Имя писателя-демократа предреволюционных лет Василия Васильевича Брусянина мало известно современному читателю, да это и немудрено: лишь однажды – в 1925 году – была переиздана его книга рассказов «В рабочих кварталах», а спустя еще сорок лет несколько произведений были перепечатаны в сборнике «Башкирия в русской литературе». В общей сложности около двадцати лет жизни В. Брусянина связаны с нашим краем: в Уфе он учился, работал и по долгу службы объездил значительную часть Башкирии. Неслучайно поэтому, что именно Башкирия стала его литературной колыбелью, а башкирская тема заняла заметное место в творчестве. Живя в Уфе, в 1887 году он начал печатать корреспонденции и небольшие очерки в «Уфимских губернских ведомостях», «Самарском вестнике» и «Самарской газете».
Василий Васильевич Брусянин родился 1 (13) сентября 1867 года в городе Бугульме Самарской губернии (ныне Республика Татарстан) в купеческой семье. Отец умер за два месяца до рождения сына, и бабушка увезла мать будущего писателя из Уфы к себе, в Бугульму. В 1875 году В. Брусянин поступил в Бугульминское приходское училище, по окончании которого в одиннадцатилетнем возрасте мальчика привезли в Уфу: дед и мать мечтали определить его в гимназию, но по каким-то причинам это не удалось. Учился он сначала в Уфимском уездном, а затем в землемерном училище.
В училищах господствовала косность и бездушие, к тому же годы учебы совпали с мрачной эпохой реакции 80-х годов. Впоследствии, вспоминая это время, тяжелым камнем давившее на сознание и вытравлявшее все светлое и радостное, В. Брусянин писал: «Уфимское уездное училище, куда мне пришлось определиться вместо гимназии, вспоминаю с проклятием до сих пор. Вероятно, уже все учителя, мучившие мою душу в этой школе, умерли, а в душе у меня нет прощения их теням. Ничему они меня не научили, ничего они мне не дали, но взяли у меня детскую радость и измяли в душе моей стремление к разумному и вечному… И учителя землемерного училища прошли мимо меня какой-то страшной темной толпой моих врагов… И только один Н. И. Мартыновский, учитель рисования, остался в моих воспоминаниях светлым образом».
На формирование мировоззрения В. Брусянина огромное влияние оказали идеи революционных демократов, велико было также значение русской и зарубежной классической литературы. «Гейне научил меня смеяться над неудачами жизни и над человеком, – писал В. Брусянин в автобиографии в июне 1913 года. – И только потом, когда я прошел сквозь игольное ушко марксизма, я простил всему, над чем смеялся по Гейне». Н. А. Некрасов научил писателя «плакать над обиженными жизнью», а М. Е. Салтыков-Щедрин сыграл важную роль в утверждении демократических взглядов В. Брусянина. «И только после того как я прочел всего Щедрина, я определил путь утверждения моего самосознания, – вспоминал В. Брусянин. – Щедрин для меня важен еще и тем, что только после него я научился ненавидеть городового. До того городовой был для меня безобидным “будочником” – после Щедрина я уже стал смотреть на городового как на зло».
Писать стихи В. Брусянин начал с 14 лет, еще в юности он сочинил пьесу из жизни купцов и трагедию в стихах. Обстановка затхлого патриархального быта угнетала мальчика. Зато братья Дубинины (родственники Брусянина по материнской линии) не только увлекались художественной литературой, но и сами сотрудничали в газетах Поволжья. Частое общение с ними пробудило интерес Брусянина к литературному творчеству». Однако ранние произведения его не увидели свет. «Живя в Уфе, – вспоминал он позднее, – я массой посылал стихотворения в различные иллюстрированные журналы в Петербург и Москву. Но моих стихотворений не печатали».
Первое значительное художественное произведение писателя рассказ «Новогодний день в башкирской деревне» был напечатан в 1893 году в пяти номерах петербургской газеты «Русская жизнь» (№ 158, 166, 174, 178, 188). Оно характерно не только тематикой – повествует об ужасающей нужде народа, – но и четкой идейной направленностью, проникнуто глубоким гуманизмом, который станет определяющим для всего его творчества. Сотрудничая в последующие годы в журналах «Вестник Европы», «Русская мысль», «Северный вестник», «Новое слово» и других, писатель создал целый ряд произведений о жизни башкирского народа и Башкирии, которую он называл своей родиной (рассказы и очерки «В лесной Башкирии», «Беспокойное место», «Былое-тяжелое», легенды «Белый волк» и «Вечная могила», повесть «В борьбе за труд» и другие). В. Брусянин изображает башкир темным, но добрым и великодушным народом, с подлинно демократических позиций рисует социальный гнет в городе и деревне, показывает пробуждение классового сознания народных масс, поднимающихся на борьбу за свои права.
Труд писателя В. Брусянин совмещал с активной журналистской и общественной деятельностью. Во второй половине 1890-х годов он переехал в Петербург, в газетах и журналах стали часто появляться его рассказы и очерки. В 1897 году он сотрудничал в журнале «Новое слово», позднее заведовал литературным отделом журнала «Звезда», в 1903–1905 годах был одним из редакторов «Русской газеты» в Петербурге, в 1905 году входил в редакцию «Московской газеты»; подвергался репрессиям, вынужден был эмигрировать в Финляндию, где прожил пять лет. Возвратившись в 1913 году в Петербург, В. Брусянин продолжает заниматься литературной и культурно-просветительной работой, организует «Библиотеку новых книг и журналов», которая после Октябрьской революции слилась с «Коммунальной библиотекой» Выборгского района Петрограда. В годы Гражданской войны В. Брусянин занимал должность инспектора ревизионной комиссии по продовольствию Петрограда, часто выезжал в командировки по центральным губерниям Советской России.
