не буду вводить войска в город, но ты должен знать, что отныне хиулки находятся под властью Конкордии. Возвращаю тебе меч, пусть отныне он служит нашему общему процветанию.
Сибила поднялся. Как у настоящего воина, на его суровом лице не отразилось никаких эмоций.
– Благодарю тебя, полководец, — сказал он. — Твои условия приняты. Обещаю честно служить тебе.
– Не мне, а Конкордии, — поправил его с улыбкой Пико.
– Я сказал то, что сказал, — ответил Сибила.
Пико пожал плечами.
– Что ж, тогда за работу!

16. ПАЛЬМУЛА

«Носить чёрную косу с чувством собственного достоинства и изрядной долей вызова, да ещё быть при этом первой воительницей, может только представительница клана жёлтых. Организуйте необходимый обряд, а потом приведите её ко мне на приём. У меня тоже появилось несколько идей», — сказала Элизабет.
В храме Оми встретил всё тот же бородатый старик-колдун. Правда, на этот раз глаза его были добрыми, он даже расчувствовался, приветствуя её.
– Я молился за тебя, Оми, и радуюсь твоим успехам, — сказал он.
Появилась Тая с девушками, и вмиг улеобразный храм стал для Оми своим, она ощутила себя словно в родном доме после долгого расставания, настолько повеяло теплотой от приёма, да и сами стены, разрисованные под соты, создавали домашний уют.
Оми помогли раздеться, отвели в купель, где очистили её кожу от боевой раскраски. А потом Тая стала наносить на тело подруги жёлтые цвета пальмульской знати. Закончив, она осталась довольна работой и даже засмеялась счастливо.
– Я кажусь тебе смешной? — Оми тоже улыбнулась.
– Нет, что ты! — спохватилась Тая. — Я лишь залюбовалась тобой. Видишь ли, твоя кожа смугла и имеет специфический синий оттенок, видимо, присущий вашему племени.
– Что ж делать, если не удалось родиться такой красавицей, как ты? Всегда стеснялась своей тёмной кожи и маленького роста.
Тая не обратила внимания на реплику Оми и продолжила:
– Видишь ли, когда синий цвет смешивается с жёлтым, то получается зелёный.
Поэтому в тех местах, где слой краски оказался тонок, кожа выглядит зелёной.
Но мы сейчас это исправим.
– Ну уж нет, запротестовала Оми, я вся чешусь от ваших красок. Довольно!
Пойдёт и так. Это даже символично: на самом деле я и не зелёная, и не жёлтая.
Я просто первая воительница. Думаю, надо торопиться, иначе опоздаю на приём к Элизабет, вряд ли она этому обрадуется.
Однако Оми всё же пришлось задержаться, поскольку колдун должен был совершить соответствующий обряд. Пока он читал молитву, Оми впервые внимательно рассмотрела его: что-то не нравилось ей в его облике.
– Сколько лет этому старику? — шёпотом спросила Оми у стоявшей рядом Таи.
Та еле сдержала улыбку.
– Какой он тебе старик! Он младше тебя, служители обязаны быть с бородой, она у него накладная.
– Ах ты!.. — Оми чуть не выругалась. — Какого же дьявола я стою перед ним голой?

17. ПАЛЬМУЛА. CONTINUATIO 1

Во дворец Элизабет Оми вошла вместе с консулом Гарри, её простенький наряд воительницы дисгармонировал с его строгим, с иголочки костюмом. Кругом были желтолицые, которые, не скрывая брезгливости и едва заметного раздражения, бестактно рассматривали её.
– Терпи, — сказал Гарри.
Оми кивнула и твёрдым взором окинула присутствующих — возмущённый шёпот прекратился, и наступила тишина. И в этот момент появилась королева.
Вместе со всеми Оми опустилась в почтительном поклоне.
– Приёма сегодня не будет, — объявила Элизабет. — Мне нездоровится.
Взгляд королевы задержался на Гарри и Оми.
– А вас и вашу протеже, Гарри, я прошу остаться, мне нужна будет помощь.
Придворные расходились. Выходя, они бросали злобные взгляды на Оми, видимо, считая её выскочкой, не заслуживающей почтения, однако консула они побаивались, поэтому старались делать это незаметно.
Элизабет сделала знак следовать за ней и повела посетителей в шестиугольный кабинет, который, судя по убранству, служил и молельной комнатой. Об этом свидетельствовала и своеобразная роспись стен, напоминавшая храмовую.
Всегда холодная и расчётливая Элизабет не понимала, чем привлекла её невысокая конкордийка, смуглость кожи которой предательски просвечивала сквозь жёлтую краску. Даже с королевами случается такое, что незнакомый человек неожиданно импонирует, располагает к себе поведением и речью, вызывая безотчётное доверие, в то время как близкие люди вдруг отчуждаются. Элизабет всей душой потянулась к юной девушке. Открытый взгляд и отважные поступки Оми, на которые не осмеливался ни один мужчина в её окружении, напоминали королеве, что именно такой она сама была в далёкой молодости. Воспоминания вызвали в ней нежные чувства, и она с ласковой, хотя и покровительственной, улыбкой обратилась к первой воительнице:
– Я вижу, что ты прошла обряд посвящения, дорогая Оми. Такого быстрого продвижения в Пальмуле никто не удостаивался, поэтому ты могла наблюдать некоторое недовольство среди придворных. Их ревность к чужестранке вполне естественна и понятна. Не обращай на это внимания, время и твои заслуги перед нами вызовут признание и почтение, а у кого-то даже и страх. И произойдёт это очень скоро, поверь мне. Раньше, чем ты ожидаешь.
– А теперь о деле, — тон речи Элизабет резко изменился и из покровительственного стал жёстким и волевым. — Нам нужна боеспособная армия, Оми. Том наберёт её в сжатые сроки, а твоя задача — организовать обучение, определив наставниц к каждому отряду. Времени у нас нет. Пока твои бывшие соплеменники воевали с хиулками, у них не было возможности продвигаться на запад.
Буквально вчера мы узнали, что они заключили мир. Это означает лишь одно: как только их мощь будет восстановлена, они обратят свой взор на наши земли.
Такого допустить нельзя, нужно опередить конкордийцев. Я бы хотела выслушать твои соображения на этот счёт.
Оми почтительно поклонилась, показав, что поняла королеву.
– Я конкордийка, — сказала она. — Почему вы решили, что я буду на вашей стороне в войне с Конкордией?
– А я королева, — ответила Элизабет, снисходительно улыбнувшись. — Мне не принято задавать вопросы. Особенно такого толка. Напротив, я жду готовых решений от человека, которого наделяю реальной властью.
– Простите, королева. К сожалению, я успела привыкнуть к тому, что жёлтые мне не доверяют, и поэтому смущена неожиданным покровительством.
– Это ясно, — согласилась Элизабет. — Я полагаю, что у нас есть общие интересы, вполне понятные только нам, женщинам. Я в курсе, что по вине Зву Раба погиб твой жених и что старейшина коварством завладел имуществом твоих родителей. Тем не менее ты жаждешь не мести конкордийцам, а справедливости.
Так же, как и я. Желаю нам успеха, Оми, и верю, он, несомненно, будет. Аудиенция окончена. Гарри, я рассчитываю на вас: эта девушка имеет отныне самые широкие полномочия. С ней никогда и ничего не должно случиться. Надеюсь, вы хорошо поняли меня.
Консул и Оми поклонились и направились к выходу, но тут Гарри неожиданно остановился и, подойдя к Элизабет, тихо сказал:
– Я боюсь, что чужестранка опрокинет нашу страну в хаос.
– Без хаоса не может быть и порядка. А нам нужен строгий порядок, Гарри, — ответила королева.
Она вдруг окликнула девушку:
– Оми, а как вёл себя разведчик, которого зарезал Зву Раб?
Вопрос был неожиданным, и Оми вздрогнула, вспомнив неприятную историю гибели молодого человека. Откуда правительнице известно об этом?
– Он был доброжелателен и мужественен.
Королева удовлетворённо кивнула и сказала тихо:
– Я так и думала. Хочу, чтобы ты знала, Оми. Это был мой сын.

