Фарит Ишмуратов. РЕНЕГАТ ФИШЕР

Мне довелось «в живую» познакомиться со знаменитым ренегатом, когда призвали в армию. Служба моя началась в Семипалатинске, в учебной роте связистов, где и встретился с таким же, как и я, новобранцем Фишером. Как раз в это время по радио яростно клеймили позором какого-то ренегата Фишера. Сёмка Карлович Фишер с самого начала с достоинством рекомендовался: «Ренегат Фишер, ревизионист, космополит и аполегет!».
Вообще-то он не очень был похож на «аполегетов» из журнала «Крокодил». Те непременно были во фраках и цилиндрах, пузатые, на тонких ножках, а на лицах – все пороки человечества. Наш Фишер был худ и лицом, и телом. Армейская форма висела на нём как на огородном пугале, и, хотя наш герой уверял, что он чистокровный немец, в одежде, как и во всём остальном, был совершенно неряшлив.
Насчёт немецкого происхождения: кроме «хенде хох», «аусвайс» и «алфидерзейн» ничего путного добиться от него мы не смогли. Зато Валерка Кунов, весьма ядовитый товарищ, «подарил» Фишеру фразу: «Алле киндер шляфен», (все дети спят), и объяснил ему, что это будто бы означает: «Вы не туда попали», а если буквально, то «не в ту дырку». Этой фразой Фишер очень гордился и вставлял её всюду, к месту и не к месту.
Поскольку образ ренегата не очень вязался с нашим Фишером, откуда-то появилась кличка «шифер», и она приклеилась к нему намертво.
Никогда неунывающий Шифер постоянно попадал впросак; перехитрить самого себя – это у него было в крови.
Первый месяц до присяги назывался «курсы молодого бойца». Бесконечные построения, зубрёжка уставов, строевая подготовка, вся жизнь от подъёма до отбоя расписанная по минутам, причём у всех на виду – все это выматывало. В редкие минуты перекуров можно было хоть как-то расслабиться, уйти в себя. Смолили почти все, даже те, кто на гражданке никогда не курил. Естественно курева всегда не хватало, стрелять у своих бесполезно, и вот тогда в первый раз и пригодился Шифер.
Воинская часть, где была наша учебная рота, располагалась почти в центре города. Целый квартал был обнесён высоким бетонным забором с колючей проволокой поверху. Приподнимали палкой колючую проволоку, подсаживали Шифера, и он, просунув голову наружу, умирающим голосом вопрошал прохожего: «Товарищ, закурить не найдется?».
Надо сказать, местное население города Семипалатинска очень хорошо относилось к военнослужащим СА. Сигареты и папиросы никто не жалел, и частенько целые пачки перебрасывали через забор. Шифер был героем. Однако на второй или третий день этого промысла случилось нечто непредвиденное. Какая-то девочка лет десяти появилась перед забором и после нескольких попыток перебросила через забор пять пачек папирос «Беломорканал». Все были счастливы, и особенно Шифер был горд собою.
А на утреннем разводе капитан Смоленский, начальник учебки, в первый раз пообещал подвесить этого ренегата за яйцы. Досталось и сержантам за то, что недоглядели. Оказалось: дом, где жили офицеры нашей части, был напротив, через дорогу. После этого Шифер «прописался» на кухне посудомойщиком.
В столовой с Шифером случилась следующая история. В один из «праздников» приёма пищи в проходе появился измождённый Шифер с банкой хлорки в руке – её применяли для мора тараканов на кухне.
А за нашим столом с краю сидел Калимуллин, маленький яростный татарин из Омска, который был старше всех нас. Так вот Шифер, проходя мимо, неожиданно сделал движение, будто бы собирается насыпать хлорку в миску с кашей Калимуллину. Тот, естественно, инстинктивно прикрыл кашу ладошками, все рассмеялись и наш ренегат стал весело гыгыкать. Калимуллин убрал руки, и взялся было за ложку, и в этот момент Шифер бухнул ему изрядную порцию хлорки в миску. Все покатились со смеху, а Калимуллин моментально взъярился, схватил одной рукой шутника за голову, а второй влепил ему в лицо миской с кашей и стал её втирать: «Мол, жри, гадина!».
