Лидия Григорьева. ОСВОЕНИЕ ЗЕМЕЛЬ

МОРЕ ЛАПТЕВЫХ

Полетели, душа моя, полетели.
Там метели чистые, там метели.
Полетаем с тобой на хвосте пурги,
там в полярную ночь не видать ни зги.

Как бумага белая, а на ней слова,
из сугроба таращит глаза сова
в белых перьях вьюжных, белым-бела.
Вот такие у нас тут с тобой дела.

Залетели туда, где земле конец,
где по следу белый бежит песец,
где прекрасны сполохи в небесах,
где лежит душа моя на весах.

Это там, где совсем в молодых летах
мой отец в оленьих стоит унтах,
опираясь на хрупкий свой самолёт,
отправляясь в последний земной полёт.

Я помногу видела всё во сне,
самолет летит, а крыло в огне.
Полетим, душа моя, там простор.
Мы с тобой и летаем-то с этих пор.

Как на льдинах белых заметна гарь.
А давай-ка заглянем с тобой в букварь,
в эти прописи жизни ли, бытия ль,
где снега заметают мою печаль,

и откуда рванулась я напролом,
выгребая в пространстве одним крылом.
Где простёрся в забвении и глуши
Океан Ледовитый моей души.

>>>
Незнакомая дальняя местность —
небеса, небеса, небеса.
Разобьюсь о твою бестелесность,
заискрятся, сойдясь, полюса.

Свет слепящий сверкнёт среди ночи
там , на Свете на Этом и Том.
То, что сам ты себе напророчил,
прокатилось над миром, как гром.

Восстает в небесах, золотея,
лунный серп — словно вечный вопрос:
долго ль жить, с каждым часом лютея,
в сердцевине пылающих гроз…

>>>
Хоть дни мои весьма бесславны и рутинны,
алмазная резьба осенней паутины
сияет и горит, и свет небесный множит.
И пусть душа болит, но любоваться — может.

>>>
Я никаких загадок не люблю,
по прямоте и простоте натуры…
Я время на интриги не дроблю,
и не вожу заглазно шуры-муры.

И вот пришла на край того пути,
который даже не окинуть глазом.
Как через бездну горя перейти?
Ведь это тайна и разгадка разом…

Расчислить тайну смерти не сумев,
дошла во всём до крайности, до кромки,
в разгадке жизни не поднаторев,
не разгадав ее головоломки.

ОСВОЕНИЕ ЗЕМЕЛЬ

И я жила среди камней,
как ящерка и шведка.
Как мох, ползла из всех щелей,
в валун вцепившись крепко.

Свивала гнёзда меж ветвей
в тропической лиане:
для освоения земель
в воздушном океане.

>>>
Были бы разговоры
Взвешены на весах…
Ведь никакой опоры,
Кроме как в небесах!

Не подвести итоги
Каверзы и судьбы.
И никакой подмоги,
Кроме как от мольбы.

Было бы всё не важно,
Если б не смертный страх.
Но умереть не страшно,
Не рассыпаясь в прах.

Мёдом наполнить соты
Жизни — пора уже.
И никакой заботы,
Кроме как о душе.

>>>
Смотри, как этот мир хитёр
и не стоит на месте!
Уже ни братьев, ни сестёр,
И разведён уже костёр…
Хоть на кресте повесьте!

Смотри, какая кутерьма,
гоньба и недомога!
Уже друзей совсем нема…
И в небесах не я ль сама
всё чаще вижу Бога…

ПРИЭЛЬБРУСЬЕ

Там, где звёзды, как грозди свисали, к лицу прикасаясь,
Там стреляют теперь. Осыпается звёздная завязь…
Там, где горцы прекрасные гордо смотрели на нас, —
Там стреляют сейчас.
Помню снежный и лыжный, отнюдь не тревожный Тырнауз.
Там стреляют сегодня легко — и без пауз.
Где в глубоком ущелье вскипает молочный Баксан,
Каждый сам по себе, каждый — сам…
Нальчик помню лишь в яром и юном свечении глаз.
Звёздный свет истончился, скукожился, смылся, угас —
Там, где царский и сталинский парк
Золотую листву на аллеях листал…

Был ли Нальчик, мой мальчик?!
А был — так зачем перестал?

ПОКАЯННОЕ

Везде война. А я пишу о малом —
о розовом цветке, о тёмно-алом,
о том, как стоек маленький росток.
А между тем кровавится Восток.

Я тоже слышу за оградой сада
чудовищную музыку разлада,
раскат, и грохот, и разгул стихий.
Но это не войдёт в мои стихи.

Смотрю на всё отнюдь не равнодушно,
спасти готова каждого — подушно,
хочу развеять огненную муть!
Но руку сквозь экран не протянуть…

Я этот ужас так преодолею:
взращу, посею, напишу, взлелею.
И пусть предстану с краскою стыда
перед вратами Страшного Суда.

