ОСЕННИЙ РОМАНС
Уже судьбою не терзаясь,
Не объясняя, почему –
Друзья уходят, не прощаясь,
Приоткрывая дверь во тьму.
Мы были все на этой карте,
Но оказались ни при чем,
Лишь девушка в осенней Ялте
Вдруг зябко повела плечом.
Слова легли цветным узором,
Усыпан листьями настил.
Он был поэтом или вором –
Но главным стало слово «был».
Его продали с потрохами,
Перепродали ни за грош.
Он изводил себя стихами,
Поставил точку, выбрав нож.
А впрочем, дело не в продаже,
Не в дерзких строфах и делах,
Не в этой девушке, и даже
Не в непонятливых друзьях.
Я вспоминаю временами –
Ненастным и погожим днем –
Об одиночестве с друзьями
И одиночестве вдвоем.
* * *
Невесомы однолюбы,
исчезающие за…
Ах, обветренные губы,
утомленные глаза,
то ли лампа, то ли свечи
искажают облик твой.
Тишина подобна речи
Не рожденной, неживой.
ВОКЗАЛЬНЫЙ ВАЛЬС
Осень идет переулками, серый рассвет поднимается,
И над кострами остывшими – пепельная седина.
Топчутся ранние дворники, поздние птицы снимаются,
И на перрон проплывающий кто-то глядит из окна.
Падает с неба мелодия – старый скрипач изощряется,
А над вокзальною площадью – марша тяжелый полет.
Поезд отходит от станции, поезд в дожде растворяется.
Хрипло труба надрывается, в паузах скрипка поет.
Осень – пора увядания, утро – пора расставания,
Тихая скрипка срывается то ли в тоску, то ли в сон.
То ли мольба, то ли жалоба слышатся в этом звучании –
Будто бы кто-то надеется прыгнуть в последний вагон.
Все остается по-прежнему, мерно планета вращается,
И духовые торжественно вечную славу трубят.
А до последней инстанции жалобы не добираются:
За облаками нависшими тихие ангелы спят.
* * *
Снова музыка дальних стран,
Снова скрипки, рожки, гобои.
Значит, скоро придет туман
С мятным привкусом паранойи.
А потом захлебнется тьма,
В небе заголосит прожектор,
И небрежно смахнет дома
Обезумевший архитектор.
То ли желчью горит окно,
То ли тусклым огнем сомнений.
Недосмотренное кино
Перепутанных сновидений.
Заблудившаяся строка,
Задохнувшаяся любовью…
Это просто твоя рука
Тихо бродит по изголовью.
* * *
Не представляю, как же назову
героя, потому что называли
его по-разному, но это наяву,
а если сон, и потому печали
и радости иные? Я хотел
расставить знаки по углам поэмы,
и этим обозначить тот предел
пространства сна, вернее, теоремы,
нам посланной, неважно от кого,
для доказательства. Неясная фигура,
но это рассуждение всего
лишь увертюра…
* * *
Куда теперь идти? Луна
сверкнула. Позднюю прогулку
продолжим вместе. Времена
паршивые. По переулку,
по грязным лужам – чехарда,
лохмотья призраков, едва ли
по замкнутой кривой стыда,
шизофрении и печали
придет спасение, и свет
едва намечен и печален.
Дороги нет, и дома нет,
и этот вечер нереален.
***
Куда и от кого они бегут?
Куда спешат и что их остановит?
И кто за горизонтом им готовит
Танталов пир или Сизифов труд?
Мельканье теней мутных на стене
Затягивает омутом бездонным.
Хоть дышит мир еще дыханьем ровным –
Недолог путь к бессмысленной войне.
И смотрит вслед бегущему калека.
Что остается? Черная зола.
Горит звезда. Она бледнее зла,
Рожденного еще в начале века.
* * *
Щелчок замка, толчок,
сентябрь снаружи, над
деревьями дымок
полупрозрачный, сад
качается, пора,
как говорится, в путь –
сегодня ли, вчера
ли, завтра – повернуть
за старый дом, и здесь
уже горят огни.
Серебряная взвесь,
божественные дни.
ЭПИЛОГ
И снова солнце на ветвях акации
Качается бумажным фонарем.
Деревья превратились в декорации,
И горизонтом – сцены окоем.
И ждете Вы начала представления,
Расправили поблекшие цветы,
Но память возвращает сновидения,
Добавив им реальности черты.
Куда как просто указать виновника,
Поставить перед строем у стены…
Граница сна – граница подоконника,
Минуты сочтены и учтены,
Трагедия – а может быть, пародия,
Отыгранная некогда стократ,
Навязчиво звучащая мелодия
И утреннего кофе аромат.
Храни Вас Бог от прозы возвращения!
Казалось бы, знакомые места,
Но роли претерпели превращения,
И тексты не читаются с листа,
И те же, может быть, кусты шиповника,
И музыка похожа, но не та –
В театре постаревшего любовника,
В театре невеселого шута…
Опубликовано в Литературный Иерусалим №37