18. ПАЛЬМУЛА. CONTINUATIO 2

Оми с головой ушла в заботы по организации нового войска. Три тысячи лучниц, которых нужно экипировать, вооружить, кормить — задача почти неподъёмная, если бы не верные помощники — Том, Гертруда и, конечно же, незаменимый Стив, мастер-виртуоз, который из простого лука умудрился сотворить надёжное скорострельное оружие. По дальности полёта стрелы, убойной силе и точности стрельбы равных такому не было. Ему удалось наладить производство стрел, одинаковых по весу, с наконечниками из твёрдого металла и стабилизаторами, выравнивающими полёт. Последние коррективы внёс консул Гарри, повелевший перед боем окунать наконечники в сок монстеры. Это означало, что самая лёгкая рана такой стрелой должна была привести к неминуемой смерти.
– Это опасно, — возразила Оми, — в бою лучницы неизбежно получат ранения.
Не исключено, что в суматохе боя сок монстеры случайно попадёт и на их раны.
– Ты права, война — опасное занятие, может случиться и так, — согласился консул, но не стал отменять решения.
Войско Оми напоминало живой улей. Для лучниц были построены специальные шатры шестиугольной формы, примыкающие друг к другу так, что издалека лагерь напоминал пчелиные соты. В каждом шатре размещалось по десять девушек. С раннего утра лучницы в строгих зелёных нарядах выходили на стрельбище; отстрелявшись, занимались физическими упражнениями и верховой ездой. День был расписан до мелочей. И не было ни выходных, ни даже свободной минутки.
Уже поздно вечером, перед самым заходом солнца, они отправлялись на пляж, находящийся в виду Каприи, и удивлённые горожане могли наблюдать тысячи голых тел, переполнявших реку. Поначалу каприйцев пугало неожиданное явление женских полчищ, но потом они привыкли к ним, как привыкают к регулярным природным явлениям, и перестали обращать на них внимание. После того, как звучал отбой, девушки без сил валились в постели, для того чтобы с восходом солнца снова быть на ногах и свежими и бодрыми продолжать тренировки.
Ежедневно Оми в сопровождении Тома и Гертруды инспектировала ход подготовки. Особое внимание она уделяла питанию девушек, лично следила за тем, чтобы пища, которую готовили искусные, специально отобранные повара, была разнообразной и калорийной. Однажды двое торговцев продуктами — Боб и Свен — решили нажиться на лучницах и поставили в лагерь крупу, испорченную личинками моли. Повара пожаловались Оми.
Оми разгневалась и повелела Гертруде найти и доставить торговцев к ней.
Когда та разыскала их в Пальмуле, Боб и Свен развлекались со своими друзьями в местной таверне. Друзей позабавил грозный вид лучницы, и они стали подзадоривать Боба со Свеном:
– Разве вы не мужчины, что позволяете толстушке говорить с вами столь неучтиво? Следовало бы наказать негодницу.
Гертруда вспылила и потянулась за луком, но в это время крепкий сильный толчок в спину бросил её прямо в руки Боба.
– Аккуратней, красавица, — сказал Боб и резким ударом в лицо отбросил её к Свену.
Свен перехватил отлетевшую девушку и, не дав опомниться, двинул кулаком в челюсть.
Потрясённая, Гертруда свалилась на пол, вызвав дружный хохот окруживших её мужчин, которые стали поочередно бить её ногами. Девушка сначала стонала после каждого удара, она была физически крепка и пыталась сопротивляться, но силы были неравны. Через полчаса она стихла.
– Ах ты дрянь! — выругался Боб. — Кажется, она сдохла.
Он расстегнул штаны и помочился на распростёртое тело. Растерянный хозяин таверны спросил, что же теперь делать и куда девать убитую.
– Оттащи эту падаль подальше от таверны, — предложил Свен. — Тебе не миновать большого штрафа, если консул узнает про бойню.
Было раннее утро, и Оми вместе с Томом разрабатывала план ближайших учений, когда ей доложили о гибели главной болотной ведьмы. Какое-то мгновение Оми находилась в замешательстве, а потом Том понял, что она приняла страшное решение, изменить которое никому не под силу.
Оми объявила тревогу. Трубач заиграл сигнал, и уже через несколько минут три тысячи вооружённых девушек во главе с первой воительницей подъехали к городским воротам. Стража попыталась задержать лучниц. Но Оми, ни слова не говоря, выхватила лук и пронзила стрелой одного из стражников, остальные были вынуждены расступиться перед грозной силой. Лучницы заполонили улицы города, они врывались в дома и растерянным горожанам задавали только один единственный вопрос:
– Кто сделал это?
Через час все убийцы были найдены. Их выдали посетители таверны, ставшие свидетелями убийства, и сам хозяин таверны признался, что был ошеломлён случившимся. Лучницы съехались на площадь перед храмом, за стенами которого надеялись укрыться негодяи. Из храма вышел настоятель, знакомый Оми жёлтый колдун с длинной накладной бородой.
– Именем великого Эхны и всех ваших страхов заклинаю тебя выдать убийц Гертруды, — обратилась к нему Оми.
Колдун был умён и понимал, что его отказ не остановит первую воительницу.
– Имеешь ли ты полномочия вершить суд? — спросил он.
Оми подтвердила.
– Да, имею.
– Тогда они твои, — согласился колдун.
Лучницы силой выволокли из храма двенадцать мужчин.
– Ты лжёшь! Ты не имеешь никакого права судить нас, конкордийская тварь, — выкрикнул Боб.
Оми не ответила ему.
– У нас есть свидетели? — обратилась она к собравшимся. — Выведите их сюда, пусть они подтвердят показания.
Вышли свидетели, и каждый подтвердил виновность убийц, после чего Оми сказала:
– Эти люди видели, как убивают воительницу Пальмулы, и ничего не предприняли для её защиты. Думаю, они ничем не отличаются от подлых убийц.
В это время запыхавшийся Том, вернувшийся после доклада консулу, подбежал к Оми.
– Постой, Оми, не торопись…
– А я и не спешу, Том, — сказала первая воительница и махнула лучницам рукой: — Убейте их!
Сотни стрел одновременно пронзили тела убийц и свидетелей.
– Никто никогда не должен сомневаться в моей решительности, — сказала Оми.
Два десятка тел валялись бездыханными перед храмом на глазах испуганных горожан. Том пытался осмыслить происходящее, когда к месту события подъехал консул и, остановив коня прямо перед Оми, гневно выкрикнул:
– По какому праву ты совершила самоуправство?
Площадь затихла. Оми посмотрела прямо в глаза грозного консула и твёрдо ответила:
– По праву, данному мне королевой.
– Ты можешь доказать это? — Консул не выдержал взгляда и отвёл глаза.
– Ей ничего не нужно доказывать, Гарри, — неожиданно появившаяся Элизабет, пройдя через ряды лучниц, приблизилась к Оми и добавила: — Она совершила это по праву, данному королевой.
Оми склонила голову в знак признательности.
– Я вижу, что твои подопечные готовы к более серьёзным делам, консул, — обернулась Элизабет к Гарри. — Долго ли ещё ждать, когда прозвучит труба? Помоему, наступило для этого самое время.
Королева оглядела ряды бесстрашных лучниц, готовых покорно принять любое решение.
– Вы больше не болотные ведьмы, — сказала она. — Вы не зелёные муравьи и не жёлтые пчёлы. Отныне вы новая, особая каста стремительных стрекоз и обязаны носить жёлто-зелёные цвета.
«И всё же цвет души важнее цвета кожи», — подумала Оми.

