Никита Бегун. ОПРОКИНУТАЯ ОКРЕСТНОСТЬ

Предисловие Николая Кононова

Вот перед нами тексты Никиты Бегуна, мы не знаем, что это — проза или стихи. И мысли этих кратких фрагментов уложить в привычную формулу тоже не удается. Но что-то таинственное — сила ли натиска сочинителя, доверчивость ли его, с которой появляются по ходу чтения новые предложения, — не позволяют отступаться от продвижения в лабиринте этих странных конструкций.
Во всяком случае, сразу ясно становится одно — эта странная темная материя обладает повышенной гравитацией, она каким-то объективно опознаваемым образом притягивает.
Ведь все фрагменты этого письма тем или иным образом опознаются. То это нечто виденное — вроде фрагмента фильма, то отрывок какого-то важного туманного текста, то вроде цитата из стихотворения…
Чудесным образом все эти фрагменты разного материала оказываются вовсе не бессвязными. «…нежнейший межпредметный клей, почти сквозной, почти что млечный» — писал Андрей Николев вроде о другом, но, как случается в стихах, — об этом самом гении связи.
Вспышки визуального, а они почти повсеместны, складываются в заманчивый текст-калейдоскоп, меняющий общую прельстительную картину фрагмента при каждом новом ракурсе подозрений — я бы «понимание» заменил именно этим словом. «Подозрения» читателя еще сильнее обессмысливают текст, возводят его фрагментарность в высшую степень, рассеивают, превращают из материи в поле, делают повсеместным, а потому прельстительным.
Если присмотреться, как Никита Бегун строит свои высказывания, то их повелительный тон сразу бросается в глаза, будто по ходу чтения он отдает нам последовательно приказ за приказом, и не подчиниться уже нельзя.
Вот тут-то и таится ритм этого чтения. Его поддерживает и раскадрованное зрелище (о зримом в его текстах я уже упоминал) вроде игрушечного кинематографа, когда связность достигается скорым листанием страничек с картинками.
Но самая главная загадка новизны и приманчивости этого письма таится в ином. Сейчас я предложу один способ прочтения этих фрагментов. Да простит меня сочинитель, но все-таки…
Так вот: если взять наугад любое предложения этих текстов, читатель может выбрать его сам и достроить его дактилической «рифмой» (ее нет у автора). Прибавить следующую строку без изменений. Третью строку (это следующее предложение) достроить рифмой к той, что уже была приставлена к первой строке. И срифмовать четвертое предложение со вторым (там рифму мы не добавляли). Пусть опять извинит меня автор. То мы получим настоящую стихотворную строфу разноразменых строк, что и замечательно, так как скандировать их придется в манере дольника, не подвывая.
Вот тут-то и вскроется манкость этого очаровательно странного материала, таящего в себе модус поэзии, отвечающий и за непонятную притягательность, и за неочевидную точность, и за волнение, присущее стихам в самой высокой степени.
Думаю, что значительность этих смыслов, этого языка и природу энергии я (хоть и условно) но объяснил абсолютно точно. Конечно, это стихи, хоть и тайные. И связность этого языка безусловно поэтической природы.
«… межпредметный клей».

* * *

Сегодня дождь. Он вошел и совершил свой
запах. Прогулялся иглой по доступным
местам на себе. Тоска такой каприз. Скоро
весточки рябины. Плодород. Потом похороны
природы. Фюрер червь. Для защиты
передней твари. Ушел в озноб. История ему
мала. Тяготы века. Спеши пешком.

* * *

Встал. Был. У эпохи вывих. Бродил
по Белградской. Улица отредактировала
природу. Дерево сделали уродом. Я и ясеня
кровеносные сосуды. Запустение между
смыслом и возгласом. Теория всеобщей
патологии. Алчба до детей. Сочный силос.
Пяточки лет пяти. Слегка оглядка. Довесок
на первину. Пахота. Притихли бы мои прихоти.

