Иван Плотников. ОБ АВТОРАХ “ПРОТИВОРЕЧИЯ”. ЧАСТЬ 1

Идея о серии заметок об авторах нашего альманаха пришла мне, когда готовилась к изданию моя книга стихов, и меня попросили собрать несколько высказываний других литературных деятелей о моих стихах. Собирать их было неоткуда, и тогда я подумал: одним лишь размещением, публикацией стихов современный автор закрепляет себя в литературе как бы не до конца, окончательно это происходит тогда, когда о нем говорят и пишут.

Порой говорить и писать о стихах, как и о любом другом произведении искусства, кажется избыточным. «Вот стихи, и все понятно, все на русском языке» – обычно эту цитату используют в некоем общечеловеческом смысле, имея ввиду, что в обсуждаемых стихах слова использованы в их первичном и необразном значении, отчего они «понятны». Когда я читаю чьи-либо стихи, и мне на ум приходит эта цитата, я понимаю для себя ее в несколько ином «поэтическом» смысле. В том смысле, что они понятны не относительно толкового словаря или общеупотребительного значения, а относительно самой поэзии со всей ее сложившейся традицией и образным миром. И если от этого привычного уже образного мира автор отталкивается в некое новое пространство, можно легко отследить, откуда именно и куда он приходит. И кажется, что это видно всем (хотя наверняка знать невозможно), и сказать от этого нечего. В какой-то степени такая характеристика стихов даже комплиментарна, стихи самоценны и самостоятельны. В этом один из парадоксов современной поэзии: говорить как будто бы нечего, но как будто бы и надо.

Я попытаюсь показать, куда и как, на мой взгляд, приходят некоторые из наших авторов. Тем более, что и название и концепция альманаха предполагают, что пути эти различаются, и их параллельное отслеживание от этого становится интереснее.

Для многих поэтов существует довольно четкое разделение себя на человека и собственно поэта. Границу, правда, каждый размещает там, где считает нужным, но при написании стихов не переходит ни в коем случае. Считается, что, если впустить первого в стихи, личное будет вытеснять из них поэзию. Чаще всего это справедливо. Особенность поэтики Татьяны Ноздриной в том, что в привычном смысле границы между личным и поэтическим как бы и нет, есть пространство поэтического, куда может попасть и личное, и чисто поэтическое, и общечеловеческое.

Пустое место

Отец говорит, я никто.
А я думаю, кто-то: всё же
У пустот ни веснушек, ни родинок быть не может,
Пустоту не обнять — она ускользает сквозь пальцы,
А когда пустота пьёт чай, тот по полу растекается.
И пустота не печалится, если честно,
Если она для кого-то пустое место.
Но отец глядит мне в глаза, не видя там ничего.
Смешнее всего,
Что глаза у меня —
  Его

Отношение к тому, о чем и как писать, выстраиваются заново. Поэтическая и общекультурная традиция наполняют содержание, но практически не влияют на форму высказывания. Стихи «модернистские» и молодые (но ничуть не ювенильные). И Серебряный век («У каждой Цветаевой есть свой Блок…»), и мировая культура («И даже с зелёной чёлкой Беатриче — всегда Беатриче…») воспринимаются автором не как нечто хрестоматийное, а как то, что здесь и сейчас. И даже то, что можно было бы назвать наивом не является им в полной мере, так как нельзя сказать, что стихи написаны в традиции наива.

Мечтал стать скрипкой –
Из меня сотворили шкаф.
Никакой костоправ
Не исправит этой ошибки.
Жизнь проносится «престо» с равнодушной улыбкой.
Я твёрдо стою на четырёх ногах –
Как наказанный – в тёмном углу.
Смотрю, как играют зайчики на полу,
Скриплю, как только могу, тонко.
Когда дети играют в прятки,
Прячу в себе ребёнка.

Здесь нет того, что могли бы назвать детским взглядом, вопреки напрашивающимся штампом, ребенок так не смотрит, так смотрит художник. И форма, которую можно было бы назвать детской, наивной, на деле является просто очень авторской. Читатель, замечающий что-то сильно отличное от того, что привык видеть в стихах, рискует невольно начать подбирать термины и ярлыки. Большинство стихов в публикации в журнале «Знамя» (№9, 2023) напечатаны с названиями, что еще сильнее подчеркивает их модернизм и отличие от большинства современных русскоязычных поэтических текстов. В каких бы изданиях далее не публиковалась Татьяна Ноздрина (традиционного направления, актуального и т.д.), ее стихи будут выделяться на общем фоне, так как ни одно направление не сможет их в себя вобрать.

Впрочем, оставление за собой на пути более четкого следа конечно не должно восприниматься как недостаток. И сам этот след не должен стать для читателя единственной характеристикой поэтики автора, поскольку сам по себе след не может сказать, как именно преодолевается путь. Юрий Ноздрин выбрал такую дорогу, для преодоления которой сегодня нужно иметь мужество и силы. Уже сейчас заметно, что в своем молодом возрасте автор выбрал для себя в качестве ориентиров по настоящему больших поэтов, а значит не боится хоть иногда ставить себя в один ряд с ними не для самолюбования, а для строгой оценки себя и своих стихов. Для таких авторов, как Юрий Ноздрин, в стихах существует, пожалуй, только один критерий для оценивания: сильно это или слабо. Многие авторы сегодня опираются на нечто иное, выбирая себе тем самым более простую дорогу, и, в общем-то, справляются с ней неплохо, но стилистически практически одинаково. Даже когда в стихах прослеживаются какие-либо влияния, в этом больше разнообразия в силу разнообразия самой русскоязычной поэтической традиции.

в окружении леса на земле облетевших сосен
молча живём, укрываясь в колючем ворсе.
паучок по окну опускается в мягкий голос
прикроватной тумбы, приютившей упавший волос.
сказка вяжется с былью — едва уснувшим
не проснуться обратно будет лучше.
набегают волны исети, смородинки, оби,
омывая шёпотом изголовье.

Многое здесь, конечно (ритм, некоторые из образов), указывает на поэтику Иосифа Бродского. Однако автор, в отличие от многих поэтов, испытывающих на себе влияние Бродского, не заражается большими объемами, которые чаще всего добавляют их стихам пустот и неловкостей. В этом стихотворении автор слышит шепот абсолютно разных, далеких друг от друга рек, а значит и сам существует как бы в разных местах одновременно. Эта сказка, которая вяжется с былью, для поэта вовсе не сказка. Все образы, которые читатель может счесть сказочной игрой воображения, не имеют ничего общего с воображением для автора, он этого не «придумывает».

стоит вода, и дождь в воде стоит;
круг переходит в круг — и так по кругу;
и человек опустит руку,
ускорит шаг и побежит.
стоит вода в воде, и человек
не может устоять, хотя промок до нитки,
бежит в воде, водою по плотинке
стихая небо говорит.

Человек (здесь, читай, поэт) не говорит, говорит небо водой, которая накрывает человека с головой, и ему не остается ничего, кроме как слушать небо. В этом мужество автора — не говорить самому о себе, за себя, а дать говорить небу, воде. Человек пытается бежать от воды, но знает, что бежит по кругу, бежит в воде, знает, что не убежит. И можно только ждать, когда небо начнет стихать, и на этом месте закончится стихотворение.

Опубликовано в Противоречие №6, 2023