Георгий Смолин. ПРОПАСТЬ

Зимин всегда просыпался легко. Так и сейчас: мгновение назад в забытье – и раз! – еще с закрытыми глазами, но уже дает отчет: «Я, Зимин Константин, года рождения такого-то, проснулся там-то и с тем-то…»
Зимин пошарил налево рукой. было пусто.
«Черт! Не приснилось же!» Глаза пришлось открыть. На кровати и вправду было пусто.
Зимин сел.
Все оказалось в порядке. Энни стояла у окна спиной к нему.
– Давно проснулась?
Энни не услышала или не захотела отвечать. Она курила, выпуская дым в приоткрытую форточку. Зимин повторил:
– Давно проснулась?
Энни развернулась:
– Полсигареты назад. А ты?
– Тогда я одну затяжку.
Свесившись с кровати, Зимин искал на полу телефон.
– Как там на улице? Как погода?
Опять не отвечая, Энни докурила, открыла створку, внимательно посмотрела вниз и бросила окурок. Зимин хмыкнул.
– Да ладно тебе. Съемная же квартира, – отозвалась Энни и подошла к кровати.
– Можно я лягу?
– Справа или слева?
Энни вновь промолчала. Зимин подвинулся. Она легла слева и положила голову ему на грудь.
– Можно?
Вместо ответа Зимин приобнял ее и спросил:
– Давно ты куришь? Да еще так лихо?
– Третий год. А ты?
– А я не курю.
– Но ведь это твои сигареты.
– Не мои.
– Гостевые?
– Гостевые. Все-то ты помнишь.
– Ты в Городе всего третий день, и у тебя уже есть гостевые сигареты?
– Ты же помнишь, у меня всегда- всегда есть гостевые сигареты.
Они лежали молча. Зимин думал о смешливой дряни, с которой познакомился в поезде. Она много шутила и требовала шуток от него. Когда они вышли из вагона, она сама оставила номер.
– Я буду до четверга, звони!
Квартиру удалось снять быстро, и вечер оказался свободен. Зимин хотел сразу связаться с Энни, но передумал: «Лучше завтра, когда она будет на работе». Тогда он позвонил дряни. Они погуляли по набережной (О, какая набережная! Когда Зимин уезжал из Города, никакой набережной не было, а была узкая, отделенная от реки лишь лохматыми разношерстными кустами мрачная аллея), а потом дрянь без надуманных возражений и кокетливых кривляний поехала на съемную квартиру. В постели она оказалась на удивление безвкусной, как газетная бумага, и утром незаметно растворилась, о чем Зимин нисколько не жалел. От нее осталась лишь пачка сигарет, которую и нашла Энни.
– Анька, – он слегка потряс подругу. – Ты не спишь?
– Молчи, Зимин. Мне хорошо. Молчи и не дергайся.
Тишина длилась еще несколько минут.
Энни рукой, прежде лежавшей на груди Зимина, скользнула ниже, на живот, а потом – на бок и притянула его к себе.
– Костя? Ты меня любишь?
Зимину не нужно было думать над ответом, но он немного помедлил:
– Нет. А ты меня?
– И я тебя нет, – Энни ответила без паузы. – Это хорошо, правда?
– Да, Энни, это хорошо.
– Пора вставать. Мне на работу… Мне на работу к десяти сегодня. Чем ты займешься?
– Я же командированный, мне тоже на работу. Ненадолго, но дела найдутся.
Энни поцеловала Зимина в скулу.
– Я первая умываться.
Она встала и направилась к выходу из комнаты. Зимин спросил:
– А твой муж знает?
Энни остановилась в дверном проеме и обернулась.
– О том, что я курю?
– О том, где ты сейчас?
Энни ответила не сразу.
– Нет, я же рассказывала тебе. Он не выносит табачный дым.
Она закрылась в ванной. Зимин раскинулся на кровати, потом рывком перевернулся и понюхал подушку, на которой ночью спала Энни. От подушки пахло воспоминаниями.
Они сидели в парке. В конце на удивление спокойной недели удалось уйти с работы вовремя, и Костик предложил Ане не терять возможности насладиться одним из последних теплых вечеров.
– Давай еще по мороженому?
– Не хочу.
– Может, на колесо обозрения? Никогда не был там осенью.
– Не хочу, Зимин. Давай просто посидим.
– Давай посидим.
Костик видел, что с Аней что-то не так.
«Что с ней? На работе похвалили. В семье все в порядке, я бы знал. Месячные? Нет же, еще неделя». Он поставил вытянутый указательный палец на колено Ани и провел им до середины бедра.
– Что с тобой?
Аня переложила руку Костика на его же ноги.