Теперь завыл Шифер; раствор хлорки с тёплой и жидкой «кирзухой» – не самый лучший коктейль. Дежурный по кухне с помощниками насилу оторвали рассвирепевшего Калимуллина и поволокли Шифера в посудомойку, где окунули его в ванну с немытой посудой и стали отмывать его лицо. При этом его чуть не утопили, но всё обошлось. Самое главное, глаза остались целы, а красные пятна на лице за недельку прошли. Ренегат Шифер был готов к новым подвигам.
Его сослали в кочегарку, чтобы он не мозолил глаза начальству своим непрезентабельным видом. Так он стал моим напарником. Меня определили туда ранее по другой причине: я окончил курсы радистов в ДОСААФ от военкомата, поэтому в учебке мне делать было нечего. А вот Шиферу приходилось каждое утро переодеваться в «цивильное» и до обеда страдать вместе со всеми на занятиях.
В нашей части было несколько казарм и все со своими кочегарками. Это было «хлебное» место и обычно в них обитали уважаемые люди – «деды» с особыми привилегиями. Исключение представляла только наша казарма, где все были новобранцы, если не считать сержантского состава. Таким образом, если деды затевали ночные посиделки, то вопрос, кто побежит в магазин за водкой, не стоял.
Технология посылки гонца была простой: один дед палкой приподнимал колючую проволоку, Шифер взбирался на мою спину, ухватывался за верх забора и два других деда поднимали его за ноги и перебрасывали на волю. Обратно приходилось ставить друг на друга два деревянных ящика из-под водки, которые «случайно» валялись неподалеку. Дед, стоя на моей спине, втаскивал Шифера домой, ухватив его за руки.
В тот памятный вечер дежурным по части был старший лейтенант Скотников, разумеется, по кличке «Скотина». Законченный службист, ему всегда было больше всех надо. Он-то и устроил засаду возле забора у тех злополучных ящиков. Чтобы поймать с поличным, Скотина дождался, когда Шифер вернется из магазина и взберется на ящики, затем приказал своему наряду снять бойца с забора. Не тут-то было – Шифер уже частично был дома, по крайней мере, его голова, а за руки его уже ухватил дед. Двое помдежа повисли на ногах Шифера снаружи, а Скотина грозным командирским голосом требовал: «товарищ солдат, немедленно слезайте с забора!». С той стороны дембеля тянули ренегата молча. Библейское мудрое Соломоново решение здесь не срабатывало. Шифера, наверное, просто бы разорвали пополам, если бы не подменные сапоги не по размеру, доставшиеся ему по наследству в кочегарке.
В общем, дедам достался Шифер, босой, в распоротом от колючей проволоки по всей спине бушлате, но самое главное с двумя неповрежденными полулитрами. А дежурному по части – два сапога и пара «благоухающих» портянок.
На утреннем разводе капитан Смоленский, никогда не стеснявшийся в выражениях, на этот раз превзошел самого себя. Из получасовой речи, состоящей исключительно из отборного мата, можно было уловить лишь, что будущее Шифера весьма незавидно – начальник пообещал лично заняться воспитанием этого негодяя и для начала отправил Шифера на губу на трое суток.
А в кочегарке у меня появился новый напарник – Валерка Кунов из Томска. Он был постарше меня. Его отчислили за драку со второго курса института и чтобы не присесть годика на три, он срочно побрился в ряды СА.
За горючим теперь бегал Кунов. Он сам мог подтянуться и перевалиться через забор. Деды обычно не делились спиртным, но Валерка, как правило, добавлял свои грошики, а они у него водились, и дембеля по-честному наливали ему его долю. Перепадало и мне; я должен был всю ночь ублажать дембелей «жалистными» песенками под гитару. Особенно они любили хором простонать «колокола» и «сиреневый туман»
Но вернемся к ренегату Шиферу. Кочегарку он не оставил в покое. Никогда не унывающий, наш герой частенько, два три раза в неделю, появлялся у нас и радостно объявлял: «Алле киндер шляфен – музыканты на выход!». Это означало, что мне с Куновым придется перетаскивать мебель и другой домашний скарб приезжающего или убывающего к новому месту службы офицера. Как назло, семейные офицеры непременно считали пианино символом благополучия и достатка. Так что не зря нас стали называть «музыкантами».
