Дмитрий Близнюк. СТИХИ В “После 12 №2, 2017”

1
Окно плавает в чашке с чаем, как поплавок,
и ты опускаешь взгляд в небо,
точно пакетик чая на нитке,
и памятник Ленина ещё стоит
с естественно окаменевшим, замёршим лицом,
как человек, стоящий по пояс в морской воде,
в граните истории.
а война где-то бродит рядом
минотавром с окровавленным поломанным рогом.
и небритые мальчики дерутся на рёбрах.
и бурьян молчит, по горло плывёт в тумане,
и луна на рассвете горько и грустно мычит,
как корова в бедламе,
и осенние лучи косой медью падают во двор,
будто лестница без перил на небеса.
и девушка-оса жалит меня, усыпляет живьем,
оставляет во мне прожорливые личинки миров.

2
Мы в гостях у этой планеты, заскочили на минуту,
перекусить, перебить всю посуду,
переиначить все знаки зодиака,
залить горячим борщом аквариум с рыбками.
иногда запредельно умные фразы
приходят в голову,
точно отпрыски древнегреческих философов.
в их афористичных жилах течёт и бурлит
солнечная пафосная кровь.
мы на 80 процентов состоим не из воды,
но из книг, которые прочли,
из сказок и стихов…

*
Расплавить платиновые дужки
уютного сдвоенного молчания.
и что былая страсть? помятые бумажные цветы,
пропитаны сиропом и отпечатками тонких пальцев.
ты опять вложила душу и тело, тело и душу
в авантюриста, беглеца, временщика, но ты же знала —
это моя дурная привычка — сжигать корабли
вместе с воющими, скулящими рабами в трюме.
заражать женщин прозрачностью, летучестью.
о боже, как же завораживает расцепка вагонов миров!
и всё, что я тебе скажу на прощанье — ложь.
и она теряется в толстых слоях грима,
а все твои слова — подтаявшие пломбиры
с мелкими швейными иглами внутри.

*
Осень — голодная скорпионша
с клейким выводком детёнышей на спине.
но никто не приютит её, не пригреет.
лишь поэт смело протянет руку и скажет: «Сигай ко мне!»
осенью каждый второй если не поэт, то зародыш Гомера.
прошли четыре рыжих недели, без дождей и дрожи.
и каждый третий прохожий ужален роскошным ядом,
и кленовые листья хрустят и шуршат под ногами, точно
чипсы осени со вкусом Пушкина Александра.
а город, а город, а город
исподволь грузно и с грустью впадает в предзимнюю спячку;
дворник жадно сосёт никотиновую лапу —
насыщается медвежьим жиром дворовой мечты.
все эти пейзажи — городские, земные, осенние,
с червивыми чертогами и грудами дряхлого золота,
с кривыми гвоздями в полусгнившей раме,
с голым ветром, босиком шагающим по листьям,
будто невидимка по острым ракушкам на берегу моря —
я никогда не забуду, где бы ни оказался завтра —
в каком-нибудь раю/аду или на незнакомой планете —
спасибо, спасибо, спасибо…

*
Но я не хочу твоего мороженого, спасибо.
женщина в песках — не моя судьба,
и кто-то делает первый шаг,
и брезжит рассвет вместо расстрела;
и все наши стрелы подписаны: свадьба сестры, Крым…
даты ржавых наконечников Амура,
клинический анализ первого поцелуя, свидания,
зубные щётки, дурацкие магнитики из Египта,
всё беспощадно идёт в переплавку,
в беспомощный комок ненависти, обиды, негодования,
хитрой нежности и надежды…
а на съемной квартире вспученные обои с розами
ещё мечтательно раздуваются, как паруса,
истёртые шипы, как карандаши, шепчут “пиши”,
и манят вылинявшие лепестки — но это не для меня…
химера с раскрасневшимися глазами
и сжатыми кулачками выпячивает подбородок,
грудь — соблазняет, ждёт объяснений,
но постель уже размагничена,
и металлические призраки со вкусом зелёных яблок
парами выплывают в распахнутое окно…
каждая новая жизнь — это забытый ты…
будущее — неотвратимое предательство прошлого.
боже, сколько же нас без вины виноватых…

Опубликовано в После 12 №2, 2017