19. КАФЕ

– Посмотри, какая необычная татуировка у девушки! — зашептала Зухра, показывая глазами на соседний столик, где расположилась ещё одна путешествующая парочка.
У девушки на плече красовался огромный паук, шевеливший конечностями при любом её движении. Я остался равнодушен.
– Я видел много такого. В чём прикол? Душа важнее татуировки. Расскажи лучше о себе. Кто ты?
– Кто? Я? Я девочка.
– Девочка, почему от тебя муж сбежал?
– Наверное, потому, что у меня низкая самооценка.
– Неправда. Мужикам нравится доминировать, и, если б она у тебя была высокой, ты б составила ему конкуренцию. А конкурентку он бы точно не стал терпеть.
– Тогда, может быть, у него образ жизни такой — находить себе подружек.
– Чисто биологический? Когда не надо ни о чём задумываться?
– По сути, так и получается. Там действительно только биология работает.
– То есть будь, что будет, а то, что детей наделал, это не важно?
– Да. Им только одно управляет — «не дам!»
– Что «не дам»?
– Если она скажет «не дам», то всё, он теряет голову.
– Но ведь её же не было. Как ты допустила, чтобы появилась другая?
– У него была другая.
– Что?
– У него до меня была другая. И я не знала об этом.
– Он на тебе женился, и у него была другая?
– У него в это время была другая. Потом он сказал, что у него всегда есть любовницы, но не больше одной. Одна — это норма. И с первой женой когда жил, были всегда любовницы, но не больше одной. Вот такой он честный и правильный.
Зухра смеётся, но не тем детским азартным смехом, который мне нравится, а с горькой иронией к себе самой.
– И как ты это терпела?
– Ну, я когда узнала…
– Типа наша любовница лучше всех?
– Нет. Конечно, не терпела. Сначала же я не знала, что у него есть любовница.
– А как ты узнала?
– Я же шпионка — нашпионила.
– Расскажи для истории…
– Но это между нами?
– Конечно, я только запишу всё это на диктофон.
– Для рассказа?
– Да, нужен сюжет для нового рассказа. Если хочешь, не буду упоминать твоё имя, Назову героиню иначе. Пусть, например, будет Апраксия.
– Нет, только не Апраксия, лучше оставь моё. Сначала узнала Лариска, моя сестрёнка. Мы отдыхали в лагере «Росинка», а он уехал в Японию к своему сыну.
И потом, значит, говорит: «Я должен съездить в Москву к дяде Саше, поэтому ты меня не теряй, я после Японии останусь в Москве». А мы же жили в разных квартирах. Ну и я как бы всего не знала.
– А почему вы жили в разных квартирах?
– Ну, он у себя, и я у себя — с детишками. Я в «Росинке» когда была — как раз беременная Маринкой, — Лариска мне звонит: «Слушай, мне кажется, что я его видела с какой-то девушкой».
– В Уфе?
– В Уфе, да. Мы-то в «Росинке» были, а она в Уфе как раз. Ну и дальше я начала копаться, искать, выискивать.
– И как ты начала копаться? Вы, как я понимаю, жили раздельно. Значит, в телефоне его ты не могла копаться.
– В телефоне — нет. Но он дал мне ключи от своего дома — «Пока ты хозяйничай», — а тут перед отъездом и говорит: «Ко мне должен приехать один товарищ, тоже учёный, он поживёт пока в моей квартире. Мне нужно ключи эти ему отдать. Я и отдала ему ключи. Когда я приехала из «Росинки», мы переписывались по мейлу. Он говорил: «Да, я у дяди Саши, тра-ля-ля, ля-ля-ля». Потом, значит, когда Лариска рассказала, что он в Уфе, я решила прийти и посмотреть — узнать, так ли это. Набираю домофон — не открывает, потом выходит консьержка и говорит, он здесь, в Уфе, но сейчас ушёл, приехал то ли сегодня, то ли вчера…
Ну дальше, в общем, — больше. Окна-то я знаю, где расположены. Пришла вечером. Смотрю — свет горит. Пишу ему эсэмэс: «Горит свет, открой. Ты приехал?»
Не отвечает, не отвечает. Звоню — не отвечает. Поднялась наверх, а там дурацкие двери китайские, через которые всё слышно…
– Ну да…
– Почти всё. Голоса, по крайней мере, можно разобрать. Вдруг слышу, как он что-то объясняет этой девочке, своей аспирантке из Сингапура.
– Она китаянка?
– Нет, наша.
Зухра знаком останавливает официантку, пролетающую мимо с грязной посудой.
– Можно чаю ещё принести? А то мы два чая заказали, а взяли только один.
Ещё одну заварку, пожалуйста. Если можно, зелёный, — просит она.
– И вот, значит, поднялась, всё подслушала. Постучалась — не открывают, позвонила — не открывают. Так мне дверь и не открыли. Я ему скандал не стала устраивать. Потом потихоньку давай узнавать, дознаваться. Этой девочке написала. Она мне не ответила, воспринимала сначала молча всё… Тогда я ей отправила письмо, типа вот, если у вас там всё серьёзно, всё пойму.
– А что ты можешь понять? Ты ж беременна!
– Не знаю… Я думала, что они действительно хотят жить и тому подобное…
Официантка подходит, уточняет:
– Пакетик ещё, да?
– Да. Зелёного чая.
Пытаюсь поймать Зухрушкин взгляд и почувствовать её тогдашнее состояние, но она старается не смотреть на меня и начинает запинаться.
– Ну и… этот… то, что беременная я… не знаю… Короче говоря, я испугалась.
– Чего?
– Чего не помню, не знаю. Того, наверное, что уйдёт к своей аспирантке…
Я тогда была готова закончить отношения, но он этого не делал. И девочка ничего не написала, ничего не ответила.
– А кто это такая? Как её звали?
– Рита её звали… И зовут. Аспирантка из Бирска, сейчас она в Сингапуре работает. Он ей сказал о моём существовании только тогда, когда родилась дочь.
– О твоём существовании?
– Да. Я ей раньше написала. А она, значит, делала вид, что ничего не знает.
Официантка наконец приносит чай.
– Спасибо большое!
Пьём чай, и я думаю о том, как плохо быть женщиной. Зухра продолжает:
– Ничего не знает, ничего не происходит… И мне не ответила. Потом она начала ему давить на жалость. Типа, как так, я думала, что у нас всё серьёзно, ты за мной ухаживал, я к тебе сама не лезла. А про меня начала песни петь, мол, она специально залетела, чтобы замуж выйти.
– А ты что, не замужем была?
– Нет, мы с ним так и не поженились. Я не хотела замуж выходить вообще, когда он даже предлагал.
– Как не хотела? Разве не ты настояла?
– Нет.
– А как ты не хотела, когда…
– Ребёнок?
– Ребёнок, да. Странная ты какая.
– Вот такая…
– Что-то ничего не сходится.
– Ну, потому что я узнала, что она у него есть, он занят. Не захотела замуж выходить, гордость, наверное, взяла.
– Но ты просто гуляла, что ли, потому что он деньги давал? Я не могу понять твои мотивы.
– Нет, почему же, при чём тут это-то? Мотивы такие: мы просто… Сейчас тебе будет обидно, неприятно…
– Ну пусть, ладно. Мне уже неприятно.
– Зачем тогда спрашиваешь?
– Мозахист, наверное.
– Я не просто так… Я влюбилась изначально. Потому что он ухаживал.
– А во что там вообще можно влюбиться? Скажи мне, пожалуйста.
– Красиво ухаживал, помогал — он такой, на руках носил. Вот так вот.
– Понятно.
– Мы ездили на гору Иремель. И там было очень мокро. Огромные лужи. Он меня на руках донёс до вершины, потом вниз спустил. Ухаживать умеет, да, женский угодник, наперёд знает, что надо. А потом, когда открылась другая его сторона, было очень обидно. Надеялась…
– А что мне в этом обидного?
– Не знаю. Что влюбилась.
– А он у тебя кто по национальности. Он чуваш, что ли?
– Русский.
– Какой же он русский? Ты смотрела на него?
– С примесью татар. Мать у него наполовину татарка, и дед — крещёный татарин. Он взял фамилию своей матери. Потому что его отец в своё время бросил.
Он не хотел этого ребёнка…