В. Брусянин – автор многих книг; большим успехом пользовался исторический роман-дилогия «Трагедия Михайловского замка» (1914–1915), выдержавший несколько изданий, и сборник рассказов «В рабочих кварталах» (1915), переизданный в 1925 году. Отдельными изданиями вышли также книги В. Брусянина: «Рассказы» (1902); сборники повестей и рассказов: «Ни живые ни мертвые» (1904), «Час смертный» (1912), «Корабль мертвых» (1915), «Дом на костях» (1916), «Христовы братья» (1917); повесть «В борьбе за труд» (1918, 1919); романы «Молодежь» (1911), «Темный лик» (1916) и другие.
* * *
Творчество В. В. Брусянина, по существу, совершенно не изучено. Больше того, о нем вообще написано мало. Официальная пресса относилась к нему настороженно, если не враждебно. Так, его повесть «Осенние листья» («Вестник Европы», 1906, № 1), поднимающая проблему отцов и детей, была встречена в штыки. Речь в ней – о революционно настроенной молодежи. Некий А. Басаргин в статье «Кровь жизни. Критические заметки» («Московские ведомости», 1906, 25 марта) возмущен тем, что В. Брусянии назвал в повести бунтующую молодежь, сосланную в ссылку, «кровью жизни, кровью народа, отливающей от центра к окраинам и несущей с собою элементы обновления».
Буквально по несколько строк уделено В. Брусянину в воспоминаниях М. Горького и К. Чуковского; в библиографической работе И. В. Владиславлева «Русские писатели XIX – XX столетий» (1924), в «Литературной энциклопедии» 1929 года, в «Краткой литературной энциклопедии» (т. 9, доп.). Чуть больше сведений о писателе читатель найдет в упомянутом уже сборнике «Башкирия в русской литературе». Разумеется, В. Брусянин не был классиком, но его творчество внесло определенную лепту в литературный процесс своей эпохи, и оно не должно быть предано забвению. Большинство произведений писателя в свое время не было по достоинству оценено, видимо, потому что настораживала свобода его суждений, да и тема, за которую он взялся, была малопопулярной: темой произведений «была не “он” и “она”, а труд и страдания трудящихся».
В. Брусянин был плодовитым литератором. За тридцать лет писательской деятельности он создал большое количество произведений различных жанров. Кроме названных, романы «Мужчина» и «Белые ночи», две книги литературно-критического характера, а также много повестей, рассказов, очерков, статей, рецензий, корреспонденции. Нередко он подписывался псевдонимами В. Брус, В. Базилевич.
В данной работе речь пойдет лишь о той части творчества В. Брусянина, которая посвящена изображению жизни Башкирии, Южного Урала. Возникновение интереса к башкирской тематике, несомненно, было связано с поездками по Башкирии в связи со служебными обязанностями В. Брусянина. В усилении же интереса к этой теме определенную роль смогли сыграть также писатели Петр Иванович Добротворский и Александр Митрофанович Федоров, с которыми он познакомился в Уфе. Первый помог советами и благословил на литературное поприще. «П. И. Добротворский обласкал меня, как местный литератор, – вспоминал В. Брусянин. – Недаром он называл себя моим литературным крестным отцом». А. М. Федоров помогал В. Брусянину печатать произведения в Петербурге. С этими писателями его связывает и демократическая направленность творчества.
Однако в понимании вопросов классовой борьбы В. Брусянин пошел дальше своих литературных коллег. Этому в значительной мере способствовало близкое общение с М. Горьким, с марксистами, сотрудничество в «Звезде» и «Правде». «М. Горький был знаком с В. Брусяниным по совместному сотрудничеству в журнале “Жизнь” в 1898–1901 годах». В одном из писем Леониду Андрееву (1901 г.) М. Горький назвал В. Брусянина «славным парнем». В. Брусянин и в последующие годы поддерживал деловые связи с писателем.
Прогрессивно настроенный В. Брусянин осенью 1903 года стал одним из редакторов «Русской газеты», первой в Петербурге копеечной газеты, имевшей необыкновенный успех среди рабочих. В архивных материалах писателя сохранились некоторые письма рабочих, адресованных редактору «Русской газеты» В. Базилевичу (под этим псевдонимом Брусянин писал в газете). Через все письма проходит один мотив – недовольство действиями своих хозяев. Газета имела необыкновенный успех, а присылаемые письма раскрывали невыносимые условия жизни рабочих. Эти письма питали творческое воображение писателя, давали обильный материал для его произведений, обличавших социальные пороки. Один из знакомых переманил в 1905 году В. Брусянина в Москву, чтобы организовать такую же копеечную газету. Тот привлек к работе социал-демократов во главе с П. П. Масловым. Газета выходила лишь десять дней: незадолго до московского восстания была разгромлена. Спустя два с лишним года «Русские ведомости» в статье «Дело “Московской газеты”» сообщили, что «мещанин Василий Васильевич Брусянин тридцати девяти лет и казак Петр Петрович Маслов тридцати девяти лет… привлечены к ответственности за то, что допустили напечатание в ноябре 1905 г. в № 1, 2, 3, 5, 7 и 8 “Московской газеты” статей: “Москва. 10 ноября” (передовая статья), “Манифест о земле”, “Земский съезд”, “На злобу дня”, “Как они говорят и как они делают”, “Русский Манчестер”, “Движение в армии”, “К севастопольской бойне” и других, заведомо для них, обвиняемых, возбуждавших к учинению бунтовщического деяния и к ниспровержению существующего в России общественного строя».
