Когда Павел Синявин в этот пятничный день закончил интервью со слесарем-сборщиком 36-го цеха, до обеда оставалось совсем немного – для рабочих он начинался на полчаса раньше, чем для итээровцев. И в это время на участке снова показался старший мастер Иван Вовчук, который и подыскал кандидатуру для заметки. Он был под два метра ростом и грузноватым, лицо располагающее, с живинкой.
– Можно тебя на минутку? – по-свойски обратился он к корреспонденту, который был ненамного старше его. Должно быть, он поджидал, когда Павел освободится.
Мастер с загадочным видом повёл его в свой закуток, выкроенный сбоку цеха дополнительной лёгкой перегородкой. Там он остановился у большой карты Омской области, инородно висевшей на стене возле его стола, заваленного железками.
– Старая, теперь такую трудно найти. На ней обозначены все вымершие деревни. Это в основном вот здесь…
Вовчук очертил пальцем обширный район в самом верху карты – северная часть, сплошь покрытая двойными голубыми чёрточками, обозначающими топи.
– Васюганские болота. Они считаются самыми обширными в мире.
Павел, как только переехал сюда на постоянное место жительства, сразу посчитал нужным купить в киоске складную карту области, мечтая объездить её вдоль и поперёк. Своего транспорта у него отродясь не было, и он всё время набивался в компанию случайных знакомых, затевавших отпускные вояжи. Однако в самый последний момент для него всякий раз не оставалось свободного места, хотя он готов был войти в долю по оплате бензина. Так он упустил поездку на Чаны и в Окуневский ковчег, где якобы находится энергетический центр земли. А ещё один приятель, у которого были все снасти для подводной охоты, вплоть до гарпуна, третий год подряд обещал взять Павла с собой в башкирскую деревеньку с чистым озером. В тех местах живёт его однокурсник, пускающий к себе летом на постой за символическую плату. Однако приятель уезжал в то облюбованное место тайком, а потом витиевато оправдывался перед Павлом, что отпуск дали внезапно. Он мог таким образом оправдываться до бесконечности, и это до смеха напоминало детский паровозик, способный делать на замкнутых рельсах бесчисленные витки.
За десять лет проживания на новом месте Павел так нигде и не побывал и уже перестал говорить на эту тему с шапочными знакомыми.
Вовчук продолжал с азартом исследователя всматриваться в карту, указывая на бывшие деревеньки, и Синявину было непонятно, к чему это, вроде бы не в копилку заводской газеты.
– Я в выходные, если позволяет погода, сажусь в машину и мотаюсь наобум по всей области – просто ради развлечения.
Больше всего меня привлекают труднодоступные места. На севере лесорубы работают только зимой, потому что летом по таким раскисшим дорогам не вывезешь лес. Вот я и приспособился кататься по зимникам. Добирался аж досюда…
Он нашёл на границе с Тюменской областью крохотное поселение – Туй.
– Самого посёлка давно нет. Там сейчас недалеко от речки стоит единственный домик, где живёт Коля. Он работает лесником. У него я и останавливаюсь на ночлег.
В цехе уже началось движение – кто спешил в столовую, кто в буфет. Внезапно Вовчук предложил:
– Ты не хочешь составить мне компанию? В этот самый Туй.
Впереди два дня выходных. Обычно со мной ездит старший сын, но у него сейчас сессия в институте. А одному как-то несподручно, всякое может в дороге случиться…
Так вот к чему такое длинное предисловие! Наконец-то ему предложили что-то реальное. Правда, не летом, а в середине февраля. Значит, не считают его размазнёй, если полагаются на него, приглашая в такие места, где даже сотовая связь не работает.
– А сколько это будет километров? – поинтересовался Синявин.
– В общем получается около пятисот километров. А если считать обратный путь, намотаем всю тысячу…
Павел даже не представлял, как надо одеваться, что с собой брать, – всё так неожиданно, даже обдумывать некогда.
– Я смотрел прогноз. Буранов на выходные не ожидается.
У нас в городе минус десять, а на севере немного холодней. С собой я беру ружьё, у меня двухдневная лицензия на птицу. Ехать надо в ночь. Как раз успеешь поужинать, а в восемь я бы за тобой заехал. Согласен?
– А что от меня требуется?
– Ничего. Только захвати продуктов на пару дней. В понедельник к утру вернёмся, правда, можем немного опоздать на работу, но у меня свободный проход…
– Тогда надо предупредить шефиню на случай опоздания.
Павел написал на листочке для мастера свой адрес и номер сотового. Пообедав в заводской столовой, поставил в известность редактора Маршалову о внезапно выпавшем на его долю «лотерейном билете» – необычном вояже. Она с нескрываемым удивлением посмотрела на него, словно не ожидала, что он способен «подписаться» на авантюру.
– Привезёшь мне пихтовых веток, сгодятся для бальзама, – наказала она ему.
Павел не решился огорошить мать такой новостью: сразу впадёт в панику, вся изведётся. Он давно уяснил: говорить как есть – заведомо сокращать её земное пребывание. Подробности лучше потом. Быстро набил рюкзак провизией, оделся по-походному. На всякий случай прихватил с собой остро заточенный тесак.