20. ДЕ-МИГРА

«Обретение веры не терпит поспешности», — сказала Рената, и Лоренцо пытался осмыслить её слова. Магистр был болен. Недуг сразил его на охоте. Он любил первые утренние часы после небольшого дождя: в лесу было свежо, и с листьев то здесь, то там неторопливо скатывались дождевые капли, блестя жемчужинами в пробивающихся сквозь стволы и ветви лучах встающего солнца.
Осторожно пробравшись сквозь заросли жёлтой скумпии, он вышел к поляне, по опыту зная, что зайцы в такое время выбираются на открытую местность.
Хитрый зверёк наверняка затаился в траве. Но и Лоренцо был хитёр, он натянул тетиву лука и, не таясь, стал осматривать поляну, потом сделал несколько шумных шагов и неожиданно остановился, прислушиваясь. Обычно в такие моменты у зайца сдавали нервы. Думая, что обнаружен, зверёк выскакивал из укрытия, в этот момент и надо было его бить. Так оно случилось и на этот раз. Лоренцо уже собирался спустить тетиву лука, когда острая боль в животе пронзила так, что он, согнувшись, упал на колени, словно просил прощения у убегающего зверька за злые помыслы. Потом подошла тошнота, и его вырвало. Рвота не принесла облегчения, боль не прекращалась, и Лоренцо с трудом добрался до Де-Мигры.
Его уложили в постель, где он и пролежал несколько суток, скрючившись, страдая от озноба. Магистр сильно ослабел от поднявшейся температуры, аппетит полностью отсутствовал, бледность окрасила его лицо, и сердце стучало так учащённо, словно старалось быстрее дожить никчёмную жизнь.
Рената нашла его беспомощным и изнывающим от жажды. Подала бокал с водой.
– Вероятней всего, мне не подняться, — сказал Лоренцо, с усилием сделав небольшой глоток. — Какой-то механизм внутри меня вышел из строя. Если что-то у нас с тобой было не так, прости.
– Не говори глупостей. Что значит «что-то»? У нас с тобой всё было не так.
И тебя это устраивало. Ведь правда? Поэтому возьми себя в руки и не раскисай раньше времени.
– Рената, разве я похож на наивного мальчика? Говорю тебе, мне нужен священник.
– Я послала в Конкордию к Зву Рабу за лучшим врачевателем. Он скоро прибудет и вылечит тебя.
Однако Лоренцо, как и все больные, был капризен. Он приподнял голову, прорезавшиеся на лбу линии морщин, видимо, должны были показать Ренате, что он сердится, но она проигнорировала чувства больного. Тогда магистр еле слышно попросил:
– Сделай мне небольшое одолжение: найди мне священника.
– Ты имеешь в виду Путника?
– Его.
– Что ж, человек, который общается с Эхной, действительно может помочь.
Не волнуйся, я исполню твою просьбу немедленно.

