Нина Турицына. НЕУЖЕЛИ МЫ БЫЛИ?

Жизнь прожита

Писателю Тагиру Тагирову

Гуляют в руке рука,
Сидят на скамейке рядышком
И смотрят на облака
Седой старичок и бабушка.
И прожито много лет,
Есть внуки уже и правнуки,
И светит осенний свет
На будни и редкие праздники.

Был где-то далекий день,
Давно забытый и пройденный,
Где встретился он, один,
Родной, как душа, как родина.
Был день у него – другой,
Печально-незабываемый,
Когда со своей дорогой
Прощался навек, в отчаянье.
Рыдать ли о жизни всей?
Считать ее – счастьем истинным?

И кто же теперь родней?
Кто рядом? Иль тот – единственный?

Мужчину украшают

Мужчину украшают и шрамы, и морщины,
Мужчину украшает даже хромота,
А женщин украшают обычные мужчины,
В которых разум светел и в ком душа чиста.

И бог с ним, с его квадрой, и черт с ним, с гороскопом,
Не по хорошу милый, а по милу хорош.
Пусть всё заносит снегом, пусть смоет всё потопом,
Но ты его отыщешь, но ты его найдешь.

И будешь, умиляясь, лечить его болезни,
Разглаживать морщины, что бороздят чело,
Разгадывать, как тайну: ах, что ж ему полезней,
Чтоб горло не болело, чтоб ногу не свело.

Мужчину украшают – красивые подруги,
Они как обрамленье, а он как бриллиант.
Он с ними не рискует ни помереть от скуки,
Ни сделаться изгоем, ни потерять талант.

ПОЭТ

Забытые каменоломни,
Но камни годятся впрок.
Только ты сам не помнишь
Своих гениальных строк.
Сорокалетний мальчишка.
Снова осень и дождь.
И записная книжка,
Где строчки не разберешь.
Снова улицы мерить,
Хоть уже поздний час,
Снова всем сердцем поверить
В то, что обманет нас.
Снова потом расстаться.
Листья заносят след
Каждую осень двадцать-тридцать лет.

Поэтесса

Писала непонятные стихи,
Зато читала их с таким надрывом.
«А нас загнали слушать за грехи?» –
Как зрители бранятся некрасиво!
Литкритик морщит лоб, рождая мысль,
Он должен написать отчёт о встрече,
Он должен отыскать глубокий смысл
И осветить его в своей газете.

Все мучаются, каждый о своем:
Мужчины – в перерыв попить пивка бы,
А бабы – посудачить кто о чем,
Да что с них взять! На то они и бабы!

А после встречи будет интервью.
«Поэт всегда один, – она обронит, –
Так было, будет… Жизнь – как дежавю.
Он одинок, хоть нищий, хоть в хоромах.
Ах, лично у меня? Всё хорошо!
Я издала пять книг и жду шестую,
И этот год удачно завершён.
Да, жизнь моя идет не вхолостую.
Как я пишу стихи? Я не пишу!
Как пошло говорить: писатель пишет.
Я, знаете ль, поэзией дышу!
Жаль, что не каждый этот вздох услышит…
Что ж огорчаться? Это наш удел.
Смотреть на это дело надо шире.
Поэзия – для душ, а не для тел.
Поэты одиноки в этом мире»
«Я понял вас».
«Меня вам не понять!
Вы, право, журналисты – словно дети!
Вслед за поэтом я б могла сказать:
Мне нужно то, чего и нет на свете!»

* * *

Сидел за ужином, смотрел на эти уши,
Как у Каренина, хоть уши – у жены.
И думал: «Вот мечты бы – Богу в уши:
Мы друг от друга – освобождены!»
И Бог услышал, и развел с женою,
И с новою подругой подружил.
И снова они ужинают двое.
А уши-то – опять нехороши!

Придет весна?

Как же нам дожить до весны,
До беспечно-счастливых дней,
Когда можно бродить босым
По зеленой юной траве.
Когда небо видно – до дна,
Хотя так оно глубоко.
Значит, все же придет весна,
Разогнав толпу облаков?
Чтобы вновь окунуться в дней
Разноцветную суету,
А потом, в ночной тишине
Слушать сердца тревожный стук,
Чтобы вновь услышать «люблю»
И «люблю» говорить в ответ…
О весна, приходи, молю!
Без тебя мне и жизни нет.

* * *

Как молодая горная река,
Спустившись на широкие просторы,
Раскинувшись в зеленых берегах,
Свои на время забывает горы,
Так человек, встречая свой расцвет,
На время забывает свое детство,
Смешны ему обиды детских лет.
Горчит теперь иное в его сердце.
И лишь перед кончиной иногда
Иные вновь становятся как дети.
Второе детство – страшная беда,
Не пожелаю никому на свете!
Искусство жить прекрасней всех искусств,
В нем музыка, поэзия и танцы.
Искусство умереть, хоть тяжкий груз,
Но стоит он того, чтоб постараться.

* * *

Были ли мы? Неужели мы были?
В детстве играли, уроки учили.
Юность объяла нас сильно и властно
Горьким блаженством предчувствия счастья.
Трудно поверить: о чем ни мечталось,
Всё воплотилось, пришло и досталось.
Но в искаженном причудливом свете,
Словно кто черною меткой отметил.
Были ли мы? Неужели мы были?
Но ведь мы юность свою не забыли,
Где ты не знаешь, что будет с тобою.
Будущее — превратилось в былое.

ТВОЯ УЛИЦА

Твоя улица синяя-синяя –
Это спорит черная ночь
С фонарями, стоящими в линию,
И не может никто превозмочь.
Твоя улица очень далекая.
Затерялась во тьме времен.
Чья фигурка там одинокая,
Как мираж, как забытый сон?
Чьи там слезы детские, горькие?
Чья там юности светлая грусть?
Чьи там вирши и поговорки –
Всё, что знали мы наизусть?
В тех далеких – себя не узнали.
Да и как нам себя узнать?
О, какие страшные дали
Поглотили тех, юных, нас.
Всё мечталось в мельканье буден:
«Летом встретимся. Не беда».
Если б знать: ничего не будет.
Ничего. Ни с кем. Никогда.