В назначенное время Вовчук просигналил за воротами. На приземистой «Мазде» понеслись по разгрузившимся ночным улицам в сторону Горбатого моста. Миновав Омку, попетляли по дугообразным улицам и вскоре вырвались на тёмный загородный простор, оживляемый лишь лесополосами и слепящим светом редких встречных машин. Мощные кисти заводчанина, которыми только ломать подковы, небрежно покоились на руле, он лишь газовал и слегка притормаживал, а остальное делала за него автоматическая коробка передач.
– Тебя, наверное, удивляет, что человек может просто так выбросить на ветер ползарплаты? – посчитал нужным обосновать своё хобби мастер. – Бензин, лицензия на отстрел дичи. Скажу как на духу. Жену совершенно не интересует моя зарплата…
– Не каждый день услышишь такое, особенно в наше время, – последние слова удивили Павла больше всего. У него был противоположный опыт расходования семейного бюджета, где решающее слово принадлежало вовсе не ему.
– Моя жена работает в банке, – на миг обернулся к попутчику Вовчук, не пытаясь даже для приличия погасить в глазах полнейшее удовлетворение собственной судьбой.
– И этим всё сказано, – закончил за него Павел.
– Конечно, раньше было больше наживы, – понял затаённые мысли попутчика водитель, не опасаясь откровенничать. – После дефолта аппетиты банкиров поуменьшились, но и этого вполне хватает. По пути сделаем пересадку в одной деревеньке, там у меня домик – летом с семьёй отдыхаем. А зимой соседи присматривают. Перекантуемся там до утра, спозаранку пересядем на джип. А ты думал, на этой жестянке будем ездить по зимникам?
На ней только по асфальту…
Отъехали от города на пятьдесят километров, это Павел определил по дорожному указателю, и мастер свернул в небольшую деревушку, прилепившуюся к трассе. Дощатые заборы, приземистые хатёнки. Возле одного из домов Вовчук остановился. Вышел из машины и ключом открыл плотную, непроницаемую калитку. Потом раскрыл обе створки ворот. Снег с проезда везде был откинут в сторону. Видно, что сюда часто наведывались. Мастер снова всей массой рухнул на сиденье и сноровисто загнал машину во двор.
Комнаты домика оказались полупустыми – лишь самое необходимое для спонтанных наездов. Хозяин сразу принялся подтапливать печь, выделив для гостя боковую комнатку с раздвижным креслом, легко превращающимся в диван.
– Вставать придётся затемно, чтобы к обеду успеть добраться до Туя. Так что можешь укладываться, – бросил мастер на ходу.
В шесть утра хозяин уже затопал по дому. Зазвенел посудой на кухне. Наскоро попили чаю с бутербродами, потом вместе вышли на улицу. Во дворе горел фонарь, являя взорам завидные постройки. Вовчук выгнал на улицу «Мазду». Потом подошёл к кирпичному боксу, повозился с замком и раскрыл двухстворчатые двери, внутри оказался целый броневик – «Ленд-Крузер» на высоких колёсах, с цилиндриком притороченной к бамперу лебёдки. Иван выгнал за ворота это чудо техники, а легковушку упрятал в гараже.
Потом вынес из дома зачехлённое ружьё и пару сумок, уложил всё в багажник. Павел тоже бросил туда свой рюкзак. Несколько удивило его то, что в довершение всего мастер прихватил в дорогу и массивную бензопилу. Вдвоём уселись в просторную машину.
– Пусть немного прогреется мотор, – сказал хозяин.
– Такой коняка не подведёт! – не сдержал своего восхищения Синявин. Впервые он находился в салоне крутой иномарки.
– Ни разу ничего не ломалось, – подтвердил Вовчук. – А по какому только бездорожью не ездил…
В свете мощных фар выехали на трассу. Стрелка спидометра колебалась в том же интервале 80–90 километров, но скорости совершенно не чувствовалось. Это потому, что кресла находятся более высоко, чем в почти цепляющей дорогу днищем «Мазде», догадался Павел.
Перелески чередовались с пустошами и пашнями. В десятом часу достигли крупного райцентра – Тары. На улицах тут и там отжито чернели двухэтажные срубы, одинаковые, словно неисчислимые близнецы. От самых первых построек ничего не осталось – время безжалостно. Лишь когда Вовчук специально проехал мимо реконструированного древнего острога с рубленым частоколом и сторожевыми башнями, ненавязчиво заявлявшими о первоначальном предназначении поселения, стало очевидно, что оно действительно самое древнее в области.
– Недавно сдали мост необычной конструкции – Самсоновский, – пояснял Вовчук, невольно входя в роль гида. – Но мы по нему не поедем, мне удобней по ледовой переправе.
В Таре заправились и поехали дальше. Когда перебрались на другой берег Иртыша, мастер сказал:
– Пересядь на заднее правое сиденье – для равновесия, дальше пойдут более трудные дороги…
И действительно – внедорожник запетлял мимо сосновых стволов. Павла бросало из стороны в сторону. Дорожное полотно стало зауженным – со встречной машиной трудно разминуться.
– У Пологрудова переберёмся назад через реку, – пояснял водитель корреспонденту местные особенности. – Так уж проложена дорога…
Второй раз прокатились по ровному льду и миновали ряд приземистых домиков с заснеженными кровлями. Теперь с обеих сторон дорогу плотно обступали леса. Кое-где сосны с лиственницами далеко вглубь были выпилены, а освободившееся место заняли осины, выглядевшие невзрачно и сорно из-за сброшенной листвы и сплошных пик молодого подроста между стволов.