21. ДЕ-МИГРА. CONTINUATIO 1

Путник читал проповедь, когда к нему прибыли посланники от Лоренцо. Сначала он наотрез отказался ехать, ссылаясь на занятость. Однако, узнав, что просьба исходит от художницы Ренаты, однажды приютившей его и даже ставшей верной последовательницей его учения, смягчился и пообещал:
– Пусть дожидается, буду у него после вечерней службы.
Посланники не посмели настаивать на более раннем часе.
Тем временем Путник продолжал говорить людям, пришедшим издалека на площадь перед храмом Святой Неферы, чтобы самим, собственными ушами, услышать проповеди, отрывки из которых уже долгое время разносила молва быстрее любого посыльного на самом быстром скакуне. Он говорил:
– Страшное ничтожество света, окунувшегося в мрачное море лжи и испорченности, разврат и нарушение святости брака, высокомерие и нечестие, проклятие и кощунство привели нас к миру, где угасли добродетели и торжествует порок.
И тогда создатель Мадеры ужаснулся творению своему и отвернулся от него. Разве не понимают люди, что это не он покинул детей своих, а они сами отвергли и изгнали его невежеством и непроходимой глупостью своей? Пока не поздно, падите к стопам его, целуйте землю, по которой ступал он, молите о прощении и просите вернуться!
Путник говорил порывисто, эмоционально. Взгляды присутствовавших следили за ним с суеверным страхом, его уверенность убеждала. Слушатели замирали в волнении, боясь упустить хоть слово. Речь чёрного монаха яростным ветром врывалась в их души, и сердца их начинали тревожно биться в общем, едином ритме.
– За грехи наши, жестокость и жадность мы ещё ответим многими бедами. Есть единственно возможный, хотя и трудный, путь к спасению — покаяться, — говорил Путник. — Наши чувства обманчивы и суждения слабы. Мы можем быть сильны только верой, ничего иного у нас нет и быть не может. Богатства, накопленные стяжательством и тщеславием, отделяют нас от Эхны словно каменные стены.
И чем больше богатства, тем крепче стены безбожия. Уничтожьте же ненавистную преграду и приблизьтесь к господу своему!
Путник выждал торжественную тишину и взмолился:
– Отец мой единственный, не оставь сына своего, прости меня грешного и укрепи дух мой, дабы мог вынести я тьму ослеплённых народов!
При этих словах оратор высоко вскинул руки, и взор его в обратился к небу в безмолвной молитве. Тут люди заметили, как Путник пошатнулся, потеряв на миг сознание, колени подогнулись, и он стал медленно оседать на землю. Монахи, стоявшие рядом, подхватили ослабевшего праведника и увели в помещения храма.

22. ДЕ-МИГРА. CONTINUATIO 2

– Прибыли лекарь из Конкордии и праведник из монастыря, магистр. Кого из них примите первым? — спросила Рената, входя в комнату Лоренцо.
– Я просил только священника, — ответил больной, стараясь говорить как можно твёрже.
Вошёл Путник и поприветствовал магистра.
– Здравствуй, Лоренцо, мне передали, что ты звал меня.
Магистра покоробило, что священник обращается к нему на равных, без должного уважения. Неужели он настолько плох, что Путник решил не считаться с его высоким положением? Лоренцо погладил чёрного кота, лежавшего рядом на постели, опечаленного болезнью хозяина.
Заметив это, священник брезгливо поморщился.
– Уберите грязное животное, — завизжал он. — Уберите животное!
Рената поспешно унесла кота в другую комнату.
– Путник, я дал тебе приют в моём монастыре и звал тебя, когда был здоров и в силе, но ты предпочёл не заметить просьбы, — начал Лоренцо. — Благодарю, что навестил меня, когда я слаб и раздавлен болезнью. К сожалению, лекари не смогли предотвратить её развитие.
– Лекари, лечащие тело, бесполезны, если больна душа, — заметил Путник.
– Именно поэтому я и позвал тебя, Путник. Я чувствую, что нужно подготовиться к худшему и прошу тебя, как человека праведного, об отпущении грехов.
– Невозможно помочь нераскаявшемуся грешнику. Раздай богатства и дворцы бедным, попроси прощения у обиженных тобой, и тогда великий Эхна позволит мне отпустить грехи твои, дабы предстал ты перед ним очистившимся от мирской скверны. Без этого любые мои усилия будут тщетны, великий магистр.
– Ты смеешь отказывать мне в последней просьбе?
Лоренцо испытал разочарование, и тут же страхи и сомнения ворвались в его растревоженное сознание: что если и правда Эхна отвернется от него?
– Не я отказываю тебе, но ты сам отрекаешься от спасения. Подумай и прими решение, а до тех пор я тебе бесполезен.
Путник поклонился и вышел из комнаты. Лоренцо подозвал стоявшую в молчании Ренату, губы его слабо прошептали:
– Позови лекаря, Рената. Я принял решение: ты была права, я абсолютно не готов к смерти, нужно выздоравливать.
Лоренцо улыбнулся, с этой улыбкой и застал его вошедший лекарь.
– Я Ценна, раб Зву Раба, посланный ему в услужение полководцем Сутягой.
– А-а-а, — протянул Лоренцо, — ты знал храбреца Сутягу.
– Я имел честь лечить его, когда он был ранен. Разрешите осмотреть вас, магистр.

