Дмитрий Бобышев. СТИХИ ВИСОКОСНОГО ГОДА

Рецензия-эссе на книгу Геннадия Кацова «На Западном фронте»

Нью-Йорк 2001 года – эпицентр мирового террора, где произошла атака арабских безумцев с жертвоприношением 3000 мирных жителей в наказание за… что?
Нью-Йорк 2020 года – эпицентр смертности от пандемии в Америке, одно из худших мест в мире по заболеваемости от коронавируса, вкупе с гражданскими беспорядками, грабежами и погромами.
Нью-Йорк во все времена – столица Мира, финансовый и культурный центр Америки, арбитр стиля, вкуса, книгопечатания, искусств, развлечений и удовольствий, пристанище беглецов и авантюристов всех народов Земли.
Геннадий Кацов – уже давнишний житель Нью-Йорка, эмигрант из России, тележурналист и поэт, автор семи книг стихов, при этом музыкант-рэпер, один из организаторов московского клуба «Поэзия», составитель и участник альманахов и сборников, сосоставитель, соучредитель и соучастник… который 18 лет молчал, чтобы, наконец единым духом написать эту книгу и выпалить ею в читателей. Я был сражён одним из первых. Меня впечатлило, насколько же он, с опытом эмигранта, глазом журналиста и пером поэта оказался – сейчас и здесь – в правильное время в правильном месте, чтобы их припечатать и запечатлеть!
Безвременьем этот ушедший год никак не назовёшь, – похоже на то, что он начинает череду «ревущих» годов: политические баталии, гендерная неразбериха, гражданские и расовые смуты, погромы, мятежи и сверх этого всего – коронавирус… А Нью-Йорк присущей ему масштабностью и крикливой прессой многократно усиливает акустику века. Посмотрим, как гармонизируются эти шумы и грохоты в стихах Геннадия Кацова.
Прежде всего это звуки сирен, но не тех, что завлекали древних мореплавателей сладостным пением, а пронзительные звуковые сигналы городских служб, спешащих, чтобы скорее помочь жертвам ограблений или дорожных катастроф, поймать преступников, разнять дерущихся или увезти сражённых болезнью.

песнопение в кожные поры,
проникая, убийством продлится,
контрапунктом – в промчавшейся «скорой»
и контральто машины полиции

новогодний сюжет продолжая,
шар с присосками в центре
таймс-сквера
выпускает любовное жало
с ядом новых надежды и веры

Это уже не тот хрустальный подсвеченный шар, что своим падением означает начало нового года и «нового счастья». У этого имеются смертоносные присоски, и зовётся такой злодей коронавирусом Covid-19, от него надо бежать как можно скорее! Но деться некуда, он оккупировал город, страну, весь мир, всюду навёл свои порядки:

во дни карантина все строго: стей хоум!
зиг хайль! больше трех в парке не собираться!

… в природе сама по себе красота
цветет в это майское утро без сглаза,
где дом, как подбитый фашистами танк,
скрывает жильцов в серых противогазах

на площадь не сунься, не выйди в подъезд –
в театре военных, объявленных действий
посадочных хватит на каждого мест,
включая детей, чтоб испортить им детство

В этих звуках не по-английски строгое «стей хоум» приравнивается немецкому захватническому «зиг хайль». Но этот оккупант не англичанин и не немец, он враг внутренний – бессмысленный и беспощадный бунт микромира, покоряющего себе весь макромир с его человеческими потрохами…
Память подсказывает и другие карантинные ассоциации. «Наше всё» в Болдине тоже сидело, томясь и развлекаясь от нечего делать то штофом, то дворовою девкой, а вот же что из этого получилось – достославно-легендарная «Болдинская осень»!
В нашем случае получился лирический дневник, прослоенный публицистическими наблюдениями, удивительно своевременный образец горячей актуальной поэзии високосного 2020-го года. Первый раздел книги своим названием КОВИДИИ напоминает о «Метаморфозах» Овидия, и такая игра смыслов очень и очень удачна. Она показывает, как в самое короткое время переменилась жизнь города с нападением невидимого врага, на первый взгляд невинного, словно сезонная простуда.

… там выйдут, вторя штампам голливуда,
за руки взявшись в свете жёлтых лун:
бактерия-девчонка – просто чудо!
и мальчик-с-пальчик, вирус и шалун.

И вот такая мелюзга навела на великий Город (и всю великую страну, и весь необъятный мир) не только панику, но и траурное оцепенение, тоску и скуку закрытых лиц, запертых дверей, парализованной экономики и личного прозябания в постоянных мыслях о смерти, в приятии её будничной реальности, когда «от страха… седеют за ночь брови и виски, звонит по ком-то колокол дин-дон». Но поэт сражается с такой неприглядной перспективой своими методами: он раскрашивает её радужными красками, видит и слышит её как цветомузыку, воображает её вратами в небесный Иерусалим.

