Схватка
Когда рядом не отчим,
не отец,
а шестеро чужих мужчин.
Не спасает нательный крест,
словно его и не было совсем.
Сама себе была херувимом.
Мать, что, как младенец запелёната,
лежит в земле.
Я – младенец-старец,
оборванец –
одни и те же морщины на лице.
Эти шестеро,
как коряги в реке,
лодка – гроб.
Не выплыть ни ей, ни мне,
но мне ещё за седьмым грехом
ходить каждое утро,
точно за хлебом в соседнюю лавку.
В мыслях без сил сидеть на лавке,
нянчить в коляске памяти
Маму.
Лихорадка.
Она и я –
дочери
Его.
Схватки.
Схватка.
Воробушек
Меня будто заперли в лифте,
а лифт ещё в лифте, ещё и ещё.
Но в первом, спасибо, оставили форточку,
в неё пролезет только воробушек,
и если хлебушек был бы…
Но он у крыльца в луже размякший, как мой характер…
Спрошу: «На что мне эта форточка?» –
смело, с криком воробушка.
От духоты рубашку сорву,
выйду из тела, ещё одного тела, ещё тела…
И окажусь на крылечке, рядом с хлебными крошками.
…
Проголодалась…
…
На руку сел воробушек, мой дружок, моя сиротинушка.
Тот, что в лифт незримый прилетел, как в кормушку,
ошибочно,
но
несбыточно сильно.
Эй!
Эй, там, на верхних этажах!
За форточку всё же скажу: «Спасибо!»
О счастье и не мечтаю.
О большем счастье, чем у воробушка.
Если стану осой
Выживу, если стану осой,
выживу, если стану осой –
бумажной ли,
вымышленной ли,
живой ли…
Осой мне к тебе
долететь этим летом,
стукнуться в окно.
Смотреть,
как ты дремлешь.
Стать осокой во снах твоих,
росой на губах.
* * *
Памятник – грифель заточенный,
заточённый в небе
и в землю вбитый как гвоздь.
Вдали
вторит ему голубиными крыльями купол
Богоявленского собора.
Кирпичный стан
как тело атлета,
Атланта.
Плата и расплата талантом,
плата утратами.
Вселенский циркуль создал всё таковым:
цаплей собор,
у моря Булака –
булочная.
И верёвкой висят провода.
По ним троллейбусные рогатки…
Из них давно по мне ток
выстрелил гадко…
Трещит всё внутри,
как в телефоне-вертушке,
мерцают фонари-кормушки.
Памятник и собор –
между ними облаков узор,
как на платке у старушки.
Парижская коммуна:
окно, занавеска, бабушка,
впалые щёки, платок…
До сих пор по Булаку
летит твой прощальный звонок.
Ракушка
Продолжаю идти:
валуны волами стоят передо мной.
Улова нет давно.
Слову не дано
в переплёт конвертный обернуться
и открыткой с чайками улететь.
Лагуны сердца,
лагуны моря.
Лгуны – ракушками сверлили тело,
сверлили дюны
птичьей грудки,
человечески юной,
не по-человечески
хрупкой…
Приголубь
Бьюсь насмерть,
а ты меня приголубь в лубяной избе.
Скатерть расстели,
и пугливый ветер заглохнет пусть.
Мы все оглохли друг к другу,
приголубь в убелённой зге.
В чашке серо-зелёные прутья ольхи –
пыль да путь.
До крылечка – вот-вот – пара шагов,
Голубь в луже раздавлен, крылья в стороны –
перьев комок, как мокрая вата.
Приголубь меня, приголубь – скажу когда-то.
Вглубь меня смотрят: удушливый вечер,
Чужое окно, столб-ружье, кавардак ветвей,
Эскалада до чердака, в нём игрушечный меч.
Не отобьюсь от штурма, прибьюсь к стае теней.
Бьюсь насмерть,
а ты меня приголубь в лубяной избе.
Скатерть расстели,
и пугливый ветер заглохнет пусть.
Мы все оглохли друг к другу,
приголубь в убелённой зге.
В чашке серо-зелёные прутья ольхи –
пыль да путь.
Ладони оврага
Признаю,
не помню эту обитель
на гладко выбритой земле.
По ней ли ступал ангел-хранитель,
по ней ли стонать тьме?
Змеиной пастью овраг вдалеке.
Кусты обрублены –
словно и я без рук,
мне цепляться телом
или лететь в огрубелые
Ладони оврага,
исцарапанные,
обожжённые?!
Словно из моих вен,
молодые побеги
невинный источают сок.
Ладони оврага,
мамины,
увиты первой травой,
нежные…
У начала земли,
она моё начало Земли,
её свет –
из-под заколоченных досок…
Опубликовано в Бельские просторы №7, 2023