23. ДЕ-МИГРА. CONTINUATIO 3

Рената терпеливо ждала, пока Ценна возился с больным, и думала над словами Путника. Конечно же, Путник тысячу раз прав. Лоренцо, даже будучи больным, чрезмерно высокомерен. Пока она сама не научилась бояться бога, в ней жила такая же гнусная черта характера. Что может быть хуже, чем лишиться любви Эхны? И что делать, если он вдруг оставит тебя? Тогда ещё, в первую же встречу с Путником, она поняла, что любить надо в первую очередь не собственное жалкое творчество, а господа, только свет веры способен внести жизнь в холсты и краски.
Всё, что она писала раньше, было результатом гордыни, стремлением к признанию и славе, а потому её картины оказались подобны легкомысленным игрушкам для слабоумных детей. Она сожгла их все, как потребовал Путник. И тогда в новые полотна её ворвалась надежда — робкий утренний лучик постижения великой истины. Рената больше никогда не опускалась до низменных человеческих страстей, в своих картинах она разговаривала с богом. И посвящённые в таинства её новой живописи озарялись светом небесного общения.
«Лоренцо ещё не осознал целительной силы речей Путника, — подумала Рената. — Надеюсь, лекарь добавит ему времени, чтобы он успел при жизни обрести настоящую веру».
– Что с ним? — обратилась Рената к Ценне, закончившему осмотр больного.
– Будет жить, — ответил тот и, озорно подмигнув, иронично добавил: — Правда, недолго, если Путник продолжит навещать его.
Брови Ренаты взметнулись вверх.
– Прежде чем лечить душу, надо исцелить тело, — пояснил Ценна. — Больному нужен покой, беспокойства ему противопоказаны. Я дал ему успокоительное, он будет спать до утра. Когда проснётся, появится аппетит, дадите магистру голубиного бульона. А я назавтра приготовлю ему сок монстеры.
Рената вздрогнула.
– Ценна, я привыкла доверять Зву Рабу, по словам которого ты великий лекарь, однако прости мои сомненья, насколько всем известно, монстера ядовита.
– В данном случае тебе следовало бы довериться опыту лекаря, а не правителя, — ответил Ценна. — Если ты привыкла доверять Зву Рабу, то почему покровительствуешь человеку, которого он изгнал из Конкордии?
– Это другое дело. Путник — святой человек, он общается с Эхной и призывает идти к нему сквозь боль и страдания.
– Путь к богу не обязательно лежит через страдание, Рената, — возразил Ценна.
Измученные болезнями люди намного дальше от бога, чем они думают.
Рената на миг задумалась.
– Я беспокоюсь о тебе, Ценна. Как же ты добудешь сок монстеры? Разве может человек выжить в её чаще?
– Мне известен один маленький секрет, которым могу поделиться с тобой.
Пойдёшь со мной в монстеру за целительным соком?
– Я? С тобой? — Рената засомневалась.
– Боишься?
– Честно сказать, боюсь. Какой в этом смысл? Раз уж начал говорить, договаривай до конца.
Ценна улыбнулся.
– Монстера дана людям святой Неферой для испытания: тех, в чьём сердце нет злобы и ненависти, она не трогает. Если монстера заполонит собою всю Мадеру, то на планете останутся жить лишь добрые люди. Представь себе такое! Не будет ни войн, ни разрушений, ни болезней. Монстера — панацея для больного человечества. Ты называешь себя художницей, Рената, и должна понимать, что творец обязан иметь большое, доброе сердце, иначе творения его будет бессмысленны или даже вредны. Пойдём со мной в монстеру, там ты поймёшь, действительно ли ты художник.
– Я не настолько тщеславна, чтобы называться художником, Ценна. Писать картины — всего лишь моё ремесло, — ответила Рената. — Никому не следует примерять на себя роль бога. Даже если ты искусный целитель, оставайся просто лекарем.
– Я вижу, ты находишься под действием проповедей Путника. Будь осторожна, Рената. Речь сродни напитку. В ней может содержаться лекарство, а может быть и подмешан яд. Когда создатель оставляет нас, приходится самим принимать решения.
– А что сейчас в твоём напитке, Ценна? Яд или лекарство?
Ценна улыбнулся.
– Можешь мне довериться: я — целитель.
– Я доверяю тебе, Ценна, и всё же не пойду с тобой в монстеру. Друг пригласил меня расписывать храмы в Каприи. Мне сейчас необходимы уединение и любимая работа. Надеюсь, ещё доведётся услышать о тебе, лекарь.
Ценна раскланялся.
– И всё же я не лекарь, а обыкновенный целитель, — сказал он сам себе, покидая покои консула. — Лекарь лечит, а целитель исцеляет. Разве так трудно уловить разницу?

24. КАПРИЯ

– Что ж, тогда за работу!
Заключив мир с Сибилой, Пико отправился со своим войском в Каприю. Путь был неблизкий, поскольку приходилось обходить заросли гибельной монстеры, которая захватывала новые территории с угрожающей быстротой. Пико, будучи полководцем и считая себя ответственным за людей, по воле судьбы оказавшихся в его подчинении, не мог не размышлять о том, что на Мадере назревает катастрофа. Необходимо было как можно быстрее объединить все племена, живущие на ней, для того чтобы взяться за решение животрепещущих проблем. А сейчас не было ничего важнее, чем противостояние смертельной природной стихии.
После тяжёлого и долгого покорения хиулков, привёдшего к большим потерям в людских и материальных ресурсах, конкордийцы заплутали во времени, отстав в развитии от плана, разработанного великим Эхной. Пико осознал, что сейчас путь завоевания соседних народов неэффективен и губителен, поэтому его новая стратегия заключалась в союзе племён. И такой союз был бы реален, если бы правители одинаково осознавали грозящие природные катаклизмы.
После долгих рассуждений Пико пришёл к выводу, что хиулков нужно брать не силой, а хитроумной политикой. Война сплачивает угнетаемые народы общей ненавистью к захватчикам. Самопожертвование Смилы из Дируса было тому подтверждением. Поэтому Пико предпочёл установить мир, войти в доверие к Сибиле и, усыпив его бдительность, овладеть сознанием хиулков, внедрив в них новые ценности. Одно — два поколения, и хиулки мало чем будут отличаться от жителей Де-Мигры или Каприи: обычаи и язык их смешаются с конкордийскими для общего блага.
Для того чтобы реализовать новые идеи, Пико и устремился в сторону Каприи, которая граничила с таинственным племенем зелёных муравьёв. С ними тоже пора было договариваться.

25. КАПРИЯ. CONTINUATIO 1

Стрекоза увяз в хозяйственных делах. Прежде чем отправиться выручать Оми, сначала необходимо было спасти Каприю. Вместе с Белым Дьяволом он осматривал заросли монстеры, захватившие северо-западную часть его владений и подошедшие непосредственно к стремительным перекатам реки, где ещё продолжали работать редкие старатели.
– Поначалу монстеру пытались отогнать огнём, — рассказывал Белый Дьявол, — но это оказалось малорезультативным занятием. Листья её настолько пропитаны влагой, что не позволяют огню распространяться. Потом нашли единственно возможный способ. Трудоёмкий, но эффективный. Монстера вырубалась топорами, а сочащиеся места срубов засыпались морской солью — тогда растения засыхали.
Новые корневые побеги были намного слабее, с ними поступали так же до полного уничтожения. Вокруг Каприи со временем установился соляной пояс, через который монстера пройти уже не могла. Однако Вермикула, получив власть, отнёсся легкомысленно к вопросам защиты: Соль перестали завозить, и обильные дожди скоро разрушили соляной пояс. Монстера прорвалась к городу сначала безобидными ростками, а когда завоевала пригородные пашни, крестьяне начали покидать деревни. После того как Вермикула понял, что Каприю неминуемо ждёт запустение и гибель, он решил сбежать в Де-Мигру. Я не совсем понимаю, как Лоренцо удалось уговорить тебя стать правителем Каприи. Дело это, прямо сказать, безнадёжное и смертельно опасное.
– Вермикула хотел занять место Лоренцо, — сказал Стрекоза, — и теперь сидит в гостинице для почётных гостей.
– В гостинице?
– Да, так Лоренцо в шутку называет тюрьму в Де-Мигре.
Старик расхохотался.
– Неплохо придумано!
– Мне нужен был небольшой отряд для спасения моей невесты, похищенной зелёными муравьями. Только и всего. И Лоренцо предложил набрать его здесь.
– Глупая затея, в Каприи нет воинов.
– Я поначалу тоже так решил, но в храме нашёл серых монахов, которые готовы восстановить армию.
– Орден серых крыс? Это мальчишки.
– Мальчишки в бою быстро мужают.
Белый Дьявол резко повернулся к Стрекозе.
– Я не хотел тебе признаваться. Знаешь, почему я собираюсь покинуть Каприю. Ни из-за монстеры, нет. С ней можно было бы как-то справиться. Я боюсь.
Но не зелёных муравьёв и не жёлтых пчёл. Я боюсь стрекоз.
Стрекоза удивился.
– Ты боишься меня?
– Нет, кроме тебя, существуют ещё стрекозы. Каждую ночь они спускаются к реке. Их тысячи. И это воины. Пальмула вооружается и в скором времени сметёт Каприю и пойдёт на Де-Мигру.
– Стрекозы? И ты уверен в своих подозрениях?
– Абсолютно.
– Покажешь мне этих воинов?
– Надо лишь дождаться ночи.

