Иван Родионов. ПРЯТАТЬ ЛЮДЕЙ СВОИХ

О книге Анастасии Астафьевой «Для особого случая»

Анастасия Астафьева, «Для особого случая» (Вологда: ИП Киселев А. В., 2020)

В короткий список премии «Ясная Поляна» вошли семь книг. Пять из них («Саша, привет!» Дмитрия Данилова, «Парижские мальчики в сталинской Москве» Сергея Белякова, «Каждые сто лет» Анны Матвеевой, «Стрим» Ивана Шипнигова, «Типа я» Ислама Ханипаева) в читательско-критической среде известны хорошо. Их обсуждают, на них выходили и продолжают выходить рецензии: тот же роман «Саша, привет!» — настоящий чемпион этого года по откликам в медиа. Каждая из этих книг уже не единожды попадала в различные премиальные списки.
А вот имена двух других финалистов «Ясной Поляны» — Канты Ибрагимова («Маршал») и Анастасии Астафьевой («Для особого случая») — широкому читателю известны меньше. Про последнюю и поговорим.
Роман Сенчин лет пятнадцать назад своими текстами (ранняя малая проза, роман «Елтышевы») прочно отбил у других авторов охоту писать о русской деревне. Сенчинскую безысходность не перебезысходничать — а о чем еще применительно к глубинке рассказывать-то? Вот никто из самых известных современных русских авторов о деревне и не пишет.
Несмотря на все это, многие менее известные прозаики дерзают. В основном на уровне региональных писательских союзов. Такие книги появляются и исчезают непрочитанными: кто знает, может, мы потеряли так какой-то шедевр? К счастью, отдельным книгам удается прорвать границы своего региона и выйти на общероссийский уровень. В прошлом году в лонг-лист премии «Национальный бестселлер» попала — и вызвала множество горячих откликов у членов жюри — книга ярославской писательницы Татьяны Моисеевой «На краю». А в этом году короткий список «Ясной Поляны» штурмует еще один сборник рассказов — «Для особого случая» вологжанки Анастасии Астафьевой. Кстати говоря, спецноминация премии «Чистая книга» имени Федора Абрамова в этом году Астафьевой уже покорилась.
Пишет Астафьева простым ясным языком, иногда отчего-то сбиваясь на кажущиеся стилизацией просторечия в духе не было сладу или конца-краю не видно:возникает ощущение, будто в рассказчика вселяется один из его героев. Сюжетные коллизии книги тоже просты и при этом правдоподобны, исключая два-три мелодраматических «совпадения». Так, в одном из рассказов муж, давно оставивший загулявшую жену, случайно встречает ее, совершенно опустившуюся, в Москве, куда он выбрался из своего маленького городка на съемку телепрограммы.
Если упомянутая выше Моисеева с переменным успехом насыщала свои рассказы разной леонид-андреевской жутью, то Астафьева рисует читателю вроде бы неплохих людей, у которых по воле какого-то злого рока все валится в тартарары.
Чаще всего героя рассказа выбрасывает из едва терпимой, но привычной зоны (дис)комфорта в манящее неведомое — и его существование становится только хуже. Фабульную схему большинства рассказов сборника можно контурно очертить двумя цитатами из книги.
Цитата первая: «Родители Люси не были алкоголиками. Они даже проблемными людьми не были. Трудолюбивые, скромные, тихие до замкнутости».
Цитата вторая: «И такое это было счастье, такая невыносимая легкость, что она сразу после похорон слегла с гипертоническим кризом. Не справилась со своей свободой».
Героиня заглавного рассказа Галина, как выясняется, признана лучшей дояркой России — надо ехать в Москву. Но ей привычнее дома — с вечно пьяным мужем и под диктатом начальницы, бывшей одноклассницы-троечницы. Рассказ этот тематически почти гоголевский, только в роли шинели здесь выступает платье шоколадного цвета. Подобно Акакию Акакиевичу, Галина готова взмолиться: «Нет, лучше дайте я перепишу что-нибудь» — поездка в столицу и награда кажутся ей досадной неприятностью, и она рада, когда все наконец заканчивается.
Работящей Лизе изменяет муж, и ее разбивает инсульт. Или она все придумала и никакой измены не было вовсе («Измена»)?
У Павла Савельева — семь дочерей. Он хозяйственный, непьющий. Все время работает, а когда есть свободное время, как и герои Сенчина, собирает ягоду — «пасется на клюкве». Кончится все, разумеется, плохо («Иветта, Лизетта, Мюзетта»).
Люся с мужем, что называется, жили и не тужили. Однажды она становится свидетельницей жуткой катастрофы, и что-то внутри нее ломается. Люся спивается, и муж уходит от нее («Давай поженимся!»).
Давно бросивший дочерей отец (мать умерла, они росли у тетки) тяжело заболел, и теперь ему нужен постоянный уход — он превратился в «человека-овоща». Но что дочери могут ему предложить ему, кроме глухой боли и ненависти («Ненависть»)?
Герои Астафьевой — почти никогда не злодеи или сволочи (кроме, пожалуй, персонажей рассказов «До полного!» и «Живет моя отрада»). Тем не менее их жизни упрямо идут не туда, и счастья им не будет. Привычный ход вещей способно сломать что угодно: нежданный родственник, нечаянный гость, сколько-нибудь необыкновенное событие, даже хорошее.
Поверхностно-социальный смысл сборника считыватся легко: деревня умирает, и даже достойным трудолюбивым людям в ней живется очень несладко.
Но если приглядеться, в рассказах Астафьевой можно считать и другой, экзистенциальный смысл. Ее герои почти не рефлексируют и будто прячут себя от читателя, не проговариваются. Мы не понимаем, что происходит у них на душе. А если кто-то чуть откроется и повернется к читателю, то все какой-то глухотой, пустотой, изъянцем. Что у них внутри? А может, уже и нет ничего?
Ясно одно: эти люди абсолютно неадаптивны. И бытие их запредельно хрупко. Кажется, лучшее, что можно с ними сделать, — не нарушать их покоя. И автор будто прячет своих героев, защищает их — ему за них больно.
Страшные на самом деле выводы. Как и вопросы, которые ставит автор.
Астафьевы — они такие. Фамилия обязывает.