ЗДЕСЬ БУДЕТ ГОРОД–САД
Здесь будет город-сад. И будет свет
Ломаться в витражах высоких окон,
Стекать дождём по гаснущей листве,
Сплетать из тонких струй прозрачный кокон.
Здесь будет осень. Осень без конца.
Без сна в плену искрящихся сугробов,
Без пения сердитого скворца
Июньской ночью, жаркой до озноба…
Пустынных улиц сложный лабиринт
Выводит к морю. Воздух пахнет йодом.
В порту стоят большие корабли,
И маленькие дремлют пароходы.
На ратуше звонят в колокола,
В таверне припортовой варят кофе.
Спешит один прохожий по делам,
Другой бредёт наверх, как на Голгофу –
В заброшенный собор, где Бог пророс
Пушистой ёлкой между плит на крыше,
И слышится–ответом на вопрос –
Далёкий смех беспечного мальчишки…
Здесь будет город-сад. И люди в нём,
Легко переступая через лужи,
По улицам пройдут осенним днём:
В собор и в порт, в кофейню и на службу.
И кто-нибудь из них, конечно, я:
В потёртой шляпе, при плаще и шпаге –
Блестящей, как драконья чешуя,
И острой, как хорошая бумага.
Я возвращаюсь. Я иду домой,
Сквозь город по тропе, ведущей в гору…
А в сером небе–птица надо мной,
Вмурованная в лестницу собора.
КЕРАНГАР
Я могу поверить в любую жуть,
В самый дикий вымысел, в ерунду.
Разобьётся небо когда- нибудь,
Выйдет кто-то важный дудеть в дуду –
На него прожекторы наведут,
И пойдут на площади танцевать.
До конца останется пять минут –
Но тогда пластинка пойдёт с конца.
На арене чёрный гарцует конь,
С акробатами Всадник в гримёрке пьёт;
Возвращается пьяный, и посолонь
Обойдя манеж, от плеча копьё
Он бросает в зал. Зал ревет, гудит!
Гаснет свет–и падает тишина.
А копьё торчит из твоей груди…
Только ты не чувствуешь ни хрена.
Девятнадцатый догорает год:
Календарь обуглился на стене.
Ты расскажешь это, как анекдот.
Я тебе поверю: с чего бы нет?
Я спрошу у клоуна сигарет;
Попрошу у ясеня: дай мне сил!
Календарь висит на моей стене.
И цветет под окнами Иггдрасиль.
АЛИСА В ЗАСМАРТФОНЬЕ
Кроличья нора
Разбита на пиксели;
Из её нутра
Ни единого писка
Не слыхать по утрам.
Ищет Алиса
Другую вписку.
Свищут вокруг ветра:
«Здравствуй, сестра!
Ты кто и зачем, откуда, с какого бренда?
Сколько оперативки нужно для хэппиэнда?
Давай подумаем вместе–
ну, просто в порядке бреда, –
Как накормить всех зажравшихся дармоедов?»
Алиса бежит по сайтам, босая, простоволосая,
Лицо дробится на байты, как мозг–на воксели;
Измученная вопросами, Алиса бежит быстрее.
Кролика где-то носит. Разряжена батарея…
Она поджимает губы –
Все страхи куда-то делись –
И говорит: окей, гугл!
Ответь: «Кто такая Элис?»
ЭЛЕКТРИК ПЕТРОВ
«Я спросил электрика Петрова:
«Для чего ты намотал на шею провод?»
А Петров мне ничего не отвечает –
Только тихо ботами качает…»
Олег Григорьев
«За домом болтается петелька,
И кто-то болтается в ней…»
Сергей Адамский
На фото в заброшенном паблике
В одном из московских дворов
Висело на дереве яблоко,
А рядом–электрик Петров.
И вроде не сам он повесился,
А может быть все-таки сам.
Висит уже целых два месяца,
А может всего полчаса.
Не жалко Петрова ни капельки,
Да что-там–какой-то Петров.
Прохожие в мокрую крапинку
Торопятся скрыться в метро,
А тут, во дворе–безразличие:
Подумаешь, дождь моросит!
Пускай дорожает «Cтоличная»,
Наглеет Мосэнергосбыт:
Гуляют с младенцами мамочки,
Старуха продукты несёт…
Петрову теперь всё до лампочки,
До яблочка яблоне всё.
А всё ж он до боли обыденно
Качается к ЖЭКу лицом,
Когда в перерыве обеденном
Выходят курить на крыльцо
Сергеич и Лидия Павловна
(О них в этот раз умолчим).
Чтоб вдруг оказаться на яблоне –
Не нужно особых причин.
И вот, с благородною просинью,
Висит он, навек не у дел…
Как яблоко зреет по осени –
Петров наш однажды дозрел.
Под фото в заброшенном паблике –
Три лайка и едкий коммент.
Возможно, от Лидии Павловны.
Возможно, конечно, и нет.
НА ДНЕ
Я в цилиндре стою.
Никого со мной нет.
Я один…
И – разбитое зеркало…
С. Есенин,
«Черный человек»
На дне волшебной лампы–страх.
Угли потухшего костра,
Всех неслучившихся чудес
Полуистлевшие останки;
Чем дальше в лес–тем гуще лес,
И тем черней его изнанка.
На дне речном мертвец лежит.
Он был как все, и жил как жил,
Но вот теперь снуют в пустых
Глазницах рыбы.
Он был как я и был как ты –
Побыл и выбыл.
На дне души–обычный хлам.
Осколки битого стекла,
Посуда, тряпки, правда, ложь,
Журналы, книги…
Храни за здорово живёшь,
А хочешь–выкинь:
Пускай плывет чумным плотом
В твоё далекое «потом»,
Где вечность вешним озерцом
У ног распята,
И у неё–твое лицо
В цилиндре мятом.
ПО ТАЙНЫМ ТРОПАМ
В болоте чёрная вода.
На дне белеют кости.
Стоит берёза, как вдова,
Недобро глазом косит.
В пустой деревне лает пёс,
Заливисто, до рвоты.
И стонут тысячи берёз
Из черноты болотной,
Про то, как во поле они,
Кудрявые, стояли,
Когда угнали всех в полон,
Ох, люли-люли, ляли.
Берёзы стонут; вторит пёс,
Гремит цепой железной.
Ошейник крепко в горло врос,
И рваться бесполезно.
По тайной тропке в поздний час
Идёт с клюкой старуха.
Салоп потёртый на плечах,
Платок с овечьим пухом.
Сухие губы скривлены,
Клюка цепляет корни.
Ослеп белёсый глаз луны
И пёс затих покорно:
За ним явилась смерть в ночи!
Но в башмаках добротных
Старуха, ног не промочив,
Идёт через болото.
Слеза, блеснув среди морщин,
Сбегает в чёрный омут –
И кость со дна в ответ трещит.
И вновь берёзы стонут
О доле-долюшке худой,
Что век их заломати…
Старуха видит под водой
Девчонку в белом платье.
Слезинок жемчуг каплет вниз,
В туман густой и вязкий.
Стенает, воет, плачет жизнь,
Попутавшая сказки.
Опубликовано в Южный маяк №4, 2022