26. КАПРИЯ. CONTINUATIO 2

А ночью Стрекоза понял, что Белый Дьявол был прав. Серые мальчишки Деррика не могли защитить Каприю от реальной угрозы, созревшей на западе. Он увидел тысячу воинов, спускающихся к реке. Они были физически крепки. При свете заходящего солнца их тела казались золотистыми. Боевая жёлто-зелёная окраска кожи со сложной системой чёрных жилок выглядела устрашающе. Это были хищники. Или хищницы? Стрекоза не поверил глазам: натренированные мускулистые тела, заполняющие реку, принадлежали женщинам.
– Что же за чудовище могло превратить девушек, созданных для любви и ласки, для того, чтобы рожать и воспитывать детей, в грозную силу? Кто додумался сплотить их в воинственные отряды, несущие смерть и страдания? Кто бы ни был этот человек, он воплощение зла на Мадере.
– Поздно рассуждать об этом, — сказал Белый Дьявол. — Есть только два возможных сценария наших дальнейших действий: либо мы покидаем Каприю и уходим под защиту Конкордии, ибо ослабленную Де-Мигру сметут одним ударом, либо…
– Либо предлагаем военный союз хиулкам и защищаемся?
– Такой союз был бы выгоден. Но оборона нас не спасёт. Было бы правильнее разгромить полчища «насекомых» здесь, на реке, во время их странного обряда.
Пока они нас не ждут. Пока их вооружение оставлено на берегу. Они пришли на нашу землю, и мы имеем право так поступить с ними.
Стрекоза с удивлением посмотрел на Белого Дьявола.
– Кто ты, странный человек? Ты хочешь, чтобы мы перерезали голых женщин, пока они будут выходить из воды? Я не убийца и не способен на такое.
Белый Дьявол сплюнул.
– Тогда нам не о чем говорить. И знаешь что?
– Что?
– Так ты никогда не спасёшь свою невесту.
Старик развернулся и пошёл к городу. Стрекоза заколебался.
– Постой! Давай хорошенько всё обдумаем.
– Некогда обдумывать, — бросил Белый Дьявол, не оглядываясь. — Пора уносить ноги. Это не женщины, это хищницы и убийцы.
– Если я дам тебе отряд, ты сделаешь это?
Белый Дьявол на миг обернулся и жёстким взглядом пронзил Стрекозу.
– Без содрогания, правитель.
Старик ушёл, и Стрекоза остался в сомненьях и раздумьях. Что, если послать Белого Дьявола с отрядами серых крыс разобраться с угрозой, исходящей от неожиданно появившихся воительниц, а самому отправиться на поиски Оми? Прав старик. Нельзя больше медлить. И так времени упущено достаточно много. Пока он рассуждает об этической стороне предстоящей бойни, Оми сейчас страдает в заточении и, вероятно, подвергается унижениям. Стрекоза сжал кулаки и проклял свою нерешительность. Завтра утром он берёт Деррика и самых преданных его юношей и отправляется во вражье логово. Удачнее момента и не придумать. Белый Дьявол устроит заварушку, а он воспользуется возникшей паникой и наконец-то освободит Оми. Стрекоза не сомневался в успехе.

27. КАПРИЯ. CONTINUATIO 3

Деррик внимательно выслушал план Стрекозы.
– Я знаю о проблеме, — сказал он. — Но после того как Пико увёл воинов, мы бессильны что-либо предпринять. Возможно, Белый Дьявол прав, и надо воспользоваться моментом, пока враг безоружен. Нельзя терпеть наглое попрание наших законов и бесконечное нарушение границ.
– Отдай серых крыс Белому Дьяволу, Деррик, а мне нужен надёжный спутник, помоги мне вызволить Оми из плена.
– Я бы с удовольствием помог тебе, брат, но пойми, не могу в первом же серьёзном деле оставить мальчишек, которые бесконечно преданны мне. В этот непростой день я должен быть вместе с ними.
Стрекоза задумался.
– Пойми и меня, Деррик, я не могу больше медлить. Неделя за неделей, месяц за месяцем — время бездарно уходит. Дай мне несколько храбрых монахов, владеющих ножами, и пожелай мне удачи. Я справлюсь.
Деррик обнял его.
– Удачи нам обоим, брат!
Уже через несколько часов Стрекоза с небольшим конным отрядом выехал за стены Каприи и удалился в направлении Пальмулы. Проводивший его Деррик ещё долго смотрел на дорогу и молил Эхну не оставлять его брата. Если кому-то из них и суждено погибнуть, то пусть это будет он. Так справедливее, поскольку Стрекозе нужно обязательно найти свою возлюбленную и продолжить род Сутяги, а что касается его самого, то он уже всё потерял в жизни, недавно обретённый брат — единственное, что у него осталось.