нас встретит вход в душистый вертоград
и «шель захав» споет в хрустальных латах
хор всадников – из всех земных утрат,
здесь всякой только бесконечно рады

раскроются янтарные врата,
и мы вольемся золотым потоком
в покой, где потрясает чистота
цветных жилищ, покатых крыш и окон,

где шмель над клумбой вышним звуком чист,
чисты деревьев помыслы и корни,
и в каждого жильца запущен чип,
чтоб он не знал ни коклюша, ни кори

здесь не должно быть для тревог причин –
с запасом сахар выдают и мыло,
перчатки, маски: смерть есть карантин,
не худший из того, что в жизни было

Триумфальная картина заканчивается, увы, трезво-ироническим возвращением к ежедневной прозе. Впрочем, поэт наш мужествен, боевит и не даёт себе (и нам, его читателям) закиснуть в безволии и бездействии.

… есть руки судьбы – будь в них рыбой:
скользи, не сдавайся, плыви…
стать жертвой – не может быть выбор
ни твой, ни твоих визави

Помимо точной и свежей рифмы («рыбой» – «выбор») мне тут понравилась его умная жизненная стратегия – не сражаться тупо лоб в лоб с неодолимым врагом, а ускользать из его рук, не давать ему ухватить себя… Вообще в этой карантинной лирике рассыпано немало практических советов и наблюдений, воспринимаемых, конечно, с ироническим отстранением, словно элементы коллажа, наклеенные на абсолютно бессмысленный фон.

… оттого дефицит с туалетною,
ибо все в разной мере заразные

сохраняй непременно дистанцию,
не поддайся на лесть и на ласки их,
а иначе в живых не остаться,
хоть перчатки напяль к маске с ластами

не мечтай закидать вирус шапками,
не надейся на дядю фартового:
если с сексом кто иль с брудершафтами –
это, знай, часть всемирного сговора

Стиль этой книги – многослойный, пёстрый, центонный, в котором густо задействованы цитаты, намёки, мемы и прочие узнаваемые клочья нашей интеллигентской эрудиции и культуры: фолкнеровская «йокнапатофа» соседствует с кручёныховским «дырбулщылом», а «невермор» Эдгара По сочетается в гибридной связи с гоголевским «мартобря», и всё это абсурдное братство камуфлируется игровыми «хохоронами» и неким «скрымтымнымом». Резво, эксцентрично, эклектично и как-то очень по-ньюйоркски… Браво, маэстро, вы питаете новой энергией совсем было увядший постмодернизм!
Ну что поделать, этот стиль ни за что не хочет уходить из наших наблюдений. И более того, он обретает ещё пущую энергию в следующем разделе книги: АКТУАЛИИ. Эта центральная часть книги имеет, казалось бы, странный подзаголовок «Военные хроники 2020 года». Имеется ли в виду «немая война с коронавирусом», как гласит подзаголовок? Да, конечно, но, главным образом, не только это… Увы, с вирусной короной, сбившейся набекрень, американское общество в течение всего года как-то в полуслепую воюет с самим собой за свои же идеалы: верность Конституции, звёздно-полосатую политическую культуру демократических выборов, за равные права всех. Но это трагически не получается.
Насилие захлёстывает общество, и если Америку персонифицировать, как сделал Геннадий Кацов в одном из стихотворений, то такому обобщённому Джону Доу не позавидуешь: его обезножили в Кеноше, покалечили в Сиэттле, в Чикаго, в Нью-Йорке; в Портленде он был убит совсем и, наконец, «слезой из глаза в Вашингтоне вытек…» Бедный Джон Доу, он вытек слезой из глаза, выбитого в Сиэттле, таким образом оплакав самого себя. Не случайно в книге появляются такие заголовки: «Новый фашизм», «В ожидании погрома», такие строки: «мы выиграли ту войну и проиграем эту», такие строфы:

ещё не сломан грош, ещё в цене
в стране слова о вере и свободе,
но что-то всё ж подсказывает мне:
быть может, лучше умереть сегодня

Нет, всё-таки «грош сломан» и слова уже не в той цене, и «лет по сто високосный продолжается год» – 2020-й, симметричный самому себе. А для тех, кто выжил, даже собачий скулёж будет слышаться «как плач жертвы, что душат подушкой». Невидимый орвеллианский «Большой брат», чей голос начинает откуда-то греметь, уверенно распоряжается:

эй, куда ты, животное стадное,
группируйся и ешь своё сено
выходи на лужайку, довольное,
набивай до отвала желудок,
вожаки всё расскажут о родине,
о достоинствах общего хлева,
о калориях в пайке, о равенстве
всех мослов, и филе, и хвостов
……………………………………..
эй, куда ты, животое штатное?
ты ещё не во всем повинилось,
нам ещё one percent раскулачивать,
открывать, чтоб свободней, границы,
сколько обуви не обцелованной,
а навынос – часов и одежды…
не слиняй, образумься, животное,
тварь, попробуй не голосовать!