ФАРФОРОВЫЕ ПТИЦЫ

Когда душа упала ниц,
фаворский свет пролился,
и целый сад чудесных птиц
в мой дом с небес спустился.

Вокруг следы большой беды —
всё выжжено и голо.
Под знаком солнца и звезды,
в сиянье ореола,

тех птиц фарфоровых галдёж,
их щебет, клёкот, трели
мой дом наполнили — и всё ж
утешить не сумели.

ПИКАДИЛЛИ

Как будто в городе чужом
и невозможном,
опять чирикаю чижом
неосторожным.

В теснине каменных громад
толпы кочевье —
так громоздится камнепад
в глухом ущелье.

Теснятся люди и дома
изюмом в тесте.
Я в этом месиве сама
со всеми вместе

и задыхаясь, и бежа,
стремлюсь и движусь.
И наподобие чижа
храбрюсь и пыжусь.

ЛЕСНОЙ ЦАРЬ

Вадиму Месяцу

Заблудившийся в дальней роще,
Закручинившийся при том,
Всё же вышел — чего же проще —
К людям, воздух хватая ртом.

Там, в лесу, хорошо и просто,
По размеру вполне нора…
На душе наросла короста
Или, может быть, даже кора.

Ошалело смотрел он — все ли
Были рады ему сейчас?
Извивалась густая зелень
По следам его волочась.

Винограда свисали кисти,
И плоды тяжелили шаг,
Шелестели цветы и листья
И в глаголах, и в падежах.

Словно ширму убрал — отринул
Пади, топи, глубокий яр…
Он себя из природы вынул,
В городской водворив футляр.

Нелегко теперь воротиться
в бор, где зелень и зной царят,
где лесная его царица
нарожала б ему царят.

В этом городе, в каталажке,
Нет ни нежности, ни любви.
А по коже бегут мурашки,
Короеды и муравьи.

>>>
Любовь, это когда и во тьме найдёшь
любую потерю.
Любовь — это когда ты врёшь,
а я тебе верю.

Или когда ты громко жуёшь,
храпишь и мешаешь спать.
Когда ты всё чуешь, а всё же живёшь
и ложишься ночью в кровать.

Или — под ложечкой сладкая боль,
а счастья порой — ни аза.
Это судьба или юдоль.
Трасса на небеса.

>>>
Кто от кого тогда зависел,
мог догадаться и слепой…
Простым перечисленьем чисел
мы были счастливы с тобой.

И в запрокинутые лица,
в разверстые от счастья рты
с небес зерно бросали птицы,
роняли лепестки сады.

Над нами грозы бушевали.
Зерно сквозь тело проросло.
А мы плоды с тобой собрали,
всего лишь — Слово и Число…

>>>

Брат мой, кедр. Сестра моя моя, трава…
Р.  Бухараев

Олень — мой брат. Сестра моя — сова.
Я их люблю по старшинству родства,
Поэтому люблю и потому,
По серебру, по злату, по уму.

И я скажу, нисколько не чинясь:
Мне родственник и чир, и скользкий язь.
Зачислю в родословную свою
Тюленью или нерпичью семью.

Я выросла меж небом и водой.
Медведь полярный или морж седой —
Теперь признаюсь, правды не тая,
И прадеды мои и дедовья.

Под птичий клёкот — дальний перелёт —
На льдину сел полярный самолёт.
Отец смеётся и глядит орлом.
Так и живу — под небом и крылом.

Опубликовано в Лёд и пламень №2, 2014

Вы можете скачать электронную версию номера в формате FB2

Вам необходимо авторизоваться на сайте, чтобы увидеть этот материал. Если вы уже зарегистрированы, . Если нет, то пройдите бесплатную регистрацию.

Григорьева Лидия

Родилась на Украине, детство провела на Крайнем Севере. Окончила Казанский университет. Поэт, эссеист и фотохудожник. Автор 12 поэтических книг и книги избранных стихотворений и поэм «Вечная тема» (2013); финалист всероссийского конкурса «Книга года»). Автор фотоальбома «Венецианские миражи» (2011) и книги эссе «Англия — страна Советов» (2008). Книга стихов «Небожитель» (2007) вошла в шорт-лист Бунинской премии. Лауреат специальной премии Международного Волошинского конкурса (2010) за лучшую поэтическую книгу года («Сновидение в саду»), и премии им. А. Дельвига (2012) за поэтические публикации последних лет. Член Союза российских писателей, Европейского Общества культуры, Всемирной Академии искусства и культуры, Международного ПЕН-клуба. Вдова поэта Равиля Бухараева. Живёт в Лондоне и Москве.

Регистрация
Сбросить пароль