28. КАПРИЯ. CONTINUATIO 4

Деррик и Белый Дьявол в нетерпении ждали вечера и появления грозных лучниц. Мадера у пляжа расширялась и была неглубокой, её каприйцы пересекли вброд и затаились за ближайшими холмами. Отсюда было явственно видно, насколько опасно приблизилась монстера к городу. «Если бы основатель Каприи догадался расположить поселение по эту сторону реки, проблема оказалась бы не столь острой», — подумал Деррик. Но что сделано, то сделано, прошлого не воротишь и ошибок не исправишь. Предстояло жить в тех условиях, которые достались от прежних поколений каприйцев.
Блестящая в закатных лучах рябь на воде понемногу успокоилась: река готовилась ко сну и, словно нагая красавица, прикрывала себя одеялом опускающегося тумана. Деррик прислушался и не поверил своим ушам: со стороны мрачной монстеры, оттенявшей берег угрожающим тёмно-лиловым цветом, неслись тревожные звуки — нарастающий звенящий гул, словно монстера говорила с ними и не предвещала ничего хорошего. Звон был сначала неявственный, низкий, но постепенно становился всё выше и выше. Деррик потряс головой, чтобы избавиться от наваждения, и в этот момент появились всадницы. Хорошо экипированные, в полной боевой выкладке. С левой стороны коней свешивались странные небольшие луки, каких прежде Деррик не видел.
– Приготовились! — скомандовал Белый Дьявол.
Это вызвало раздражение у Деррика. Есть такие люди, которые любят командовать. Вот к чему сейчас было это «приготовились», будто мальчишки и сами не знают, что наступает время действовать.
Лучницы спешились и стали разоблачаться перед вечерним омовением.
На страже осталось лишь несколько воительниц, остальные вошли в тёплую воду, прогретую дневным горячим солнцем.
– Ну что ж, по коням, серые крысы! — прокричал Белый Дьявол и махнул рукой. — Вперёд!
Отряды каприйцев ринулись с холма. Деррик обошёл Белого Дьявола и нёсся во весь опор в первых рядах. Воительницы их тут же заметили и стали выскакивать из воды, на ходу хватая короткие луки. «Не успеем», — подумал, Деррик.
И оказался прав: они не успели приблизиться, как лучницы уже начали выстраиваться в боевые цепи.
– Назад! — в ужасе закричал Деррик, придерживая коня.
В то же мгновение подскакавший к нему Белый Дьявол взмахнул мечом и полоснул им справа налево по спине Деррика. Одновременно с соседнего холма показался многочисленный отряд стремительных жёлто-зелёных стрекоз во главе с Оми. Каприйцы смешались, заметив опасность и подлое предательство Белого Дьявола. Путь к отступлению был отрезан, бежать им было некуда. Стрекозы обступили обескураженных юношей.
Белый Дьявол с довольной улыбкой вышел к воительницам.
– Я привёл их к тебе, первая воительница. Рассчитываю, что ты сдержишь слово и мне больше не придётся заботиться о безопасности для себя и моих друзей-старателей?
– Разумеется, я сдержу данное обещание, — сказала Оми. — Тебе больше никогда не придётся заботиться о безопасности.
Белый Дьявол ещё довольно улыбался, когда Оми ловким движением выхватила притороченный к седлу лук и спустила стрелу. Старик опрокинулся на спину, пытаясь руками вытащить стрелу, пробившую ему горло.
– Убейте их, — коротко приказала Оми, не глядя на юношей. — Тем, кто вершит зло, воздастся тем же, и не заступится никто за них и не поможет им.
Через минуту с серыми крысами было покончено.

29. КАФЕ

– Не бойся, ты рассказывай, мне не будет обидно. Потому что я ему должен быть благодарен.
– За что?
– Как «за что»? Хотя бы за то, что освободил меня от тебя.
– А что? Ты был занят?
– Я потом очень интересно стал жить.
– А-а-а, ну ладно.
– Мне нравится, как я живу в последние годы.
– Пока я опять не появилась, да? — Зухра тихо заплакала.
– Пока ты опять не появилась. Я к тебе все равно хорошо отношусь. Можешь не реветь.
– Вспоминается всё, обидно.
– Конечно, обидно. Мне, думаешь, не было обидно?
– А тебе за что обидно? Он-то тут ни при чём.
– Ну и слава богу. Просто было обидно.
– Мы же расстались не из-за того, что он тут появился.
– Ты его защищаешь? Тогда из-за чего?
– Мы раньше расстались.
– Ну как бы ещё не совсем расстались, ты приходила. Вот если бы отрезала, и всё. А ты то подпустишь к себе, то отдалишься, то подпустишь, то отдалишься, и это очень долго длилось. Тяжело, когда по кусочкам рвут, лучше уж сразу. Ты то придёшь — то исчезнешь, то придёшь — то исчезнешь.
– Я же приходила как друг.
– Ну, конечно, как друг… Не бывает друзей-женщин.
– Бывает!
– Да нет, не бывает.
– У меня даже сын говорит, можно же просто дружить. Я говорю, вот дядя Фарит снова ухаживает за мной.
– Я ухаживаю?
– Да.
– Мне не казалось, что ухаживаю. Просто как было к тебе хорошее отношение, так оно и осталось.
– И старшая дочка, Милена, считает, что мы могли бы просто дружить.
– «Просто дружить» не бывает. Ты же женщина, а я мужчина.
– Почему?
– Я не знаю, почему ты женщина. Так родилась.
– Я всегда считала, что можно просто дружить. С детства у меня это идёт — что с мальчишками можно просто дружить.
– В детстве можно. Первые десять лет, когда гормоны ещё не играют — да.
А потом-то, как ни крути, всё к этому сводится. Или потом уже дружить, после климакса. Когда уже ничего не нужно.
– Почему ты решил, что после климакса женщине ничего не нужно?
– Ну, не знаю, тогда лет после пятидесяти, после шестидесяти.
– Не обязательно после климакса. Может получиться так, что и раньше «ничего не нужно».
– Бывает такое, но это уже отклонения, о них мы не говорим сейчас. Я тебе честно скажу, мне жить не хотелось. Очень долго. Деньги, которые я взял в кредит, я их все пропил в течение недели. И думал, что пропью, и это капец, больше жить не буду…
– А дальше?
А дальше началось возрождение потихоньку. Пришёл сын, дал мне денег.
Оплатил за меня кредиты.
– И ты подумал: вот же есть дети? Подумал, нет?
– Да, но все равно потом года два-три какая-то тоска тянулась. Трудно объяснить, что это такое. Наверное, надо пережить только. Я долго жил с сознанием полной душевной опустошённости, и оно было невыносимым. Я мечтал о какой-нибудь встряске, которая могла бы возвратить меня к жизни, пытался увлечься научной идеей или какой-нибудь женщиной…
– Например, Настей, да?
– Возможно. Я думал, пусть будет что угодно, даже самое нелепое, лишь бы выйти из состояния безразличия, но каждый вечер я засыпал, понимая, что следующее утро будет так же безнадёжно и просыпаться, в общем-то, бессмысленно.
– А потом?
– А потом я вдруг понял, как мне хорошо в этом мире, как это здорово.
– Когда никто не мешает, да? — Зухра силится улыбнуться.
– Да, и я стал потихоньку вести правильный образ жизни, правда, бывало, срывался, то есть где-то вот ходишь-ходишь, может быть, полгода, потом раз — и какой-нибудь праздник в компании или ещё что-нибудь в таком роде. Думаешь, столько времени не пил… Что мне будет с пятидесяти грамм коньяку-то? А потом, сама понимаешь, бочками лезет. Но, слава богу, меня какая-то ответственность взяла за свою судьбу. Я подумал, что хватит жить в придуманном кем-то мире, надо создавать собственный. В котором мне будет уютно.
– А мне? Мне там уютно?
– Честно?
– Если сможешь.
– Прости, Зухра. Мой ответ отрицательный.