Последняя строчка звучит с особым сарказмом: тоталитаризм стакнулся и сплавился с показной демократией. Звучит это по нашим советским воспоминаниям очень знакомо. Потому так иронически воспринимаются изначально фальшивые разговоры о политкорректности: белое перекрашивается в чёрное, а чёрное в белое. Таким образом, для новых дальтоников Чёрная речка, «где грохнули Пушкина», становится Белой речкой, а американский Белый дом превращается в… правильно, вы угадали! Но этого мало: ведь надо раскаяться и повиниться в том, что ты оказался такой, каков ты есть, а не то – «КАЗНЬ ЗА НЕПОВИНОВЕНИЕ»:

меня сжигали в центре площади –
скулили псы, храпели лошади,
потрескивал зажженный хворост,
в толпе среди калек, и хворых,
и пьяных продавали чипсы,
мог каждый здесь же помочиться

заполнившие площадь, видимо,
меня смертельно ненавидели:
толпа, мешая водку с пивом,
о всех семи грехах вопила,
послав в мой адрес «шиты», «факи»
и гордо поджигая флаги

я думал, будто это снится мне,
но на колени вдруг полиция
прилюдно грузно опустилась
и вслух прощения просила,
меня кляня – врага, мерзавца –
ведь я виниться отказался.

Эти мрачные гротески вызывают у поэта негодование, его инстинкты тревожно бунтуют, ему видятся картины раскола в обществе, гражданского неповиновения, как в известном трактате Генри Торо (Henry David Thoreau’s essay «Civil Disobedience»), даже вполне возможной гражданской войны и, что было бы исторически непростительно, падения американской демократии. Всё это находится в вопиющем противоречии с главной, заветной ценностью – американской мечтой, привлекавшей в эту страну пришельцев со всего Света. Она довольно проста, даже открыточно незатейлива, но греет души беглецов и беженцев, пожалуй, даже сильнее, чем скотч после трудного дня. Это – мир, дом, хорошая жизнь. Вот как её описал Кацов-лирик:

рассвета ежедневный фокус –
луч света доставать из тьмы
и направлять его как конус
туда, где пребываем мы

где тонкой корочкой алеет
из снов спасенный горизонт,
и перед домом два оленя
выходят пощипать газон

Несомненно, книга Геннадия Кацова являет поэта сильного, яркого, с чутким общественным темпераментом, мастера во всеоружии поэтических приёмов, которыми он владеет почти всегда безупречно. Но это вынужденное «почти» я оправдываю бурными событиями и не менее бурным вдохновением автора, за которым я дружески наблюдал в течение всего времени. Чуть ли не каждый день в Фейсбуке появлялись его свежие стихи – умные, ироничные, тревожные и горько злободневные. Они сложились в лирический отчёт русского гражданского поэта об американских событиях висoкосно-ковидного 2020 года.

Биография автора книги

Геннадий Кацов родился в Евпатории (Крым) в 1956 году. В середине 1980-х был одним из организаторов легендарного московского клуба «Поэзия» и участником московской литературной андерграундной группы «Эпсилон-салон». В мае 1989 года переехал в США, где последние 32 года работает журналистом. Радио- и журналистскую деятельность начал с программы Петра Вайля «Поверх барьеров» (Радио «Свобода»). После 18-летнего перерыва (в 2011 году) вернулся к поэтической деятельности. Автор 7 поэтических книг, а также сборника стихотворений, прозы и эссе «Притяжение Дзэн» (из-во «Петрополь», С-Пб., 1999) и экфрасического визуально-поэтического альбома «Словосфера» (из-во «Liberty», Нью-Йорк, 2013). Сосоставитель и участник альманаха «НАШКРЫМ» (миротворческий проект 2014 года, антитеза известной идеологеме; в альманахе были опубликованы стихотворения о Крыме 120 поэтов разных поколений из 12 стран мира). Сосоставитель и участник альманаха «70» (70 поэтов из 14 стран мира с текстами об Израиле и на еврейскую тему), посвящённого 70-летию государства Израиль (2018 год). Член редколлегии альманаха «Времена» (США) и журнала «Эмигрантская лира» (Бельгия). Публикации последних лет – в ведущих литературных журналах США, Европы, РФ; по-английски – в изданиях Cimarron Review, Blue Lyra Review, Tupelo Quarterly, Verse Junkies, Painters and Poets, Life and Legends и других. Один из авторов англоязычной антологии «101 Jewish Poems for the Third Millennium» (из-во Ashland Poetry Press, USA, 2021).

Опубликовано в Эмигрантская лира №1, 2021

Вы можете скачать электронную версию номера в формате FB2

Вам необходимо авторизоваться на сайте, чтобы увидеть этот материал. Если вы уже зарегистрированы, . Если нет, то пройдите бесплатную регистрацию.

Бобышев Дмитрий

Поэт, переводчик, эссеист, профессор Иллинойсского университета в г. Шампейн-Урбана, США.

Регистрация
Сбросить пароль