– Ничего, все в порядке, – и сразу продолжила, – а что, заметно?
– Нет, я просто так спросил, – Костик встал. – Подвинешься?
Аня пересела к краю скамейки.
– Сколько мы знаем друг друга?
– Знаем? Если с университетом, то лет семь. А по-настоящему – четыре года.
Костик лег на освободившееся место, макушкой упершись в ее бедро.
– Рассказывай.
– Пообещай, что не будешь смеяться.
– Обещаю, что не буду, если это не смешно.
– Ну что ж ты за дурак-то такой, Зимин?
– Ладно-ладно. Уговорила. Буду смеяться, только если очень смешно.
Аня подумала.
– Я кое с кем встречаюсь. Уже больше месяца.
Костик был удивлен. Больше месяца – и он ничего не знает?
– Больше месяца, – повторил он, подсчитывая. – С отпуска твоего?
– Да.
– Значит, не просто больше месяца, а почти два.
– Даже с начала отпуска.
Костик присвистнул:
– Три месяца? И кто же?
– Ты его знаешь.
– Видимо, не очень хорошо.
– Это Эдуард.
Вот этому Костик даже поверить мог с большим трудом. Эдуард? Чопорный, брезгливый, каменнолицый Эдуард? Чтобы Эдуард («Я не Эдик, я – Эдуард») и Анька, его Энни? Только подумав «его», Костик сразу поправился – конечно, не «его». Просто Энни. Эдуард и Энни. Это невообразимо.
Эдуард и Анна. Да, так будет лучше: Эдуард и Анна.
– Что ты молчишь? Скажи что-нибудь!
– Я думаю.
– Над чем?
– Смеяться или нет.
– И как?!
– Это не смешно.
– Зимин!
Они посидели в тишине.
– Я понимаю, отпуск. Но потом-то как?
У тебя же никогда нет времени. Когда вы видитесь?
– Эдуард тоже вечно занят. Пишет диссертацию, тренировки.
– Какие еще тренировки?
– По теннису.
– Большому?
– Да.
– Ого, аристократично. А на лошадях он не ездит?
– Прекрати ерничать, Зимин. Скажи лучше, сколько времени?
Костик достал телефон.
– Ого, уже немало. Мама звонила. Я же звук после совещания так и не включал.
Костик отошел с телефоном. Аня на своем быстро отстучала сообщение, посмотрелась в отражение на экране, поправила волосы. Увидев, что Костик закончил говорить, она сказала:
– Знаешь, а мне так легко стало, что я тебе рассказала. Попробую-ка я сегодня Эдуарда от тренировки отвлечь. Эй, Костя, что с тобой?
Костя возвращался с бледным лицом.
– Мама просит срочно приехать. Отцу вызвали скорую.
– Отдел…
– Здравствуйте. Это Анна Дмитриевна?
– Нет.
– Могу я ее услышать?
– Ожидайте, я переведу звонок.
Зимин ждал около минуты. Наконец в трубке раздалось вопросительное и чуть осторожное:
– Алло?
– Здравствуйте. Это Анна Дмитриевна?
– Да, это я.
Зимин назвал ее по фамилии.
– Да, верно, это я. Но с кем…?
– У вас все готово, Анна Дмитриевна?
– Постойте, – в трубке помолчали. – Что именно готово?
– То, что сегодня должно быть.
Анна Дмитриевна, похоже, взяла себя в руки. Ее голос стал строг.
– С кем я говорю?
Зимин с трудом сдерживал смех.
– Энни, это Костя!
– Костя? Какой Костя?
Теперь в голосе было недоумение. Зимину стало еще смешнее.
– Зимин! Костя Зимин! Энни, еще один такой вопрос, и я обижусь! – боже, Зимин! Ты меня в ступор вогнал! – теперь в голосе были и радость, и облегчение. – Но… Почему ты звонишь на рабочий?
– Потому что так интереснее, Энни.
Слышала бы ты свой голос, – Зимин засмеялся. – Я в городе, Энни!
– Что? В городе? Давно? Надолго? Зачем? Когда мы встретимся?
Она задавала вопросы так, будто боялась, что звонок прервется и Зимин исчезнет.
– Второй день. До послезавтра. Чтоб повидать тебя, а ты что подумала? – отбивался он. – А вот для этого я и звоню. Когда мы встретимся?
Они договорились встретиться после ра – боты Энни. Дел у Зимина сегодня больше не было. Он бродил по улицам изменившегося, но узнаваемого города. Зимин не любил его. Как только умерли родители – быстро, один за другим в течение четырех месяцев, его память даже не разделила два события – он написал заявление на работе, продал оставшуюся в наследство квартиру, раздарил вещи и уехал. В Городе не оставалось никого (кроме Энни), кого он хотел бы видеть.