Московская судебная палата приговорила В. Брусянина к заключению в крепости на два года. Писатель вынужден был эмигрировать за границу и пять лет прожить в Финляндии под чужим именем, значась братом своей жены (с 1901 года он был женат на Марии Ивановне Кусе). Особенно трудно было с детьми: они никак не могли привыкнуть называть отца «дядей Федей». Этот период был чрезвычайно плодотворным в творческой биографии В. Брусянина: за годы эмиграции он написал четыре романа, несколько повестей, книгу о Финляндии – «В стране озер», много рассказов, статей, рецензий, сборник литературно-критических очерков, обстоятельное исследование о жизни и творчестве Л. Н. Андреева, которого близко и хорошо знал. В. Брусянин с благодарностью вспоминал: «За время эмиграции сблизился с Леонидом Николаевичем Андреевым и скажу, что этот человек единственный из писателей, не оставивший меня в тяжелые годы эмиграции. За время эмиграции я часто посещал дом Л. Андреева и встречал всегда товарищеский прием со стороны хозяина дома…» В феврале 1913 года в связи с трехсотлетием царствования династии Романовых В. Брусянин был амнистирован и вернулся в Петербург…
Появлением ряда произведений в «Русском богатстве» В. Брусянин был обязан содействию В. Г. Короленко, который немало помог начинающему писателю, давая объективную оценку его произведениям: одни обоснованно хвалил, другие подвергал аргументированной критике. И все же, несмотря на помощь писателей, друзей, В. Брусянин всю жизнь бедствовал, часто голодал. Вот что записал он в дневнике 13 апреля 1896 года, находясь в это время по издательским делам в Петербурге: «…Я едва дошел до Пушкинской, сделавши пешком около трех верст. Я знаю, что дома у меня ни корки хлеба, есть же хотелось ужасно как. Пришлось закусить хлебными крошками, уцелевшими в корзине из-под хлеба, и старой, твердой как камень, булкой…»
Демократическая направленность литературно-публицистической деятельности В. Брусянина исходила, особенно в начальный период творчества, из его личного тяжелого экономического положения и была, следовательно, духовным отражением материальной жизни писателя. Именно это обстоятельство, надо полагать, способствовало пробуждению интереса В. Брусянина к социологии, и он «примкнул к марксизму». В становлении материалистического мировоззрения писателя определенную роль сыграли также цензурные притеснения и административные преследования, оказывавшие, так сказать, негативное влияние.
Все творчество В. Брусянина проникнуто гуманизмом, демократизмом и гражданственностью. Это отчетливо прослеживается и в произведениях на башкирскую тематику. «Я привык к Башкирии: она моя родина, я знаю ее с детства. Ее обитатели, угрюмые на вид, но добродушные башкиры…» – пишет В. Брусянин в рассказе «Былое-тяжелое». В дневниках В. Брусянина много записей, свидетельствующих о глубокой привязанности его к Башкирии. Когда же различные обстоятельства вынуждали писателя уезжать из Башкирии, он тосковал о ней. «…Скорей бы домой, в Уфу, отрезвиться от волнений петербургской жизни, – читаем дневниковую запись от 21 апреля 1896 года. – Какой-то рок преследует меня: с родины я бегу на чужбину, чтобы отыскать покой, а чужбина снова гонит меня в глушь…» В. Брусянин постоянно называет Башкирию своей родиной, любит ее, пристально интересуется жизнью края.
Большинство рассказов и очерков В. Брусянина о башкирах написано в ранний период его творчества, когда он жил в Башкирии. В рассказах «Одинокий» (1901), «В лесной Башкирии» (1902) и «Злосчастные» (1903) отражается духовный рост героев. В первом показано формирование характера главного персонажа – сироты Михея. С раннего детства ему пришлось жить в семье дяди Демьяна. Однажды в хозяйстве дяди случился неурожай, и Михей, получив за многолетний труд пятиалтынный, был выброшен на улицу. Пришлось отправиться на заработки; он знал многоводную и глубокую Уфимку, «потому что не раз бывал на ее крутых лесистых берегах, не раз переплывал ее на пароме, наезжая в село Иглино на базар или в церковь». Но где найти Софроновскую пристань, а тем более лесные промыслы, этого Михей не знал. Его гнетет одиночество: проплывают плотовщики, не заметив «на берегу одинокой фигуры Михея»; плотовщики, причалившие к берегу на ночлег, равнодушны и подозрительны. И остается горемыка ночью под ненастным небом, одинокий, никому не нужный. Ревет ливень, сверкают молнии, а плотовщики отказываются «пустить его в балаган на ночлег в эту бурную и грозную ночь». Взбунтовалась душа Михея против этой жестокой и несправедливой жизни, всегда покорный, ни разу никого не обидевший, он восстал. Он впервые почувствовал себя сильным, как сама стихия, бушевавшая вокруг. Он понял, что должен выразить протест против прежней несправедливой и забитой жизни. Смятенной душой он воспринял жестокость плотовщиков как своеобразное символическое воплощение царящего в мире зла и несправедливости. Не помня себя, Михей отвязал плот, и взбешенная река понесла его вниз. Описывая все нарастающее недовольство Михея, В. Брусянин убедительно показал, что только в эти страшные минуты его герой пробудился, почувствовал себя человеком. Всегда угрюмый, забитый «Михей быстро бежал по берегу, тяжело дыша и размахивая руками». Разумеется, бунт Михея не дает никакого результата, но это важный шаг в развитии его сознания.