Всё-таки это задание нас не очень огорчало, хуже было раз в неделю грузить уголь для всех кочегарок нашей части. Долбить смёрзшийся уголь на сорокаградусном морозе или на пронизывающем до костей ветру – та ещё «работёнка». Особенно обидно было то, что в это время, этот гад Шифер, сидит в тёплой котельной и радуется жизни.
Справедливость, однако, иногда случается. Однажды Шифера послали на склад НЗ (склад неприкосновенного запаса) отгружать на утилизацию просроченные продукты. Разумеется, он не смог не умыкнуть пару вздувшихся консервных банок тушёнки. Поскольку банки были маленькие, всего по 160 грамм, вечно голодный ренегат оприходовал их самолично, тайком от всех. Похоже, сделал он это в единственно уединённом месте – кабинке туалета (именно там в одной из корзин дневальный обнаружил пустые банки из-под консервов). А ночью у Шифера началась жуткая рвота и понос, его срочно «десантировали» в медсанчасть.
В медсанчасти Шиферу пришлось плотно подружиться с клизмой и другими малоприятными процедурами, а кормили его исключительно угольными таблетками. Теперь, когда Шифер приходил в кочегарку нам на подмену, Валерка Кунов ему внушал: «Ты уголь-то не жри. Если оставишь без тепла казарму – тебя по головке не погладят».
Как бы то ни было, мало-помалу время ползло, и наступили выпускные экзамены, после которых нас раскидали по разным точкам. Здесь наш ренегат отличился в последний раз.
Капитану Смоленскому позарез нужен был «отличный» выпуск, а для этого почти все курсанты должны были сдать экзамены на пятерку. Допускался какой-то процент четвёрок и ни одной тройки. А наш «певец» Шлёнкин, совершенно несуразное создание, так мандражировал, что не сумел простучать ни одной цифры на телеграфном ключе. Комиссия вынуждена была поставить тройку. Это не устраивало нашего капитана. Выскочив в коридор вслед за Шлёнкиным, он вкатил ему пинка и «обласкал» его всякими нехорошими словами.
Затем Смоленский вернулся в аудиторию и объяснил комиссии, что, мол, курсант немножко переволновался и просит разрешения на пересдачу. Зашёл бледный, трясущийся Шлёнкин в полуобморочном состоянии. Председатель комиссии, понимая, что курсант вряд ли дойдет до своей парты, сказал «Я думаю, он вполне заслуживает четверки. Идите, товарищ курсант». Шлёнкин пролепетал «есть» и вышел, заплетаясь на ватных ногах.
Разумеется, это не осталось без внимания Шифера. Он сообразил, что оказывается можно пересдать экзамен и решил исправить полученную ранее четвёрку на пятёрку.
Комиссия завершала работу, их уже ожидал накрытый стол в канцелярии, когда в аудиторию попросил разрешения войти Шифер. Комиссия состояла из трех человек: один подполковник – председатель комиссии, и два майора, экзаменаторы. По Уставу, чтобы обратиться к младшему по званию военнослужащему, необходимо спросить разрешение у старшего из присутствующих здесь же. Шифер зачем-то стал перебирать всех в аудитории по старшинству:
– Товарищ подполковник, разрешите обратиться к товарищу майору.
– Обращайтесь – сказал заинтересованный подполковник. Поскольку майоров было двое, Шифер, недолго думая, объединил их в один пучок.
– Товарищи майоры, разрешите обратиться к товарищу капитану,
– Обращайтесь – хором сказали они.
– Товарищ капитан, разрешите пересдать экзамен с четвёрки на пятёрку.
– Кто это? – спросил изумлённый председатель.
– Да это Фишер, наш ренегат! – досадливо сказал Смоленский, и уже обращаясь к Шиферу:
– Вы идите, товарищ курсант, и не просто идите, а иди-ка Вы на …! Кругом! Шагом марш!
– Есть – ответил Шифер и вышел строевым шагом.
Курсанты, подглядывавшие из коридора, услужливо распахнули дверь. А сержант Емельянов, как регулировщик движения, одной рукой указывал на выход, другой – вращал, мол, не останавливайся, иди куда послали.
После учебки наши пути-дорожки разошлись.