* * *

Моя печаль узорна. Лень так сентиментальна.
Затаил внутри себя турнир. Лоснится теплый
хранитель тела. Скороговорка из восклицаний.
Ресницы они служанки. Румяные на босу
ногу. Дети диеты. Ас-вегетарианец. Рыбы
это морские овощи. Водоросли полевые
стаи. Люди Ленобласти. Сколько в нас
Колпино? Лезвия излучин Волковки. Улица
Белградская. Ее кормило. Сад острит.
Пламенная волне неловкость. Частность денег.
Высокопоставленные серийные дяди. Стекло
прочных радостей. Гуд их дуг. Едкие урны.
Проникая в струны. В течение позвоночника.
Прочие новые. Оживут петли. И тогда до тогда.
Россия благослови. Мои вилы и мои молотки.

* * *

Так необходимое мне новые дно. Черно-
желтое рано. Дик орел. Императив
колесницы. Двуглавые пешеходы. Слишком
станем. Импортеры истории. Молодые
чемпионы и барьеры быта. Рукоплескала
паства. Матка яблочка. Интонирование
мрамора. Терроформирование морфофонем.
Всех остальных однородный посад.
Я на расстоянии. Гражданин пассажир.
Милостивые мои личиночки. Пригрели
грудную жабу. Теперь до самых до горных
выработок. Редкоземельная вольница.
Славься снятая целина. Всуе.

* * *

Прикус утра. Глиняный материк. Первая Ева.
Новая по-львиньи. Политический педофил.
Мимо или вглох. Дышу людьми. Возрастом
моих сверстников. Почили красоты. Июля
пасмы. Дикие виноградники христианства.
Возвели в логарифм. Прокрустовы дети
повадны. Условия солидарности. Милая еду
за заземлением. Еще один придорожный
человек. Предзимний труд. Замороженная
моя охра. Былые очаги. Город скор. Сколько
чиновников в заявлении? Дивно кандалами.
Вешалка костей. Иногда около мысли
новости. Теперь я орудие в руках улицы.

* * *

Сначала был дождь потом была его
половина. Давка дыма. Стилизованная
под воду. Шестипалый автопортрет.
В сосновом маскараде. Топкий вал.
Галопом по колоколам. Косноязычные
сквозняки. Плечи юлы. Ребячьи головни.
Невыспавшиеся ломтики тонконогие.
Зоркий уголек около. Крови смесительной
наглей. И на теле остался избыток. Приучили
рассуждать ртом. Сословие великой
оскомины. Напросился на свой возраст.
Многоярусные искры. Острог нагорной
мороси. Осмыслить пресмыкание. Постоялые
плюсы. Полюсы нулей. Чуть-чуть это чище
чем очень.

* * *

Яро рдеют утра. Ливня наглядное далеко.
Плагиат дела лета. Свело его весла. Обваливая
мимику. Пейзажные положения. Положения
лежа. Скалится детство. Двусмысленная дань.
Деколью вдоль. Березовые щеки нищего
стихосложения. Урчание контрапункта.
Матерчатый костерок. Мемуары слепой руки.
Осада тела. Тоже шов жизни. Вдовые факты.
Каждый новый день моей речи.

* * *

Рубцы зарницы. Стенография очередного
утра. Скорлупа погоды. Припадочные
лужи. Роща для дождя. Олицетворенная
овация. Еще тоненький водораздел. Вербуя
кровь. Улица не только пугает. Отставник
колена человеческого. Стоны с мандатом
на фальшь. Половинчатое влечение.
Шишечки хвойный налив. Поголовный
плодонос. Соглядатаи подлога. Найти выход
из этого кромешного сахара. Общительная
возможность. Великая карманная приманка.
Опекая лепет. Соприродно громким узорам.
То неотзывчивое подростковое которое
скороговоркой.

* * *

Вчера вечер испарений. Сегодня воскресить
тело дождя. Его слог был гол и колченог.
Хладные орудия. Одоление неотложного.
Азбучные восклицания. Таков распорядок
моего ежедневного рейха. Стекла новой
оптики. Великовозрастные этики. Уксус
языка. Губя букву. Иногда проще обвощить
вещь. Прилежный муляж. Славословить
сопластников. Насмешничает племя.
Под натиском итога. Един нитевидный
комментарий. Неизвестное переплавлено
в свое название.