Тот же мотив – справедливая месть одинокого, забитого жизнью человека – звучит и в рассказе «Злосчастные». Место действия – одна из улиц Уфы. «Слободские улицы расположены по оврагам, холмам и пригоркам, да, собственно, того, что называется улицей, в слободке и не было; на громадной площади тянутся плетни и заборы, иногда плетни встречаются и образуют тупики; иногда они упираются в овраги или крутые холмы, где едва можно пройти пешеходу». Очевидно, это Нижегородка. Из предыстории рассказа становится известно, что когда-то братья Василий и Роман Сушковы вели общее хозяйство. Сын Романа вернулся из армии и узнал, что после смерти отца Василий Петрович – дядя – забрал все деньги себе. Артем оказался без средств к существованию, поселился на Слободской улице. Недалеко от дома Артема находится речной порт, где рабочему Ереме раздавило ноги. Артем пожалел чужого человека и взял его к себе домой. Бывший рабочий стал рабом-попрошайкой. Это озлобило его, он стал мрачным, замкнутым: был здоров – пользовались его силой, стал инвалидом – бросили. И затаил Ерема в душе глухую, непонятную злобу. Озлоблен и Артем, особенно на жадного дядю Василия Петровича. Но бороться он не способен. Избитый сыновьями дяди, Артем через четыре месяца умер. За него продолжил борьбу безногий Ерема. Не видя другой возможности, он поджег дом Василия Петровича.
Бесчеловечные условия жизни, бесчинства богатых по отношению к бедным, вопиющая несправедливость подняли дух «злосчастных одиночек» на борьбу. Конечно, это бунт одиночек, он носит стихийный характер. Рассказы «Одинокий» и «Злосчастные» объединяет место действия (Уфа), сходство сюжетов и общность идей. Герои В. Брусянина, испытав на своем горбу невыносимую тяжесть подневольного труда, вопиющую несправедливость, восстают против произвола и насилия. Писатель показал бунт одинокого человека в буржуазном обществе.
В большом рассказе «В лесной Башкирии» реалистически отражена тяжелая жизнь рабочих на лесных разработках. В центре рассказа – образ Трофима, вчерашнего крестьянина, вынужденного стать на путь люмпен-пролетария. Выполняя случайные работы, он повсюду видит несправедливость, недовольство трудящихся, но остается сторонним наблюдателем. Но вот он попадает в новую обстановку, воочию видит, как дружно живут и трудятся артели рабочих, состоящие из русских, украинцев и башкир. Для них не существует национального различия, а есть лишь различие между богатыми и бедными, хозяевами и трудящимися. Одинаково ненавистны рабочим разных национальностей русский лесопромышленник Иван Кириллыч и подрядчик башкир Валей. Хозяин лесоразработок обогащался, пользуясь бедственным положением рабочих, драл с них три шкуры, не выполняя договоров, которые сам же заключал с ними при найме; не менее отвратительна и фигура Валея, бесчеловечно обращающегося со своими же сородичами.
С большим уважением и симпатией рассказывает писатель о дружбе русского рабочего Мирошки и башкира Абдрахманки, смело выступивших против хозяев в защиту законных прав рабочих. Когда же хозяин отказался выполнить их справедливые требования, они разрушили сооруженную собственными руками плотину и ушли. Вместе с ними ушел и Трофим. По натуре слабый, нерешительный Трофим почувствовал правоту и силу неугомонного Мирошки и темпераментного Абдрахманки. Символичен конец рассказа: после своего стихийного протеста Мирошка, Абдрахманка и Трофим присоединились на Уфимке к артели плотовщиков-башкир и поплыли вместе с ними по быстрой и извилистой реке, которая понесла их, «будто суля в далеком синем море и простор, и свободу, и счастье…». В канун Первой русской революции писатель выступал как продолжатель традиций раннего Горького, создавшего ряд ярких образов бунтарей из народной среды.
Проникновение капитализма в башкирскую деревню, классовое расслоение башкир, тяжелым бременем ложившееся на трудовой народ и обострявшее социальные противоречия, нашли художественное воплощение в рассказе «Новогодний день в башкирской деревне». Писатель меткими штрихами нарисовал хищнический облик башкирского кулака Нурея, разбогатевшего на ограблении своих голодающих сородичей. Именно таких мироедов имел в виду и старший современник В. Брусянина, пламенный певец Урала Д. Н. Мамин-Сибиряк, когда в очерке «Юммя» писал: «Последнее зло, которое добивает башкир у себя дома, – это свои же башкирские кулаки, высасывающие из населения последнюю живую силу. …Как ни прижимает русский Колупаев, но он далеко уступает башкирским именитым людям».