Атирка, которую преодолели одним махом, оказалась последним населённым пунктом, до которого курсировали маршрутки.
Павел заметил у некоторых домов вездеходы и даже танкетку, должно быть, их разрешили покупать у военных после списания.
– Как они здесь живут? – покачал головой Вовчук. – Однажды в разлив вода здесь доходила до самых окон…
Дальше пошли совсем глухие места. Кругом вставал во весь рост таёжный дух.
– В советское время дороги мостили брёвнами – поперёк полотна. Но они давно сгнили. Теперь сплошное месиво, – разговорился Вовчук. – Два года назад я летом кое-как добрался на этой машине до Князевки. Это в сорока километрах от Атирки. Теперь в Князевке живёт всего один человек – Федя. Ему дали срок, а когда он отсидел и вернулся, из деревни уже всех переселили. А ему некуда деваться – там прописан. Вот и застрял, хорошо хоть родной дом уцелел, кто-то устроил поджог, и много домов понад Чингалой сгорело дотла. Федя ухаживает за табуном одного частника, бывшего мента из Тары. Он организовал там фермерское хозяйство. Так вот, когда я в тот раз гостил у Феди, на моей машине внезапно сел аккумулятор. Пришлось в резиновых сапогах топать до самой Атирки и выпрашивать у геологов на время подходящий аккумулятор. Мне дали старую детскую коляску, и я примостил на ней груз. Вёз-вёз, а потом стало невмоготу – всё время попадаешь в полуметровую колею, которую не видно под водой. В конце концов пришлось нести аккумулятор в руках. А это двадцать килограмм. Еле живой доплёлся до Князевки…
Впереди показалась развилка без всяких поясняющих табличек. Водитель остановился.
– Поначалу я не знал, который из этих зимников ведёт к Тую.
Поехал по правому и попал к китайцам на лесозаготовительный участок. Они там хорошо оборудовались и зимой валят строевой лес. А Князевка вот здесь, слева. Надо выйти из машины, и я тебе покажу…
Вовчук прихватил полевой бинокль и остановился у небольшого прогала. Вдали сквозь редкие деревья чернели заброшенные бревенчатые хаты. Мастер водил биноклем.
– Странно, из Федькиной трубы не идёт дым, да и дорога почему-то не прочищена. Обычно он после снегопадов выходит на трассу и поджидает бульдозер, который чистит дорогу. Даст трактористу пару пузырей, он заодно и до самой деревни пробьёт дорогу…
Вовчук передал Павлу бинокль. На расстоянии вытянутой руки оказались дальние развалюхи – перекошенные, с выбитыми окнами. Лишь на самом краю осталась парочка целых домов, где чувствовался чей-то присмотр.
– Тогда едем в Туй к Коле. По пути будет домик лесника, я там однажды тоже гостил. Всех я здесь знаю…
Дальше дорога ещё больше сужалась – сплошная просека в дремучем лесу. В одном месте вплотную к деревьям стоял под огромной снежной шапкой тщедушный «запорожец».
– Давно уже здесь торчит. Кто-то сунулся на этом драндулете, и он сломался. Никто здесь чужого не трогает, видишь, всё целое.
Закон – тайга. Здесь не шалят, иначе можно схлопотать шальную пулю…
Спустя десять минут справа показалось узкое ответвление – дорога вела к бревенчатой избе, возле которой стоял ведомственный УАЗик с эмблемой органов внутренних дел.
– Уже гостят у лесника. Полиция. Всё никак не привыкну к этому слову, – разочарованно протянул Вовчук. – Ладно, не будем сюда соваться…
Едва двинулись дальше, по пути встретился бредущий с приопущенным ружьём охотник. Он присматривался к птичьим следам на снегу.
Не успели отъехать и километра, как заметили вдали встречный лесовоз, загруженный под завязку.
– Вот чёрт! – выругался Вовчук. – И рядом нигде нет заездного кармана. Придётся импровизировать…
Он на всей скорости повернул правее и протаранил высокий сугроб, аж крошки отлетели на лобовое стекло. Со стороны Павла снег подступал вплотную, даже дверь не открыть. Когда лесовоз проехал, Вовчук вышел со своей стороны, прихватив лопату.
Павел передвинулся через левое сиденье и выбрался наружу. Для него тоже нашлась лопата.
– Зарюхались по самое не могу. Назад уже не сдашь, – оценил ситуацию водитель. – Придётся откапывать лебёдку…
Вдвоём откидали снег впереди «Ленд-Крузера», до самых колёс. Вовчук потянул конец троса и зацепил его за ствол сосны наискосок через дорогу. Теперь стало понятно, для чего машине придана лебёдка. Не только для буксирования.
Выбравшись из снежного плена, двинулись дальше. Вскоре впереди показалась довольно крутая возвышенность.
– Царская гора, – со значением пояснил водитель, словно это была достопримечательность.
На её проезжей части уже слюдянились льдистые продольные полосы подтаивания от всё сильнее пригревающего солнца.
С разгона стали преодолевать подъём. Мотор натужно урчал, едва справляясь с такой крутизной. Ещё чуть-чуть, и он бы, наверное, заглох.
– В прошлом году я здесь проезжал в марте. Уже сильно подтаяло, и один бензовоз никак не мог забраться на эту гору. Всё время скатывался вниз. Весной уже начинают здесь склон посыпать песком, тетерева любят клевать камешки, видел. Не знаю, как вышел из положения тот водитель, скорее всего, до самого верха рубил штыковой лопатой желобки, как на стиральной доске. Тут никакая лебёдка не поможет. Только гусеничный трактор может взять на прицеп.