* * *

Очеловеченная пучина. Отлив на изнанку.
Тише яловой щепоти. Жажда разжалась
в свободу воли. Тетради семейного огня.
Безродная околица. Млады настройщики
красоты. Их марлевые шатры. Половина
проникновения. Напрасные жабры.
Росток тока. Исполнение плача. Остывает
инструментарий недели. У заката дела
с плодом. Заупокойный минимум.
На холстине погоды. Туман это просто
малодушие чрезмерного простора.

* * *

Временно исполняющая обязанность
история. Родословная коридорного сора.
Жить меньшевиком. Листая подворотни.
Телескопическая светотень. Дагерротип
с крапивой растрепанной простыни.
Мальчик-лисенок с косоглазием. Теснит
сетчатка. Излучина голоса. Хрустящие
укротители. Полупроводники лимфы.
Из самого клевера приманки. Поспешная
возможность. Неокрепшее навершие.
Плоскости положений локтей и стекла.
Кости льда. Любовь это коллаборационизм.
Спасибо родная речь.

* * *

Гальванические язычки на развилке
сквозняка. Назойливый мускул. Моложавая
мощь.
Заиливание речи или влечение к позавчера.
Втискиваться в судорогу уличного камлания.
Вестибулярный мартиролог. Чуть оробелые
корни. Напиться новой версией своего
существования. Утешен отверстым
пешеходом. Свертка быстра. Неутомимый
лепет нательный. Хороша пена. Прохладен
миг на окисле сути. Рукоплескательна
строка где пролегли угли. Ремесла мест.
Их ости. После скальпель безвесельного
здравомыслия. Люди или мультипли.
Зарисовка лазорью. Колкие победы.
Конгруэнтны своему возрасту. Плоскостопые
полосы. Дальнобойные просторы.
Пересыпаемые голоса кислородного
рабства. Тоска юна а память сама по себе.
Иное наскально.

* * *

Безъязыкий час потускнел в полусне.
Спазмы сумерек.
Знать как мямлить или стать стеклодувом.
Мои они на утесе чистой мысли.
Подлог поверх лелеемых окалин.
Когда вдруг зазернится все.
Лиц акустика и пауза как назидание.
Обволакивающее предопределение.
Скорбь изгиба на непролазном возрасте.
Изветливы улики сердобольных орудий.
Перлюстрируя прихоти навычной памяти.
Отблагодарить себя глаголом нищеты
для исчерпать старость.

* * *

Черна корня ложь.
На службе у кожи жизни.
Оглушительный лишний.
Оттенен недугом уюта.
Напыление послеполуденного
мироустройства.
Беспозвоночные однополчане комкают
остаток места.
С жалобой в районную поликлинику.
Влекомые крепостным пульсом.
Некоторые уже обретаются на умных
стульях.
Различие не требует причины.
Сладко лгу им.
Смычки и напильники.
Утра оперения дня.
Коптят срочной минутой ходики.
На железе языкознания.
Вооруженный случай изнанки заикания.
Рассекая по произношению глотнуть
логореи.
Ее перила и ее предплечья.
Сталелитейный где современник.
Опрокинутая окрестность.
Слова вповалку и все что после.
Трава символизирует сытую посуду.
Следы по стельже ужла жеста.
Словно бы еле прежний снег
по распознанию триплета.
Оважи нерошно.
Услужливы жвалом.
Наснежники важны.
И лежне я жил.
О жено неоно.

* * *

Лета обитаемый холод. Слепорожден
ветер. На оседлом проулке. Под диктовку
сонной артерии. Нагие блага кучевых
зарослей. Их подстрочные повторения.
Утопия горизонтали полагающей основы.
Проницая календарь. Около переполнения
дней. Скоро листопадов подростки. Вся
история ее цвета. Звончаты обмороки
скоропостижной влаги. Пациенты случайной
встречи. Или трава у ночи. Предположим
что я сразу все вокзалы. Одноименные
но они. Где кафель туалетов и поиск стиля.
Неизменяемые части окружающего уклада.
Сонаследую угрызениям беспосредного
восприятия. Встретить найденное
несовпадение. За кавычками репетиций.
Национальное состояние. Октябрьская
цивилизация вечного человека. Окраина
отдельно угодной красоты. На свободе
скуки. Летальные люди. Утолить их
глоссолалию. Стесняя изложение.
Отсыревший постскриптум. Честнее
крайностей гражданского населения.
Первобытное иррациональное равновесие.
Поступок отрицания голоса. Редкой строки
прибавочная стоимость. Все мои я суть
созвучия статики.