Тема классового расслоения нашла отражение и в более позднем рассказе В. Брусянина «Беспокойное место». Купец Корнил Иванович Пузанов, поселившись вблизи башкирской деревушки Кара-Куль, занялся скупкой хлеба, скота и домашнего скарба. Кроме того, вместе с местным богачом Сафиуллой он решил арендовать у башкир землю. Жители деревни разделились на два лагеря. Один составили башкиры – «чистые потомки некогда своеобразно свободной и кочевой Башкирии», другой – башкиры-землепашцы. Последние во главе с бедняком Хасаном, его сыном и солдатом Салим-Гиреем выступили против Корнила Ивановича и Сафиуллы. И все же Корнил Иванович вместе с башкирской знатью вышел победителем – скупил землю за бесценок. Но успех не радует его, а вселяет панический страх, и он решает построить кирпичные амбары, нанять полевого сторожа, завести во дворе побольше собак. Но отгородиться от ненависти людей невозможно, и В. Брусянин показывает, как в душах забитых башкир постепенно назревает протест: «Наблюдая издали толпу, Пузанов видел, с какой ненавистью посматривали в его сторону башкиры, а Салим-Гирей, не стесняясь, кивал на него головою и угрожающе размахивал кулаками».
В рассказе «Голодающие мещане» описан быт маленькой деревушки Котаево Уфимского уезда. На всех жителей деревни была одна лошадь, две коровенки и штук пять-шесть овец. А в голодный 1891 год и эта скотина исчезла: люди из дальней оренбургской степи скупили все, что было «на четырех ногах». Голодный, доведенный до отчаяния народ горестно шутил: «Хоть нас бы кто-нибудь скупил». И сам себе отвечал: «Кому нас надо… этаких-то, двуногих…» Сколько горя, обиды за человека выражено в этих словах! И вновь Котаево: в глухой деревушке господствует чума. «В чем же их спасение? – спрашивает автор. – Кто придет к ним теперь и подаст руку помощи? Где те, которых призвал поэт сеять “разумное, доброе, вечное”?» Правительство позаботилось о проникновении капиталистических отношений даже в глушь Башкирии, но не подумало о строительстве здесь школ, магазинов, больниц. Котаевцы уже не надеются ни на себя, ни на баев, а уповают только на всемогущего Аллаха.
Башкирская тема нашла отражение также в рассказе «Два солнца». Рядовой Салимгарей Ахметзянов уже два года находится на военной службе, но не может понять, «ради чего его взяли и угнали из деревни». А дома за это время произошло большое несчастье: «Отец Ахметзянова умер, хозяйство упало, а мать с двумя ребятишками пошла по миру…»
Тяжело читать рассказы В. Брусянина о Башкирии и башкирах: у него нет веселых сюжетов, потому что в их основе – факты реальной действительности. По существу они ближе к очерку, неслучайно писатель сам нередко называет их очерками. Подчеркивая мрачную неустроенность жизни башкирского народа, автор выражает неиссякаемую любовь к трудовому люду и веру в лучший завтрашний день.
В. Брусянин интересуется и богатым устным поэтическим творчеством башкирского народа. Творческое осмысление фольклорного материала позволяет писателю в аллегорической форме выразить свое отношение к происходящим в Башкирии событиям, отразить духовную культуру и быт народа. По мотивам башкирского фольклора им написаны, в частности, легенда «Белый волк» и рассказ «Вечная могила». Если в первом произведении, вошедшем в книгу «Час смертный. Рассказы о голодных людях» (СПб., 1912), звучит горячая проповедь гуманизма, любви к людям, то во втором, включенном автором в сборник «Корабль мертвых. Рассказы» (М, 1915), – осуждение Первой мировой войны, на которой гибнут тысячи солдат, не понимающих ее смысла.
Идейно-тематическая направленность этих произведений как-то удивительно метко ассоциируется с названиями книг, в составе которых они напечатаны. Большое уважение В. Брусянина к М. Горькому, творческая учеба у пролетарского писателя сказались не только в обращении к рабочей тематике (книга «В рабочих кварталах», повесть «В борьбе за труд»), но и в фольклоризме его произведений. Во всяком случае, в легендах и рассказах В. Брусянина, навеянных башкирскими фольклорными мотивами, заметно влияние ранних произведений М. Горького. В частности, у обоих писателей участвуют два лица: автор и рассказчик.
В рассказе «Вечная могила» повествование ведется от имени автора. Рассуждая о страшных днях войны, он вспоминает рассказ башкира Нагиба. Когда-то у Нагиба был отец, старик Нурей, и сестра Фатима, которая любила смелого красавца Сафиуллу. Но Сафиуллу забрали в солдаты, и он погиб на Русско-турецкой войне. Прячась от подруг и даже от отца, всю зиму плакала Фатима о своем любимом. По весне старик Нурей решает отвезти дочь к старому мулле, чтобы тот развеял печаль девушки. Но безутешная Фатима, не в силах унять горе, бросается в реку и гибнет в ее темных водах. Отец в отчаянии. Он часто приходит к «вечной могиле» своей дочери и однажды в жуткую грозу, сраженный молнией, тоже погибает.
Война уничтожила счастье всей семьи. Обрываются судьбы молодых – Фатимы и Сафиуллы, так и не успевших соединиться. Река Дема становится «вечной могилой» и для отца, не пережившего гибели дочери. Из всей семьи остается только Нагиб, отслуживший свой срок службы солдат. «А когда мина солдат взяли, – рассказывает он, – я сказал русский царь: айда, посылай мина турка!.. Балкан ходил, генерал Скобелев… самый ява дивизия был Нагиб, и турка вот как живот порол… Зачем Сафиулла стрелял? Зачем Фатима вода пошел?..»