Время подошло. В ларьке Зимин купил два мороженых. Энни опаздывала, и он успел съесть половину, а вторая уже начала подтекать. Наконец, увидев ее, он вскочил со скамейки и быстро пошагал навстречу.
Энни на мгновение замерла, а потом крепко, обеими руками, обняла Зимина. Он лишь развел руки.
– Как ты мог не сказать, что приезжаешь?
– Тише. Анька, тише! Мороженым ведь обляпаемся.
– А если бы я уехала в эти дни?
– Да не знал я, что приеду. Черт! Видишь, капнуло на тебя! Говорил же!
Наконец она отпустила его.
– Ничего. Сейчас вытрем. У меня должны быть салфетки, – она копалась в сумке. – Вот они! Держи!
Зимин взял пачку влажных салфеток, взамен протянув подруге мороженое.
– И ты держи!
– Ты не поверишь, – она шуршала упаковкой. – Сегодня на обеде, прямо перед твоим звонком, я думала, что хочу мороженое.
– Верю, – он отдал салфетки. – Тебе тоже пригодится.
– Ой, оно же все растаявшее.
– Потому что не надо опаздывать… Говорю же, салфетки пригодятся. Не, ну если ты не хочешь, я съем.
Энни махнула рукой.
– Ладно уж! Сама как-нибудь. Куда пойдем?
– Я не был здесь три года. Веди меня.
– Тогда в парк?
– В парк.
– Когда ты приехал?
– Вчера. Вчера днем, ближе к вечеру.
– А почему меня не предупредил?!
Зимин не знал, почему сразу не сообщил Энни, что приедет в Город. Командировка была неожиданной. Его вызвали: «Ты ведь из Города? Нам срочно нужно направить туда человека. Съездишь на родину. Работы будет немного, отдохнешь». Времени до самолета оставалось немного, и уж никак его не оставалось на звонки. Затем была поспешная пересадка на поезд в Москве, а там то связи нет, то сон, а после смешливая дрянь.
– Не знаю, – честно ответил он. – Хотел, сразу хотел, но… Все пришлось делать впопыхах.
Энни, как обычно, как и пять лет назад, как и всегда, задавала массу вопросов. Они раз в полгода созванивались и говорили часами, часто переписывались в социальных сетях, а потому в общих чертах все знали о жизни друг друга. Но Энни интересовали детали: «Что на работе? Не повысили? Толь – ко после командировки?», «Собирался квартиру менять? Еще полгода назад переехал?
Я думала, совсем недавно об этом говорили», «Жениться не надумал? Как на ком, на Оксане? Разошлись? Ничего себе…» Зимин лениво отвечал, иногда задавал зеркальные вопросы, но сам не спрашивал ничего.
Они сидели на скамейке в сквере. Уже давно стемнело. Град вопросов Энни иссяк.
Зимин понимал, что еще чуть-чуть, и придется прощаться. К тому же холодало.
– Тебе не холодно?
Энни поежилась.
– Да, уже становится.
– Дать куртку?
– А ты не замерзнешь?
– Замерзну.
– Тогда не надо.
Все ритуалы были соблюдены. Зимин снял куртку и накинул на плечи Энни. Рядом прошла пара с лабрадором. Зимин долго смотрел им вслед.
– Зачем ему такие идиотские штаны?
Штаны были зауженные, с цветочным узором. Но мужские.
– Я не знаю. Сейчас так стильно, наверно.
– Я не одеваюсь как идиот, это стиль такой?
– Вроде того.
– И самое главное, зачем к таким идиотским штанам такая собака? Или к такой собаке такие штаны?
– Я не знаю, Зимин.
Они вновь замолчали. Молчать вдвоем было так же интересно, как говорить.
– Ты мерзнешь?
– Теперь я – да.
Зимин встал, помахал руками, чтобы со – греться.
– Наверно, пора по домам.
– Я не хочу, – Энни вздохнула. – Но пора.
Она встала. Ее лицо за последние минуты заметно погрустнело.
– Мы еще увидимся завтра?
Зимин сказал, что увидятся.
– Я так рада тебя видеть, Зимин.
– И я рад, Анька. Пойдем? Тебе возьмем такси, а я сначала в круглосуточный зайду, а потом тоже к себе.
Они молча шли туда, где кончался коридор из деревьев и начинался свет городских улиц. Оба хотели что-то сказать, что-то бесконечно говорить друг другу, но не знали что.
– Стой, Костя, – вдруг сказала Энни.
Он остановился.
– Забыла что-то?
– Нет.
– А что тог…
Энни быстро преодолела полметра между ними и поцеловала в губы. Зимин ответил.