Чувствовалось, что Вовчук изучил в урмане каждый километр. Через какое-то время он указал на пустошь, постепенно заглушаемую осиновой порослью:
– Здесь тоже было село – со своей взлётной полосой. Раньше сюда летали самолёты местных линий – «кукурузники», Ан-24. А в одном месте образовались целые заросли малины – от бывшего сада…
Ещё через какое-то время Вовчук снова воодушевлённо блеснул глазами:
– Сейчас будем проезжать загадочное место. Какая-то аномалия. Вон, видишь, в этой стороне – словно смерч пронёсся.
Сплошной бурелом…
Действительно, в отдалении виднелись целые полосы поваленных деревьев, словно их старательно укладывал в одну определённую сторону какой-то незримый великан.
Через сорок километров от той безымянной развилки наконец-то появилась опушка, на которой раньше стоял Туй. Сейчас на пригорке возле речки лишь маячила одинокая избушка, да и то срубленная уже в наши дни. И ни малейшего напоминания о кипевшей когда-то в этом захолустье жизни, никаких рвов или фундаментов. Вот тебе и Туй…
И снова путников поджидал неприятный сюрприз – изба оказалась на замке. На всякий случай заглянули в жиденький сарайчик, наспех сооружённый недалеко от домика, – тоже пусто.
– Ушёл куда-то Коля. Может, рыбачит в лунках. Опять невезуха…
Вовчук присел на лавочку возле избушки, затрудняясь, что теперь предпринять.
– Прошлым летом какие-то орлы в армейской форме приземлились тут на вертолёте. И сразу прицелились к Колиной двухстволке. Мол, нет на неё документа. Коля объяснял, что поставлен здесь лесником, но всё бесполезно. Эти гаврики забрали у него ружьё без всякой расписки и улетели. Потом начальник областной охотинспекции куда только ни звонил, но так и не прояснилось, чей же это был вертолёт…
Вдвоём прошлись вдоль дороги до переправы.
– Летом река бурлит, затапливает переправу. Я видел, как перегоняли на ту сторону УАЗик. Сначала на лодке переплыли с тросом на ту сторону, а потом стали страховать машину, когда УАЗик заехал в воду – чтобы не снесло течением на глубину…
Вовчук решил проехать ещё дальше. За речкой пошла нетронутая тайга. Могучие лиственницы с елями стояли сплошной непроходимой стеной. Отмахав ещё с десяток километров, Вовчук остановил машину и вынул из багажника ружьё.
– Вот следы куропаток, похожу немного, может, подстрелю пару птичек…
Павел прихватил свой тесак и спрятал лезвие в рукаве пуховика. От шатуна-медведя не спасёт, но вдруг рысь сиганёт с дерева – может покалечить. Доводилось об этом слышать от бывалых охотников. Его удивило, что на всём протяжении тайги стояла мёртвая тишина – никакого чириканья, ни одной пернатой не промелькнуло в небе, хотя бы на смех. Куда же всё подевалось?..
А как же густо сошлись деревья – дальше двух-трёх метров ничего не просматривается. Павел присел, рассматривая кряжистые комли. Даже если вздумаешь на четвереньках или ползком пробраться в гущу, то всё равно ничего хорошего не получится.
Через сто метров от куртки останутся одни клочья. На одной крайней сосне он увидел прибитые к стволу рейки лесенкой до ближних сучьев, а сверху какой-то настил. Наверное, охотники когда-то затаскивали наверх разделанные туши подстреленных кабанов, чтобы сохранилось мясо.
Павел прошёлся немного дальше и набрёл на тропу с лосиными следами. Она уходила куда-то в глубь урмана, спрятав свой извив.
– Ты набирай пока пихтовых веток, – издали крикнул ему Вов чук. – Где кора гладкая, это не ёлка, а пихта…
Хорошо, что напомнил ему об этом. Павел вернулся к машине и взял припасённый мешок. Стал приглядываться к стволам с обеих сторон зимника. Вот один очень гладкий, почти отполированный ствол. Какой-то зеленоватый. На всякий случай и себе надо набрать веток, тоже попробовать сделать бальзам.
Не обнаружив ни одной куропатки, Вовчук вернулся к машине. Разочарованно сказал:
– Дальше ехать бессмысленно. Километров через десять начнётся Тюменская область, а у меня охотничий билет лишь для своей области. Дальше пойдут нефтяные вышки, кругом охрана, сильно не поездишь…
Вовчук предлагал пробиваться на ночлег в Князевку, если за это время не вернулся Коля. Снова миновали переправу, но домик в Туе всё так же был на замке.
– Как мы попадём в Князевку? – недоумевал Синявин.
– Попробуем пробиться по снегу. Будем таранить снег с разгона. Там всего два километра. Другого выхода нет, не ночевать же в машине…
За знакомой развилкой Вовчук отыскал припорошённый снегом съезд в сторону Князевки. С разгона поехали по нетронутой заснеженности и метров через пятьдесят непреднамеренного вихляния прочно застряли. Быстро вынули лопаты и стали отбрасывать в сторону снег из-под колёс. Проехали ещё столько же, и снова пришлось браться за черенки. Как ни старался Вовчук, колёса всё равно проваливались в старую колею. В одном месте машина прочно встала днищем на спрессованный снег. Синявин очистил пятачок, лёг на него и стал понемногу выковыривать снег из-под днища. Он не жалел сил, чтобы не напоминать нахлебника. Отработает поездку на все сто процентов.