* * *

На новолуние эпидермы приходил Илья.
Легко детородна его ямка но захладела
наволока.
Полумертвый Илья на спайке чего-то
такого что раньше казалось грановито-
безотносительным.
Речедвигательная предтеча геометрической
точки.
Он внешней ночи пешеход униженный
уличным освещением.
Приказал знать что мелосы его
восплеменения суть звукоподражание
на ритме совокупа сочетаемости.
(апропо запомнилась такая блесна
взаимного ощущения. илья пристально
рассасывал горошины гомеопатии
за лазейкой заветной щеки. как
наблюдателю мне хотелось уже не то что
прилюдно цитировать классика а просто-
напросто пропеть телом в сладимый лепет
или хотя бы по водостою нотного лекала
колокольчиком. дескать илья так и так осади
ферзя яви милость. вина действия это всего
лишь притворное усилие развоплощенной
вещи.)
Стволовые клетки соучаствовали тем
беспредметным событиям.
Или быть может разум раскадрированного
ледостава сменили воспоминания об авторе.
Но именно в том самом месте где у Ильи
притулилась плавильня тыльной части.
Оцепенение лести стало стеблем
предынсультного соцветия последствий.
(предъявив посадочный талон илья оснастил
устьице складывающейся ситуации
глубоко слабым током. около мятины
слога встречным увечьем млекопитала
полупроводная субстанция чревосечения.
дословно представьте себе такое
истончение сюжета когда приствольные
стечения обстоятельств жизнедеятельности
осмысляются заново и становятся
извержением ландшафта. о ильи
восточнославянская бесконечномерность!
о наглецы его голеней! о босы полости!
о тот желобок который оказывается тоже
заложник!)
Школы мальчики вы мои минералы.
Теплокровны оральные имена.
Минуя кладбища традиционного рабства.
Трогайте только там где трогать нельзя.

* * *

• мимо взаимопроникновения времен года
• церковнославянский снег или напрасный
возраст • инвентаризирую ранний
микрорайон • пешки дешевой рабочей силы
сражаются с общим сюжетом судьбы • река
волковка состоит из присутствия воды •
насельник всеобщего обиталища был думать
кочевой речью • но когда начинался дождь
тоже надевал линзы на плюс три • и еще тот
дивный слуховой аппаратик производства
материковой японии • я им ноября
бюрократ •
• или я младший научный сотрудник •
нии селекции пенсионного пассажира •
в больничном лесу переизбрание сосенок
оркестровой ямы • новым солистам
предстоит получить старые имена
предшественников • изобретаю сценарный
язык для лучших сортов изображения
прочей • ночи очень человеческой
идентичности •
• на отрадном распоясе режь их без
жалости • режь их вдоль штрих-пунктира
по возрастному радиусу • результат
обратного отбора они инвалиды тела • а мы
именно сейчас в гостях у столицы солнца •
режь их ради радикальности повседневной
повестки • их устный огонь уже давно не
претендует на славу мирового пожара •
• а после поспешите обратно в пресные
оды натуральному ряду • чисел в насквозь
чистую его совесть • играть с патлатыми
ерусланами толкиенистов в лясы-ясочки
• то есть в тот якобы мир с углубленным
изучением жизни • где мы преднамеренно
не мы но всеобщее нерестилище
серотонина • а дальше уж как ветер на воду
положит •
• надежда на прежнее положение вещей •
теперь меня этажом иждивения живет выше
• но волга мира это сырой груз • и кто-то
с лицом лил пипа (царствие ему небесное) •
умильно яйкает в подготовительной группе
делителей нуля •
• булева алгебра улицы белградская •
суточные щи на скором динамите •
• такова тихая суть моего религиозного
хозяйства •