Теперь было сказано все. Они вышли из парка. Зимин вызвал такси.
– Не забудь отдать куртку.
– Ах да. А в ней хорошо!
– Поэтому и прошу отдать. Сейчас будет машина.
Энни отдала куртку Зимину. Она улыбалась. Улыбалась так же, как в начале встречи.
– Господи, как ждала я этого.
– Я знаю.
– Все это время ждала, Зимин. Семь лет.
Подъехала машина. Энни обняла Зимина:
– До завтра?
– До завтра, Энни.
Она села на заднее сиденье. Зимин направился к круглосуточному супермаркету.
Вдруг он услышал, что дверца машины отворилась, а затем громкое:
– Костя!
Зимин развернулся.
– Иди сюда!
Недоумевая, он вернулся к машине:
– Что случилось?
– Садись!
– Зачем?
– Ты же снял квартиру? Да садись же!
Какой адрес?

***

– Ты слишком много куришь.
– Только сегодня. Обычно меньше.
– Можешь хотя бы не делать это на кровати?
– А ты можешь завтра не уезжать?
– Я – нет.
– Тогда и я нет.
Энни полусидела поперек кровати, опершись на стену. Под спину была подложена подушка. Она курила и стряхивала пепел в турку, невесть откуда взявшуюся на кухне съемной квартиры. Ноги были перекинуты через Зимина. Тот, заложив руки за голову, рассматривал подругу.
– У тебя морщинки на уголках глаз.
Раньше их не было.
– Это оттого, что я много читаю.
– Или много куришь.
– Или много курю.
– А где ты так смогла загореть? – он дотянулся и погладил Энни по предплечью. – В вашем Городе ведь не бывает солнца.
– В «вашем» Городе, – фыркнула Энни. – Я же говорила, что мы ездили.
– Да-да, говорила, – оборвал ее Зимин. – А еще… Еще у тебя раньше ноги были длиннее.
– Не ври. Никогда тебя мои ноги не интересовали.
Она докурила и начала вставать. Зимин поднял ее за свободную руку и притянул к себе.
– Ты куда?
– Пепел выкину.
Он отпустил ее. Энни поставила турку на стол, но не стала возвращаться к кровати, а подошла к окну. Уже стемнело.
– Так знает твой муж, где ты была вчера всю ночь? И где ты сейчас?
– Он… Он думает, что я у Сони. И вчера, и сегодня. Что мы работаем над материалом.
– Соня… Это симпатичная, с родинкой на щеке?
– Нет, симпатичная с родинкой – Лика Беленина. Она давно не работает. А Соня – крупная, у нее парень был боксер. Помнишь, он твоего Левку?
– Лева, как и Город, совсем не мой.
Вспомнил Соню. Здоровенная девка, ей и боксер не нужен был. И ты с ней пишешь материал?
– Да. Прямо сейчас пишу.
Энни продолжала стоять у окна.
– Энни?
– Что, Зимин?
– А его ты любишь?
– Эдуарда?
– Да.
– Он меня любит. И он хороший.
– Значит, нет?
– Думай, как хочешь.
– Значит – нет.
Они надолго замолчали. В этот раз тишину прервала Энни:
– Ты не жалеешь обо всем, Зимин?
– С какого момента?
– Со вчерашнего вечера… И с самого начала.
– Нет. И с самого начала – тоже нет.
А ты бы повторила еще раз?
– Да. И вечер тоже, – она подошла к столу и взяла сигаретную пачку. – Черт, последняя была. Знаешь, Костя. Мне кажется, мы с Соней закончили материал.
– Ты уходишь?
– Да.
– Домой?
– Да.
– Тебя проводить?
– Просто вызови такси.
Зимин стоял в двери, Энни ждала лифт.
– Костя, пообещай кое-что.
– Обещаю.
– Нет, ты сначала послушай.
– Я слушаю.
Лифт открылся.
– Обещай, что больше не приедешь в город. А если приедешь – не сообщай мне.
А если сообщишь – мы не будем видеться.
Обещай, что я больше не увижу твои глаза.
Но обещай не пропадать. Обещай звонить раз в полгода и иногда ехидничай в мессенджере. Обещай сказать, когда соберешься жениться. Пообещай, что тебя не будет рядом и что ты будешь в моей жизни. Обещай мне, Костя!
Зимин молчал.
– Обещай, Зимин!
– Я не могу, Энни. Я не могу этого обещать.
Лифт закрылся.
– Обещай! Обещай- обещай-обещай!
Зимин отвернулся. Энни опять ударила по кнопке и вбежала в кабину, повторяя «Обещай! Обещай!» Зимин не поднимал голову, пока не раздалось гудение лифта.