Внедорожник оказался на глиняном бугре и не сдвигался, сколько ни крутились колёса. А подкладывать под них было нечего, кроме самих лопат. Тогда Синявин поднатужился, приподнимая задок машины и одновременно налегая на неё по ходу движения. Это дало результат. Потихоньку сверзились с этого бугра, и метров двести удалось преодолеть без особых помех. Правда, приходилось сдавать назад и таранить снег ради десятка метров.
Впереди показался мосток, перекрытый хлипким подобием ворот.
– Это чтобы лошади не разбредались…
Вовчук действительно всё на свете знал. Синявин уже не забирался в салон, а шёл рядом, откидывая лишний снег либо подталкивая машину.
На мосту Иван раскрыл воротца и сказал:
– Закроешь их за мной.
Дорога пошла на возвышение, здесь гораздо меньше зацепилось метельного снега. Колёса равномерно продавливали неглубокий след. С правой стороны наплывала старинная деревянная церквушка с обвалившимся куполом. Поскольку продвигаться внедорожнику стало легче, Павел снова уселся на своё место, весь мокрый от снега.
В закатных лучах сразу за церковью потянулась Г-образная сосновая аллея, когда-то защищавшая от заносов то ли школу, то ли клуб. В деревне уцелела лишь дюжина хат. Все они не подлежали восстановлению, хотя и уцелела кровля, – скосились набок, затрухлявели, двери сорваны. Лишь два дома на самом краю деревни были пригодными для жилья. Этот закуток был огорожен жердями, внутри прохаживались лошади, их было два десятка.
Некоторые рыли копытами снег, добираясь до прошлогодней травы. Жеребята не отставали от мам, она отойдёт на два-три шага, и чадо оказывается сбоку.
Вовчук открыл очередные ворота. Проехали в конец улочки и встали между домами, в которых все стёкла были целы. Слева тщедушный домишко огорожен кое-как. Зато правый дом напоминал купеческий особняк, вся территория с многочисленными постройками охвачена плотным забором, лишь палисадник обрамлён стандартным штакетником. Сбоку калитки длинная лавочка. Ворота окрашены голубой краской, сверху навешен двускатный козырёк, скорее для красоты. Ставни тоже весело раскрашены. Чуть в отдалении у забора на вечном приколе поржавевший УАЗик без колёс.
Мастер торкнулся в дверь запущенной хаты, она не была заперта. Миновали захламлённую прихожку и попали в зал. Добрую его половину занимала громоздкая русская печка, к которой была сбоку приделана буржуйка, соединяющаяся с кирпичным дымоходом изогнутой металлической трубой. Всё убранство прямо вопило о крайней запущенности. Две кровати вдоль стен небрежно застланы замусоленными одеялами, полы, видимо, никогда не мыли. Возле окна захламлённый стол, на подоконнике груда зачитанных детективов. В углу со старинной иконы равнодушно взирал на всё это убожество божественный лик. Стало ясно, что печь давно не топили, в ведре вода покрыта льдом.
– Вижу, Федя тут давно не ночевал, – сделал вывод Вовчук. – Наверное, уехал в Тару.
В растрёпанных чувствах вышли на улицу.
– Может, он там, – кивнул Синявин на более ухоженный дом.
– Нет, это вотчина хозяина, который живёт в Таре. Сюда временами привозит разное начальство – поохотиться и расслабиться. Я туда даже ни разу не заходил.
– Что будем делать? – поторапливал Синявин, тревожно поглядывая на предзакатное солнце. – Может, приготовить дров, пока совсем не стемнело, и протопить печку.
Он даже не представлял себе, как можно спать под такими страшными одеялами.
Внезапно калитка хозяйского дома открылась, и на настил под ногами встал небритый мужик в телогрейке. Он молча рассматривал непрошеных гостей, не торопясь с расспросами, чего им понадобилось в такой глуши.
Вовчук первым заговорил:
– Земеля, а куда запропастился Федя?
– Сами не знаем, – пожал плечами мужик. – Месяц назад исчез…
И снова он ни о чём не спрашивал, словно ни грамма не тяготился одиночеством.
– Я частенько приезжал сюда поохотиться, – стал объясняться Вовчук, чтобы сбить с мужлана вполне законную подозрительность ко всяким праздношатающимся. – Останавливался у Федьки. Теперь, выходит, ты за него?..
– Уже около месяца…
– Вот незадача! Придётся нам самим натапливать Федькин дом. Еле пробились сюда…
– Зачем топить? – выпятил нижнюю губу мужичок, наверное, смекнул, что у гостей в баулах припасено и горячительное. – Переночуете у меня со всеми удобствами. Подгоняйте машину поближе, под самые окна. Вместе поужинаем…
– Это дело, выручил нас! Как тебя величать-то?
– Василий.
– Я ещё хотел, пока не стемнело, пошастать в том леске, – не торопился в домашний уют Вовчук, как будто не устал за день. – Может, успею подстрелить куропатку…
– Дело хозяйское…
Мастер увидел прислонённые к штакетнику широкие охотничьи лыжи.