В. Брусянин довольно точно передал искаженную русскую речь башкир, уловив не только стилистические шероховатости, но и фонетические неточности. По его произведениям можно получить некоторое представление об уровне владения башкирами начала XX века русским языком.
Несколько особняком в творчестве В. Брусянина стоит башкирская легенда «Белый волк». В ней речь идет о страшном голоде, о голодных людях. Но какова ее главная идея? Разобраться непросто. Легенда «Белый волк» состоит из трех частей. В первой рассказывается о том, как автор-повествователь и сельский староста Мустафа ходили по избам башкир, где царил страшный голод, и выясняли «кормовое довольствие». Вечером Мустафа, расстроенный и растревоженный бедственным положением народа, рассказал автору очень странную башкирскую легенду о белом волке, в которой тоже говорится о голодных животных. «Хоронятся, прячутся в темных лесах, в глубоких балках серые волки, прячутся от света дневного, от дозора человеческого… И горят в темноте их голодные глаза, как свечи, которых никто не зажигал, которых никто не потушит». В голодные годы волки бегают по полям целыми стаями. Белый волк у них как атаман, и посылает его серым товарищам Аллах. Так утверждает легенда. А когда оскудеют сараи и хлевы, повелевает Аллах Белому волку отдать себя голодным серым товарищам.
В третьей части рассказывается еще одна старинная легенда о старике Тавильяре, башкире неведомого селения. Случился на земле страшный голод, и стали люди умирать от болезней. Поели люди весь хлеб, весь скот, все, что у них было. И тогда вышел седой старик Тавильяр на середину улицы и крикнул: «Ешьте меня! Ешьте! Сам Аллах пришел ко мне в ночи и сказал: «Иди, Тавильяр, к голодным людям и отдай себя им на съедение… Пусть тебя съедят и будут сыты». Разумеется, люди посчитали его безумцем и разбежались. Три дня подряд выходил так старик Тавильяр и предлагал себя односельчанам на съедение, но безуспешно. И тогда побежал старик в лес: «Добежал Тавильяр до леса и видит: вспыхнули в глазах голодных волков неведомо кем зажженные свечи. Остановился старик, приподнял руки к небу и что-то крикнул. И совершилось волшебное лесное чудо: превратился самоотверженный старик в белого волка. И бросились на Тавильяра голодные серые волки… И растерзали серые волки Тавильяра – Белого волка, и потухли в их глазах неведомо кем зажженные свечи…»
В чем же смысл этой оригинальной жуткой легенды? В основе ее, несомненно, лежит своеобразная мечта забитого народа о спасении. Предводитель серых волков – Белый волк – ради спасения своих товарищей жертвует собой. Старик Тавильяр тоже отдает себя в жертву, спасая голодных животных. Благодаря аллегорическому параллелизму, эта легенда, пересказанная В. Брусяниным, получает социальное звучание: когда плохо родному народу, пожертвуй собой, приди ему на помощь. Главная идея легенды «Белый волк», как видим, гуманистическая. Явственно звучащий в ней мотив самопожертвования по ассоциации невольно заставляет вспомнить горьковского Данко, вырвавшего из груди свое сердце и осветившего им путь людям, хотя по социальной значимости образ Тавильяра значительно уступает герою Горького (он не вождь, а благородная жертва).
В «Литературной газете» 27 июля 1983 г. был напечатан рассказ современного даргинского писателя Ахмедхана Абу-Бакара «Черный волк» (в переводе Бориса Авсарагова). Меня поразил тот факт, что рассказчик сам услышал от чабана с высшим образованием удивительные истории о встречах с благородным красавцем Черным волком, вожаком волчьей стаи, и подумалось: возможно, услышанная В. Брусяниным легенда о Белом волке тоже когда-то имела под собой реальную основу…
…В архиве В. Брусянина сохранилось много интересных материалов о жизни и творчестве писателя, его записные книжки и дневники, черновики некоторых произведений, переписка с издателями, писателями, друзьями, в том числе и письма уфимских литераторов – П. И. Добротворского и А. М. Федорова. Значительная часть этих материалов: юношеских стихов, вариантов рассказов и очерков, статей и дневников – относится к «башкирским» страницам жизни и деятельности писателя. Среди архивных материалов находятся, в частности, неопубликованные рукописи-автографы башкирских легенд «Ошибка Аллаха», «Сказание о бедном Гирее» и «Фатима», стихов «Караякуповские напевы», рассказа «Нечто кровопролитное», очерков «Братец», «Озерный», «Типы Архиерейской слободы», «Урядник Чуфыркин с внушающей физиономией», «Черный день Ахметки», ряда статей, писем, деловых записей, а также авторские рисунки карандашом, фотографии. Эти материалы еще ждут своего пытливого исследователя.
