Рассказ
Солнце добралось до Климы и в автобусе. Жгло, как будто наказывало. Так оно и было. От светила ни одного греха не утаишь, оно постоянно бдит. Клима была уверена, что она грешная, иначе, за что такая жизнь?
Ноющая боль стягивала живот. Когда она только что мыла полы на работе, одна очень нежная актриска жаловалась на боль в том же месте, что и у нее, и спрашивала у всех подряд обезболивающее. У уборщицы Климы (вообще-то ее ровесницы) спросила в первую очередь, что задело ее: разве она похожа на аптечку? Или у нее на лбу написано, что она тоже сейчас страдает? Клима не хотела выглядеть слабой, деньги нужны были хоть какие-то на те же таблетки и продукты по акции. Историю боли она услышала раза четыре, если не больше. И каждый раз с новыми подробностями. Актриска рассказывала жадно и жалобно, поэтому Клима даже обрадовалась, когда все-таки нашлись таблетки. Не потому, что неженке станет легче, легче будет Климе, ведь она не может так ныть людям о том, что болит, так пусть никто тогда не ноет. И пусть ни у кого ничего не болит вообще.
Клима не всю жизнь была уборщицей концертного зала. Когда-то у нее была любимая работа, которой она посвящала всю себя, особенно после того, как Русик ее бросил. Она только и помнила, как работала-работала-работала, пока на столе вместо кучи бумаг не оказался один обходной лист. Климе сказали, что отдел решили сократить из-за проблем, но не объяснили, что проблема в самой Климе. Ей и правда тяжело давалось ведение отчетов и подсчеты — в голове были картины.
Солнце преследовало всю дорогу до дома. Климу душила жажда, настолько она была выжата. Дома ее ждали только полный беспорядок и грязная посуда. Клима оправдывала бардак тем, что она творческий человек. Только заляпана мебель была не какими-нибудь акриловыми красками, а пятнами от жира. Ей многое перестало быть надо. Тем более, когда Русик ушел, смысл потерялся окончательно. Она перестала слушать музыку, потому что ей не с кем было это разделить. Раньше, когда она готовила, в ее руках половник превращался в микрофон, а его тарелка в барабаны — он стучал по ней ложкой в такт песне. Клима обожала эти концерты во время ужина, а теперь готовить стало неинтересно. Как и убираться, ведь никто не порадуется и не погладит за это по голове.
Сейчас она лежала на кровати и гладила живот, чтобы боль прошла. Она верила, что это хоть как-то поможет, листала ленту в инстаграме и мечтала о другой жизни, путешествиях, гастролях и вкусной еде. В одной руке у нее были картинки жизни, который не было, а в другой – ноющий слой жира. Не то чтобы жир умел ныть, это Клима ныла, что она жирная.
Она снова решила посмотреть сторис Дианы – новой девушки Русика. Он ласково звал ее Ди. Они ехали в его новой машине и на всю громкость слушали музыку. Диана пела и танцевала на переднем сидении непристегнутая.
Она снова решила зайти на страничку Ди — так ласково называл свою новую девушку Русик. Ди выложила очередное видео и на этот раз не как обычно с полуобнаженными танцульками на высоченных каблуках. Там Ди с Русиком ехали в машине и на всю громкость слушали музыку. Ди пела и танцевала на переднем сидении и даже не пристегнулась, Клима подумала: «Вот дура твоя Ди… и такая… гибкая». Пока Клима пыталась разглядеть, куда они едут, вдруг поняла, что песня ей знакома. Оказывается, раньше Клима и Русик тоже слушали и пели эту песню.
Русику всегда нравилось, когда Клима дурачилась, но волны веселья поднимались заметно реже волн страданий. На таких волнах переживаний из-за всяких мелочей Русик серфить не мог. Они накрывали его с головой. Климе казалось, что только с Русиком она могла чувствовать, что что-то вообще значит. Она могла терпеть его резкие перепады настроения, планы, в которых ей не было места, аккаунт в приложении для знакомств. Только он так уже не мог. Ему стало мало просто смотреть на выплясывающую Ди и ставить ей лайки, да и с Климой уже не то или она просто не та.
Солнце отстало. Как будто понятно стало, что хуже Климе уже не будет. Она позвонила подруге, разрыдалась, а та сказала лишь: «Хватит ныть, Клима». Подруги давно говорили Климе, что она превратилась в тряпку рядом с ним, об которую можно вытирать ноги, затоптать и швырнуть ее куда попало, а то и вовсе забыть, пока не понадобится. Врачи ей запретили нервничать, советовали заниматься теми делами, которые ей приносят радость.
Ее успокаивало рисование. За всю жизнь она нарисовала очень много картин, которые всегда боялась кому-то показывать. Однажды Клима услышала, что ее рисунки похожи на творчество детсадовцев. С тех пор она старалась никому не показывать рисунки, и только Русик, увидев эту мазню, посчитал, что в ней «что-то есть».
Клима залезла в самые дальние полки своих шкафов и раскопала в завалах несколько бумажных листов, которые начала рвать на части. Кусочки морей, закатов, улыбок счастливых людей и других, еще не открытых планет, валялись на полу. От них ничего не осталось, и в животе Клима ощутила, как будто тоже что-то разорвалось. Боль стала невыносимой, и она упала.
Ей показалось, что она услышала едва уловимый зов. Как будто Русик звал её, а зрители концертного зала стоя аплодировали и ждали, чтобы она вышла на повторный поклон.
Но Клима не вышла.
Не успела.
Опубликовано в Бельские просторы №12, 2021
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!