– Вот что нам нужно! Как раз две пары…
Он перевернул одну лыжу тыльной стороной и показал Павлу:
– Не видел таких?
Лыжа была подбита по всей длине беличьими шкурками.
– Видишь? Шерсть в одну сторону – по движению. Это чтобы лыжи не съезжали назад, когда забираешься на пригорок. Надевай и потопаем в тот лесок…
Вовчук достал ружьё, а сумки и рюкзак Синявина оставил на снегу.
– Заноси в дом! – сказал он мужику. – Там и закусон и выпивон…
К лыжам не полагалось палок, да в них и не было нужды.
Павел без усилий зашагал вслед за мастером, словно с детства привык к таким штукенциям. Поле за деревней было исполосовано следами от снегохода. Двинулись по чужим следам, так будет быстрее, чем торить собственный путь. Стали петлять между деревьями, с помощью веток подтягиваясь на пригорки и скатываясь с них. Кое-где тонкие стволы молодых осин аркой нависали на пути, приходилось наклоняться, чтобы не сшибло шапку.
– Рябчики ныряют в снег и там ночуют, – на ходу делился своими охотничьими познаниями Вовчук. – Вот везде их помёт, он жёлтый. А тетерев зарывается в снег и иногда из него высовывает голову…
Сколько ни петляли по чужой лыжне, обегающей весь лесок, ни одной птахи не разглядели. Стало стремительно смеркаться, и пришлось повернуть назад. Окно хозяйского дома желтело от зажжённой керосиновой лампы. Скинули у штакетника лыжи и прошли в калитку. Во дворе, наполовину закрытом навесом, стоял снегоход. В кромешной темноте сеней еле нащупали дверь в зал. Мужик сидел у такой же громоздкой печи с двумя топками и подкладывал в буржуйку дрова.
– Зачем две топки? – не понимал Синявин.
– В морозы топим обе, – проскрежетал мужик прокуренным голосом. – Угля же здесь нет…
И понятливо спросил у Вовчука насчёт трофеев:
– Ничего?
– Наваждение какое-то!
– Научилась птица прятаться, – беззубо осклабился мучичок.
– Завтра ещё попробую. А ты чего не раскрыл баулы?
Постеснялся?..
Вовчук стал выкладывать провизию на стол. Синявин тоже выпростал свой рюкзак, давно чувствуя, как аппетит гуляет в животе. От керосиновой лампы, стоявшей на подоконнике, сквозили по потолку замысловатые сталкивающиеся тени.
– Так куда мог подеваться Федя? – допытывался Вовчук. – Мы с ним давно скорешились…
– Без понятия. Вместе с ним пропала и дойная корова. Хозяин тоже ничего не смог разузнать. В Атирке Федю не видели.
А хозяйство без присмотра надолго не оставишь. Вот и командировали сюда меня. Правда, за это время пала одна лошадь, прямо в конюшне. Тяжёлая, мне одному не выволочь наружу. И каждую ночь туда пробирается лисица, грызёт ляжку. Поставил капкан, но лиса хитрая, не лезет в него…
– Давай посмотрим! – оживился слишком любопытный Вовчук. – Ни разу не был в той конюшне.
– Да ради бога! – на всё соглашался мужичок, особенно когда увидел на столе целую троицу бутылок. – Только там совсем темно…
– У меня имеется фонарик, – Вовчук полез в другую сумку.
Втроём вышли на улицу и захрустели подошвами в самый угол загона, где стояла вместительная дощатая база с односкатной крышей. Ночь выдалась безлунной, лишь оловянился снег под аспидно-чёрным небом. В сарае Вовчук включил фонарик.
Лошади уже угомонились в стойле. В самом углу на боку лежала палая особь. На крупе у неё была выедена почти идеально ровная линза – величиной с добрую миску. В свете фонарика поблёскивало мёрзлое мясо.
Мужик покосился на пустующий капкан.
– Сегодня рыжая ещё не наведывалась, может, вы спугнули.
Лисиц разрешают отстреливать без всякой лицензии. У них бывает бешенство. Укусит собаку или ту же лошадь, и они могут взбеситься. Тоже начнут кусаться. А от этой беды до сих пор не придумали лекарства. Говорят, если в течение суток не вколют вакцину, потом будет поздно. А пока пешком доберёшься до ближайшей поликлиники, концы отдашь…
Снова вышли на улицу. Вдали за трассой небо над зубчатыми елями подсвечивалось низовым светом.
– Это на делянке у китайцев, – упредил мастер вопрос Синявина. – Там у них всё в ажуре, своя передвижная подстанция…
Вовчук не пошёл в дом, загоревшись новой идеей:
– Ты иди, а я свожу газетчика к церквушке, пусть посмотрит…
– Да завтра успели бы…
– Ничего, мы быстренько…
Павел в невозможной темени поплёлся вслед за неугомонным мастером в сторону моста. Путники держались собственной колеи. Узкий луч фонарика рисовал впереди эфемерно дрожащий воздушный туннель. Всё сущее за его пределами пропало, обнулилось. Павла мучило зябкое чувство, что они движутся в потусторонний мир. Но вот фонарик нащупал почерневшие брусовые стены с боковыми навесами, окна заделаны досками. Проникли внутрь через пролом с правой стороны – под ногами топорщатся рухнувшие сверху балки, пол вскрыт.
