Тур Ульвен (1953–1995) — один из самых известных норвежских поэтов XX века. Бароккальных, мрачных и притягательных одновременно. Его лирика обычно немногословна. Виртуозна. Безнадёжна.
Он родился в рабочей семье. С детства интересуется искусством. Любит блюз, играет на губной гармонике. В 1970-е годы становится политическим активистом, анархистом, самостоятельно читает философию и поэтов-модернистов, интересуется сюрреализмом, работает на стройке. Сильное влияние сюрреализма чувствуется в дебютной поэтической книге Ульвена «Тень Первоптицы» (1977). Но в итоге он разочаровывается в сюрреалистической утопии и в последующих его книгах «После нас, знаки» (1980) и «Точка исчезновения» (1981) оформляется его собственный, хорошо узнаваемый стиль.
Он пишет о временности и исчезании. Пишет о временности существования из точки вне-времености. Геологически пристально смотрит на культуру и жизнь, помещая человеческое в глубинную перспективу. Без снисхождения, без оптимизма и намеков на спасение. Иногда добавляя сурового юмора и гротеска.
Некоторые критики обвиняли Ульвена в болезненной привязанности к смерти, в жутком пессимизме, отказе от гуманистических идеалов. Он эти обвинения отвергает.
Своё отношение к литературе, как форме человеческого творчества, её задачам и возможностям, он формулирует в единственном за всю жизнь интервью, которое он даёт Альфу ван дер Хагену и Сесилии Скрам Хёль в октябре 1993 года и сам же редактирует перед публикацией. Это отношение предельно реалистично. В результате записи и переписывания поэт начинает воспринимать свою речь остранённо, как то, над чем можно работать, как то, что можно поправить и усовершенствовать, чтобы достичь поставленных им самим целей.
Литература позволяет на время сбежать из своей настоящей жизни, от её ужасов и страданий. Популярная литература позволяет оказаться в неизведанных мирах, далеких эпохах, стать другим человеком, испытать новые эмоции. «Но когда ищешь прибежища в наиболее коммерческой литературе, — говорит Ульвен, — то бежишь от чего-то, но не к чему-то существенному. В серьёзной литературе бежишь ещё и к чему-то. Тем самым вновь обретаешь то, отчего бежал, но в некоей если не очищенной, то все же новой форме»[1].
Придавая совершенную форму человеческому страданию развивать литературу как форму человеческого творчества. Развивая новые формы в литературе совершенствовать сознание человека. Не это ль непреходящая цель настоящего искусства?
Примечание:
[1] Тур Ульвен. Интервью / пер. с норв. Нины Ставрогиной // Textonly.ru. 2014. № 2 (42). http://textonly.ru/case/?issue=42&article=38859ТУР УЛЬВЕН. ИЗ КНИГИ “ТОЧКА ИСЧЕЗНОВЕНИЯ” (1981)
*
Дом трясёт от дождя.
Лампы стягивают круги света,
чтобы поймать
страх темноты.
А за каменной стеной
в подвале
кукла закрыла глаза
в бессонный сон.
И на полотне пилы
нет проблеска
молнии
для
отчаявшихся.
*
Мы стоим неподвижно.
Становимся меньше
собственных представлений
о себе.
Надписи стираются
и имеют силу
уже нигде.
Дороги
расходятся прочь
от нас.
Зеркало
отражает
огромно пустой
процесс.
*
Взятый в скобки
штрих
по снежной корке.
Ещё много
нетронутой чистоты
вокруг, для знаков
других существ, новых
падений.
*
Когда свет исчезания
достаточно ярок,
мы можем расшифровать
следы собственных
когтей.
В темноте
мы становимся
невежами. Как
минералы.
Исчезание
равно
образованию.
*
Снежные просторы
освещает бессильная жадность.
Мёртвые отталкиваются
и скользят
в необитаемое. Туда пролегает
лыжня.
Нас уже
почти
не видно.
(перевод с норвежского Д.Воробьева)
Опубликовано в Графит №15, 2018