* * *
С воплями
по коридорам —
Так, что
чечёткой сердце.
Каждый хотел —
мушкетёром,
Никто не хотел —
гвардейцем.
Дружба чтоб
побеждала,
Хотелось
достойной битвы нам.
Лупили
в углу кардинала —
Самого
беззащитного.
* * *
Лист упрямый на веточке,
Облака тень на песке,
Любовь провисает на ниточке,
Качается на волоске
От кровати до рынка
Сквозь толпу сволочей,
На одной паутинке
Канатов стальных прочней.
* * *
Снулая рыба пронзает тьму —
Брызги мерцают вдаль.
Скоро наступит капец всем
Свет в коридоре, конец игры,
Жадный обрыв пути.
И мандариновой кожуры
Запах над конфетти.
* * *
В рай попадают собаки и кошки.
Не потому что они невинны,
Не за особые в мире заслуги,
А потому что других вариантов
Попросту быть вообще не может:
Что же за рай такой, если нельзя в нём
Сонно погладить пушистую кошку
Или побегать на-
перегонки
с собакой?
* * *
Папа может, папа может всё, что угодно.
М. Танич
И вдруг однажды становишься взрослым сыном.
Пространство вокруг взрослеет с тобою тоже.
И ты понимаешь, что папа не самый сильный,
И может не всё, что, казалось тебе, он может.
И что не по всем вопросам отныне к папе.
И вот уже на свою ты шагаешь службу.
А папа просит забросить каких-то капель,
Но ты понимаешь, что папе не это нужно.
Что он совсем непрактичный и даже слабый.
И надо бы заскочить. Не сейчас. Попозже.
Ведь столько всего навалилось, когда стал папой,
Который сильнее всех. И всегда всё может.
* * *
От перемены мест и времени
Порой слагаемся не с теми мы.
И от иных уже далече мы,
Местами, временем залечены.
И в сумму день и ночь сливаются,
И от сумы не зарекаются.
А жизнь потрескивает хворостом
От перемены мест и возраста.
* * *
Скользят по небу ангелы,
Как белый-белый снег.
А впереди всех ангелов
Петров летит Олег.
Недавно стал он ангелом,
Попав под мерседес.
А нынче белым ангелом
Спускается с небес.
И на лесной полянке я
Задумчиво стою,
Поймав Петрова-ангела
На варежку свою.
* * *
Шапку сняв, на коленях покаяться,
И уйти, как в копеечку, в свет.
Солнце катится, катится, катится,
И дороги теряется след.
И на тёплой ладошечке паперти,
От судьбы отдыхая шальной,
Молча грызть неподатливой памяти
Подгоревший сухарик ржаной.
* * *
Если найдены слова,
Если музыка сложилась,
Запоёт вокруг листва
Всеми струнками прожилок.
Словно даже небеса
Вдруг опустятся пониже,
Чтобы глянуть нам в глаза,
Чтобы лучше нас услышать.
* * *
В чуть покосившейся избушке
В насквозь проветренной степи
Часы по-прежнему с кукушкой,
С чугунной шишкой на цепи.
Зимою здесь мороз да скука,
Работа летом да жара.
И бродит время здесь по кругу.
И завтра — словно бы вчера.
Котят ласкаются комочки,
И старый пёс брехлив и сер.
А по утрам радиоточка
Играет гимн эСэСэСэР.
* * *
Что-то грядёт. Только слепой не видит.
Время сойдёт с очередной орбиты,
Скопом войдут жизни в иную плоскость.
Дети найдут нас на гравюрах Босха.
Что-то спешит. Только глухой не слышит.
Точат ножи. Падают наземь крыши.
Злится дракон. Гидра шипит в болоте.
Тучи ворон воздух во тьме колотят.
Что-то стучит. Только дурак не верит.
Воздух горчит. Не защищают двери.
Вынесут мозг. В тело вонзят шампуры.
Радуйся Босх. Можно писать с натуры.
* * *
И скульптор, шельма, был, как Бог.
С. Кузнечихин
На странной маленькой планете
Был скульптор-шельма, словно Бог.
И Бог его, конечно, метил
И помогал ему как мог.
Хороший скульптор — кадр редкий
В саду эдемском ли, в аду…
На странной маленькой планетке,
В каком-то глухоньком году
Никто не знал об этой тюхле,
А Бог его не выдавал.
И он сидел себе на кухне,
Лепил. И водку выпивал.
* * *
Выпит до капельки, выжат, пуст,
И на судьбе распят.
Серый волчок унесёт под куст,
Скажет, расслабься брат.
Скажет, зла не держи на людей,
Пойманных сетью снов.
Скажет, не надо больше идей
И непонятных слов.
Ляг, отдохни, помолчи со мной,
Поговорим потом.
Выдохнешь хрипло: хочу домой.
— Это и есть твой дом.
* * *
Давали только тем
С конфетами кулёчки,
Чей папа был убит.
А мой отец был жив,
Хоть где и неизвестно.
И я его любил.
Но было всё ж обидно.
* * *
Домой попасть не терпится
Хоть вплавь уже, хоть вброд.
А рыбица-троллейбица
Плывёт себе, плывёт.
Кондукторша печалится
Сутула и нема,
Что ливень не кончается
И выручки нема.
Что туго с пассажирами:
За час — всего пяток.
И грусть её дождливая
Всемирна, как потоп.
* * *
Потерявшая меня
Посреди ожогов лета,
Где ты бродишь, тень моя,
Ошалевшая от света?
Ночи не было и дня,
Чтоб не вспомнилось в тиши мне,
Как отбросила меня
Ты в объятия чужие.
* * *
Пёс простуженно и тускло
Брешет в белый свет.
Лижет ветер заскорузлый
Сморщенный ранет.
Так прозрачно всё и голо,
Так прохладно нам.
Под забором дядя Коля
Пьяный вдрабадан.
Он пошёл по снам отрадным
Шастать да блудить.
Но будить его не надо.
Надо нас будить.
* * *
Морозец колючий, как ёлка,
И косточки ломит, хоть плачь.
Кошёлка из ветхого шелка,
Из драного бархата плащ.
Ни адреса точного и не
Дороги вперёд и назад.
Всё глубже впивается иней
В забытые солнцем глаза.
Опубликовано в Паровозъ №7, 2018