– Видно, кладоискатели всё тут прозвонили своими металлодетекторами, – строил версии Вовчук, глядя на раскоп под грудой досок. – Может быть, что-то и нашли. Ничем не брезгуют, если даже вырвали во всех домах печные дверки с колосниками…
Павел разглядел сбоку ступеньки и забрался на верхний ярус.
Наверное, здесь была звонница. Все стены исписаны автографами побывавших здесь. Ещё можно всё восстановить, но кто этим будет заниматься? И главное – ради чего? Чтобы возить сюда туристов, надо сначала проложить приличную дорогу.
Резные детали от купола валялись за церквушкой. Вряд ли купол сам обрушился, ведь в дореволюционное время строили на века из толстой лиственницы. Скорее всего, это «заслуга» вандалов. Какие-то доски брали в дело, что-то выковыривали на дрова.
Когда вернулись в теплоту дома, на столе увидели те же неоткрытые консервные банки – Василий ни к чему не притронулся.
– Что не открываешь банки? – деланно накинулся на деревенщину мастер. – Ждёшь особого приглашения? Сам-то как питаешься?
– Хозяин привёз крупу, сало и мешок картошки.
– Я в коридоре случайно наткнулся на мешок, там же напрочь замёрзла твоя картошка, словно булыжник твёрдая. Неужели такую варишь?..
– Здесь нет погреба, а в тепле она сразу начинает прорастать.
– Она же будет сладить теперь…
– Побольше добавлять соли…
– Да, братан, не позавидуешь тебе…
– Хозяин обещал сделать документы. Тогда бы я смог получать пенсию…
В таких случаях обычно не уточняют обстоятельства, благодаря которым человек попадает в патовую ситуацию. Ясен пень, что других в батраки не заманишь, только вот таких, проблемных…
– Посуда, конечно, найдётся? – спросил Вовчук. – Её с собой я не вожу…
На столе появились два гранёных стакана и эмалированная кружка.
– Давай, действуй! – указал Вовчук хозяину хаты на вилку. – Чтобы не на голодный желудок…
Свинтил крышку с бутылки армянского коньяка. Стали трапезничать. Василий не жадничал, экономил чужую еду. После первой сразу захорошело на душе – у всех по-разному.
– Сам-то видел здесь кого из зверья? – поинтересовался Вовчук у аборигена.
– Лоси выходят на опушку, но особо не приближаются.
Осторожничают…
– На лося дорогая лицензия – тридцать тысяч.
Вовчук обратил внимание на какой-то прибор с микрофоном, стоявший на подоконнике.
– Это рация, что ли?
Василий, взглянув на настенные часы, встал из-за стола.
– Кстати, пора её включать. В девять связь с хозяином…
Он включил рацию и через какое-то время она ожила.
– Ты как там? Всё нормально? – металлизировано протрещало в узкополосном динамике.
– Порядок. Только у меня гости, – отвечал Василий в микрофон с витым проводом.
– Кто это там?
– Охотник, старый друг Феди.
– А что ему надо?
– Он приехал к Феде, а дом-то пустой. Пробивались с напарником по снегу.
– Это, наверное, на «Ленд-Крузере»? Фамилия, кажется, Вовчук?..
Василий вопросительно посмотрел на мастера, и тот утвердительно кивнул.
– Да, он самый, – произнёс Василий. – С ним друг, вместе работают на заводе. Завтра уедут, в понедельник им на работу…
– Слышал от Федьки про друга. Ладно, пусть располагаются.
Конец связи!
Опрокинули ещё по одной, и Василий поделился:
– Однажды я в полночь машинально включил рацию, а в ней какой-то странный голос: «Ну дайте мне воды! Пить, пить…»
И так несколько дней подряд. Не врублюсь, что это такое. То ли кто-то балуется, то ли на самом деле…
За ужином Василий становился всё более словоохотливым.
– Неделю назад я залез на крышу – скинуть снег. Смотрю, прямо к дому подходит медведь, здоровенный такой… А у меня калитка приоткрыта, как назло. Я застыл, словно меня нету.
Оделся-то легко и минут двадцать мёрз, пока медведь не ушёл…
– Я тоже однажды напоролся здесь – на медведицу, – подхватил тему Вовчук. – Это было в позапрошлом году, летом. Замаскировался у водопоя и стал поджидать диких кабанов. А тут выходит из леса медведица и с ней два медвежонка. Я аж привстал от неожиданности, хоть в воду прыгай. Оцепенел от страха.
Но всё закончилось благополучно – мирно разошлись…
– Э! – помахал пальцем Василий. – Тебе просто повезло. Если бы медвежата направились к тебе поиграть, ведь они маленькие, ничего не понимают, тогда бы медведица разорвала тебя…
Вовчук облокотился на стол и в упор посмотрел на аборигена.
– Скажи как на духу, куда мог деться Федя?..
Василий помялся и произнёс:
– Я думаю, что он «подснежник»…
Павел без труда догадался, что так на жаргоне называют тех, кто замёрз. Искал, допустим, этот Федя запропастившуюся бурёнку, ведь с него спрос за всё. Стало с сердцем плохо, упал, и вот его уже занесло снегом. Летом обнаружат. «Подснежник». Звучит цинично. Но в среде «бывших человеков» демонстрируют пренебрежение к жизни, в том числе и своей. Словно она действительно стоит копейку.