Остановлюсь лишь на одном произведении – легенде «Ошибка Аллаха». Она привлекает внимание своей неординарностью. Башкирские легенды В. Брусянина вообще малопонятны, нетрадиционны, нелегко разобраться в их идейной направленности. «Ошибка Аллаха» имеет подзаголовок «башкирская легенда», аккуратным почерком автора вписан в одну из его тетрадей; по объему невелика. Сюжет ее поначалу традиционен: старый Тавильяр (опять Тавильяр!) женился на молодой Зюлье. Она не посмела ослушаться отца, ни в чем не перечила мужу, только украдкой тихо плакала о погубленной молодости… Увидел Тавильяр жену плачущей и догадался, что она не любит его; обеспокоенный, пошел к ахуну (священнику). И ахун рассказал ему легенду, которая вполне успокоила старого многоженца Тавильяра.
Вот о чем поведал ахун: «Призвал Аллах Магомета перед смертью и говорит: “Все забываю спросить тебя: для чего ты разрешил правоверным многоженство?” – И сказал Магомет: “Ты сам, Аллах, виноват…” Насупился Аллах, разгневался и брови седые нахмурил и говорит: “Что ты говоришь, пророк? Аллах ни в чем не виноват”. – “Виноват, – отвечает Магомет, – ведь семь дней недели ты распределил на творение мира, сотворил и Адама с Евой и сказал им: “Размножайтесь… ” И сказал ты Адаму и Еве: “Шесть дней работайте, а в седьмой молитесь”. …И ни одного часа ты не оставил Адаму и Еве, в который они могли бы подумать о том, как бороться со своей плотью… Да и сам ты не успел об этом подумать и не определил никакого наказания согрешившим в плоти… А если не успел этого сделать, значит, не хотел…” – И сказал Аллах: “Правда, и я сделал ошибку…”»
В произведениях В. Брусянина о Башкирии превалирует мрачный колорит, однако, несмотря на это, все его творчество проникнуто верой в силы человека, в силу трудового народа, который сумеет завоевать себе счастливую жизнь. Рисуя картину колониального грабежа башкирских земель, писатель показывает пробуждение сознания народа, рост его недовольства внутренней политикой царского правительства. В произведениях В. Брусянина, отражающих жизнь дореволюционной Башкирии, прослеживается идейно-эстетическая эволюция писателя. Начав с правдивого, чуть ли не фактографического изображения быта и обычаев башкирского народа, автор постепенно приходит к мысли о необходимости борьбы за счастье. Правда, пока это лишь одиночные выступления доведенных до отчаяния людей, и они еще не знают, как бороться, с чего начать.
Творческая эволюция В. Брусянина еще более отчетливо выразилась в его произведениях на рабочую тематику. От показа тяжелой жизни рабочих и их стихийного протеста против бесчеловечных условий труда к осуждению империалистической войны и, наконец, к изображению организованной борьбы пролетариев разных национальностей развивалось творчество писателя-интернационалиста. В начале повести из жизни рабочих Урала «В борьбе за труд» (1918) В. Брусянин рассказывает историю возникновения медеплавильного завода, заброшенного «в глушь горной и лесной Башкирии, на отрогах западного Урала»: «Построен завод на захваченной у башкир земле. Только по рублю с десятины да по четверти фунта кирпичного чаю заплатили скупщики земель темным башкирам, а обитатели лесной деревушки Урслановой от этого не разбогатели. Те же башкиры за дешевую плату корчевали свои родовые леса, делали дороги, рыли пруды, рубили лес и помогали вятским плотникам возводить заводские постройки. А когда леса были вырублены и сделаны дороги с мостиками через горные потоки, инженеры-строители вывезли из России голодный люд целыми семействами, из соседних русских поселков собрали народ и начали рыть шахты. И скоро в лесной глуши образовались К-ские медные рудники».
Возможно, В. Брусянин имеет в виду Кананикольский медеплавильный завод тульских купцов Мосоловых, построенный в середине XVIII века. Впрочем, он воссоздает типичную картину, как росли на башкирских землях заводы, строившиеся ловкими и предприимчивыми людьми при поддержке (или, по крайней мере, попустительстве) правительства.
На заводе трудились рабочие разных национальностей: и русские, и башкиры, и французы, и бельгийцы. Долгое время не могли найти общий язык рабочие, долго жили двумя враждующими лагерями. Главной причиной вражды рабочих было то, что иностранные специалисты «понавезли… рабочих своих, а почти всех наших в за-штат». Оставшиеся не у дел башкиры невольно стали считать рабочего-бельгийца врагом. «Как пропасть разделяла людей разная культура и неодинаковая религия, – пишет автор, – и язык для обмена мыслей у этих людей был различный: больше жестами переговаривались пришельцы с аборигенами». Но внезапно один случай сблизил их, «вдруг как-то заполнил пропасть, отделявшую одних рабочих от других». Весной в горах растаял снег, и мутные потоки устремились к плотине на речке Урсула-Елга и разрушили запруду. Заводчики вынуждены были строить новую, рабочих рук не хватало, и этим воспользовались рабочие, начали борьбу с хозяевами. За русскими стали бастовать и рабочие других национальностей, на высоте оказались и башкиры: они согласились выйти на работу только после того, как их рядчик Сафиулла передал приказ о прибавке.