Проведя рукой по подбородку, Синявин почувствовал, что он уже колется. Непорядок. А в доме не водится розеток. Да и какой бы от них был прок, если провода давно сняли со столбов и сдали в утиль. А недавно даже бетонные пасынки от столбов по всей длине трассы вытянули из земли. Какому-то предпринимателю пригодятся для ограды. Газетчик дальновидно перед поездкой сунул в карман куртки бритвенный станок и обмылок. Но в доме даже нет умывальника. Наверняка Василий умывается и бреется лишь раз в неделю, когда топит баню.
Синявин вышел на улицу якобы «до ветра». Когда глаза немного привыкли к темноте, разглядел у дровника кучу снега.
Набрал горсточку в руку, а когда он наводянился, смочил щёки, поводил по ним обмылком и давай елозить бритвой. С горем пополам избавился от щетины, правда, немного порезался. Голь на выдумки хитра. Хорошо хоть не было мороза – не более двенадцати градусов.
Когда он вернулся в домашний уют, раздобревший Василий показывал Вовчуку смежную комнату:
– Здесь целая гостиница оборудована – шесть коек. Выбирайте любые!..
– Посидим ещё немного, – предложил мастер.
Распечатали вторую бутылку – казахстанская элитная водка «Парламент».
Василий изо всех сил старался угодить гостям, срывался с места и подкидывал дровишки в буржуйку.
– Завтра я тебе напилю целую гору дров, – объявил ему Вовчук. – Всегда беру с собой бензопилу, снабжал Федю дровами. Я видел брёвна в низине, где был пожар. Это для дров приготовлено?
– Хозяин сказал, можно пилить.
– А что ты будешь ножовкой мучиться? За час напилю тебе чурбачков, Павел перетаскает их к дому.
– Я могу сам на санках…
– Нет уж, мы твои гости и должны как-то отблагодарить за гостеприимство…
– Да приезжайте хоть каждую неделю…
Внезапно выяснилось, что у всех кончилось курево, и сей факт оказался совершенно непреодолимым – жизнь закончится, если срочно не подымить! Вовчук энергично расхаживал по кухоньке, ему не спалось. Казалось, от избытка энергии он готов был даже устроить борьбу один против двоих, если бы здесь было просторней. Наконец он не выдержал:
– Едем сейчас все вместе за сигаретами в Атирку!..
Павел, который никогда не был в стане курящих, не ожидал, что Василий начнёт лихорадочно собираться, подстёгиваемый стадным инстинктом. Вот чудаки – уже перевалило за полночь, а им неймётся…
Синявин надеялся, что уже не будет столько мучений пробиваться по уже проложенной колее, но его иллюзии сразу же развеялись. Ночь делала своё дело – не давала возможности вовремя разглядеть прежние участки «с фокусами», и буксовки стали повторяться. Пуховик Павла ещё не успел толком просохнуть, но приходилось снова пластаться на снегу, выгребая всё лишнее из-под внедорожника. А когда он снова прочно засел, стало понятно – это та же самая коварная кочка, и опять придётся до изнеможения напрягаться, приподнимая задок машины. От Василия было мало толку. Его мышцы напоминали растянутую верёвку, а не тугую резину, как полагается мужику. Вдобавок у него сипело в груди, словно лёгкие были отбиты. Взмахнёт два-три раза лопатой – и буквально задыхается.
Преодолели половину пути, а мучениям не было конца. Над китайской делянкой всё так же стояло свечение, наверное, там работали в три смены. Оно и понятно, через полтора месяца сезон закончится. Павел пытался представить, возможно ли такое: кто-то из граждан Поднебесья рванул среди ночи по бездорожью, чтобы, отмотав сотню километров, разжиться пачкой сигарет.
Нет, такое немыслимо. Он выудил из какой-то статьи, что у китайцев с детства заложено понимание многоступенчатой иерархической лестницы, где каждый твёрдо знает своё место. Это уже на уровне генов. Лихая полуночная езда – это чисто нашенская широта души, оборачивающаяся нелепостью чаще, чем хотелось бы. Поэтому у одних даже на чужой территории всё светится, а у других родное, с великими трудами выстроенное, загибается.
Добрались до зимника уже до предела вымотанными. Василий согнулся в дугу, хватая воздух ртом. Вовчук просигналил, что пора всем в салон. Синявин обошёл машину спереди и твёрдо сказал водителю в боковое окно с приспущенным стеклом:
– А теперь поворачиваем назад! Нечего гробить машину!
Опять целый час корячиться с лопатой. Придётся мне одному отдуваться, Василий сипит, словно продырявленный насквозь…
Это нелепое командование у Петра получилось нечаянно. Он думал, что упёртый Вовчук бесшабашно отмахнётся и всё равно помчится в свою Атирку. Но он подчинился без единого слова – действительно повернул назад, сколь ни выглядело это нелогично. Василий отрешённо забрался в салон.
Павел привычно побежал вслед за машиной с лопатой в руках. Он искренне сочувствовал единственному теперешнему обитателю Князевки: это уже не жилец, с такой дыхалкой он недолго протянет. Ему уже не дождаться более светлой участи. Только представить себе: сидит один-одинёшенек в стёртой с карты деревеньке, а тут ещё рация, буровя сознание, сквозь атмосферные помехи выдаёт на короткой волне необъяснимое, почти зловещее:
«Ну дайте хоть глоточек воды!.. Пить, пить…»
Опубликовано в Складчина №1, 2018
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!