Окрыленные этой победой, рабочие решили действовать дальше. Первыми поняли, что сила рабочих в их сплоченности, солидарности, вожаки трудящихся: Артемий Снегирев, Иван Дубчевский и бельгиец Жюль Арну. Они резко осудили бесполезный бунт анархиста-одиночки кузнеца Луки, пытавшегося убийством ненавистного управляющего Якова Моисеича облегчить положение рабочих. «Заволновались трудящиеся люди… в глухих заводах, где еще так недавно выступали одиночки, подобные Луке… Их было немного, этих людей, – пишет В. Брусянин, – но много нового огня, убеждений принесли они с собою в глушь Урала и выжгли здесь все старое, засеяв расчищенные нивы трудящегося народа новыми семенами». Выразителем авторских идей в повести выступает Всеволод, молодой человек, придерживающийся марксистских убеждений. В разговоре со следователем по поводу убийства Якова Моисеича Всеволод смело заявляет: «Ведь у вас в министерстве так объясняют все явления жизни: мол, подстрекатели да нигилисты с крамольниками народ подбивают… А не видите вы, господа, что народ сам просыпается, а местами уже и проснулся, сам народ в себе крамолу воспитал, а вы помогали этому своими воздействиями, и спасибо вам!..»
На протяжении всей повести прослеживается, как «просыпается» народ, растет его классовое самосознание. Через два года после описанных событий началась совместная, хорошо организованная забастовка французов, бельгийцев, русских и башкир. «Загорелые, темноглазые башкиры были страшны, когда кричали, размахивали руками и кому-то грозили. Их рядчик Сафиулла взывал к Аллаху и старался склонить своих сородичей и разными земными благами соблазнял землекопов, но угрюмые дети гор и лесов поняли силу русского слова «забастовка» и не отставали от товарищей. Не подвели и бельгийские рабочие. Послушные своему руководителю Жюлю Арну, бельгийцы, как один человек, заявили заводчикам, что на земляные работы не встанут: «Мы не штрейкбрехеры! И подводить товарищей не будем!»
«Подлинная художественная ценность» повести «В борьбе за труд» была отмечена большевистской критикой, которая писала, что В. Брусянин не ограничивается отражением рабочего быта, но именно этой стороной своего творчества примыкает к общей революционной работе партии большевиков. В. Брусянин был близок к партийным органам и не раз помещал в них свои произведения (рассказ «Тело» в 1911 году был напечатан в «Звезде», рассказ «9 января» – в 1913 году в «Правде»).
После Октября В. Брусянин работал в советских учреждениях. С просьбой содействовать зачислению его «в ряды сотрудников Центральной продовольственной управы» он обратился с письмом к народному комиссару продовольствия Александру Дмитриевичу Цюрупе, своему старому знакомому. Последний ответил 2 сентября 1918 года теплым письмом, обещая сделать все зависящее от него. Письмо это было обнаружено мной в Российском государственном архиве литературы и искусства в личном фонде В. Брусянина. В ту пору я активно сотрудничал с молодежной газетой «Ленинец». К письму А. Д. Цюрупы живейший интерес проявил известный журналист Явдат Бахтиярович Хусаинов. И вскоре это неизвестное письмо А. Д. Цюрупы было напечатано в газете с моими пояснениями – «Штрих к образу революционера» («Ленинец», 29 марта 1966 г.).
Это небольшое письмо-автограф написано на бланке народного комиссара продовольствия, адресовано В. Брусянину. Малоизвестный документ проливает некоторый свет на биографию В. Брусянина и вносит дополнительный штрих в освещение облика самого Цюрупы. Для нас же особенно важно, что письмо свидетельствует о давнем знакомстве В. Брусянина с А. Д. Цюрупой, которое, очевидно, оказало определенное влияние на формирование мировоззрения писателя. В небольшом письме отразились и многогранность интересов профессионального революционера (он знаком с литераторами), и его готовность помочь другим, и несгибаемый дух большевика, умеющего сгладить горечь переживаний даже тогда, когда самому близкому ему человеку – жене – грозит смертельная опасность. Впрочем, судите об этом сами, привожу письмо полностью:
«Многоуважаемый Василий Васильевич.
Получил Ваше письмо и спешу (с некоторым опозданием) на него ответить.
Зачисление Вас в ряды сотрудников Центр(альной) Прод(овольственной) Управы от меня ни в какой степени не зависит. Она сама приглашает и устраивает своих работников. Поступлению Вашему на службу в Нар(одный) К(омиссари)ат Прод(овольствия) я могу содействовать, хотя это зачисление на службу и не в моем ведении. В П(етрогра)де работает наша ревиз(ионная) комиссия; побывайте у председателя ее, столкуйтесь, сославшись на меня, а затем я сделаю, что нужно будет и что будет зависеть от меня.
Конечно, я хорошо Вас помню (надеюсь, и Вы меня). Последний раз мы виделись с Вами в Питере 20 ноября 1904 на банкете. И Мария Петровна Вас помнит. Изредка мы вспоминали Вас, вспоминая былое, наталкиваясь на Ваши произведения.
Мария Петровна в Уфе. Она взята чехословаками заложницей. Ей угрожает расстрел за грехи большевиков.
Ну, всего доброго. Уваж(ающий) Вас А. Цюрупа. 2/IХ-18».
Жизнь Василия Васильевича Брусянина оборвалась драматически: став благодаря содействию А. Д. Цюрупы сотрудником Продовольственной управы, он в качестве инспектора ревизионной комиссии по продовольствию Петрограда выезжал в командировки в центральные губернии страны; находясь в командировке по Орловской губернии, он заразился сыпным тифом и 30 июля 1919 года умер. Большевистская пресса откликнулась несколькими некрологами на эту безвременную смерть.
Опубликовано в Бельские просторы №11, 2020
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!