Рассказ
Перевод с башкирского
Все важные встречи, большие дела начинаются с маленькой бессмысленной несуразицы или случая. На эту тему можно философствовать сколь угодно долго, можно и ничего не говорить, но все равно каждый подобное на себе испытал. Баязит тоже раньше никогда не задумывался об этом, но сегодня он поступил совершенно бессмысленно, с точки зрения общественности. Присев на скамейку посреди бурлящего и гудящего города, он попробовал пива. Не было никаких причин для столь дерзкого поступка у человека солидного, признанного в довольно высоких кругах. Ординарный день обычной весны.
Сойдя на нужной остановке с троллейбуса, он случайно обратил внимание, как две женщины среднего возраста, довольно привлекательные, не переставая бесперестанно сплетничать, купили в киоске на остановке по бутылке пива и пошли дальше, на ходу прихлебывая.
Их Баязит заметил уже в салоне троллейбуса. Стоят на задней площадке, хотя свободные места были, громко судачат по-башкирски, звонко смеются, то одна, то другая так же звучно говорят по одному телефону… Солидный мужчина, привыкший сдерживать себя среди посторонних, поглядывал на них то с возмущением, то с некоторым восхищением – вот какие свободные манеры: не совсем развязно и вызывающе, но все же… странновато! Не похоже, что их жизнь катится по гладкой и прямой стежке, скорее – старые девы или одиночки со своими ворохами проблем. Обремененные семьей женщины держатся серьезнее, материнство на их лица накладывает некоторую озабоченность. А эти, хоть и немолодые, словно вертлявые подростки…
Они зашли в скверик около остановки, сели на скамейку и снова захихикали между собой. То ли их упоение такой светлой весной и беззаботное веселье от непонятно чего задело за живое обремененного бесчисленными заботами степенного мужчину – он резко повернул назад, купил в киоске бутылку пива и тоже расселся прямо напротив них. Очень уютно, оказывается, тут! Широкие лестницы красивого одноэтажного здания выходят прямо к трамвайной остановке, а с другой стороны – остановка автобусов. Газон какой-то пышный и очень аккуратно постриженный, растут милые округлые деревца. Вроде бы перекресток шумных дорог, а все же спокойное и незаметное место. Да, Уфа меняется на глазах!
Дамы удивленно взглянули на мужчину, так нагло подсевшему почти вплотную к ним, и разом примолкли. Потом одна из них, более симпатичная, демонстративно оглядела его с головы до ног и что-то шепнула подружке. Та прыснула, прикрыв лицо ладонями, встала и пошла. За ней поднялась и другая. Пройдя немного, они разом обернулись, опять хихикнули и прибавили шаг.
— Тьфу, проклятье, испугал…
— Гражданин, что же это такое?
Ба! – рядом стоят невесть откуда объявившиеся полицейские!
— Что случилось, товарищ…
— Пока ничего. Ваши документы!
Теребя протянутую корочку, один заявил:
— С вас штраф за распитие спиртных напитков в общественном месте!
— Но ведь…
— Если есть возражения, пройдемте в отделение!
— Нет-нет, я так, от непонимания…
Комкая в руке бумагу на штраф, Баязит в гневе выбросил в урну наполовину выпитую бутылку и быстро пошел, злой и красный от стыда. Взял бы и позвонил начальнику этих безмозглых сержантов, от безделья шляющихся и ищущих в укромных местах так называемых «нарушителей», но тогда пришлось бы объяснить «командиру», как оказался в такой ситуации, да еще потом останешься должником перед ним, каждый раз чувствуя на совещаниях его глубокомысленный взгляд… Видимо, пока он крутился в повседневной карусели между домом и работой, жизнь изменилась, появились новые порядки. Но ведь вон их сколько кругом – молодежи с пивными банками в руках! «Хорошо еще, – подумал он, спеша к себе на работу, – не застали, пока те женщины были рядом». Сколько стыда тогда пришлось бы пережить. Ну да, раз в жизни купил пиво на улице и сразу же попал в лапы полиции. Да еще штраф! Во дела…
В такой ситуации отводят душу, семиэтажным матом кроя служивых в форме. Но постепенно обида, презрение уходят куда-то в глубь души, хоронятся там, чтобы когда- нибудь, в какой-то искренней беседе снова вылезти ярким примером несправедливости власть имущих к простым смертным. Что же поделаешь, такова уж природа человека – среди виноватых он ставит себя всегда на последнее место.
* * *
В почтовое отделение он зашел нерешительно. Словно попался на страшном преступлении не вчера, а именно сейчас, вот тут, пытается совершить что-то недостойное, и об этом все догадываются. Вдруг кто-то из почтовиков узнает его в лицо – все-таки иногда заглядывает сюда, а то и знакомый встретится в неурочный час. Ладно, заплатить тут – одно, а ведь еще нужно отнести в полицию квитанцию об оплате, а там знакомых действительно пруд пруди. Людям есть-пить не давай, лишь бы посудачить. Вот ведь, полбутылки пива хватило, чтобы прорвать огромный пруд тихой и безмятежной жизни.
— Что, денег жалковато?
Восхитительно – как раз перед ним стоит одна из вчерашних дамочек! Как будто выслеживала.
— Разрешите? – спрашивает, конечно, ради приличия. Какое нужно разрешение, чтобы присесть за общий стол в зале всеобщего обслуживания? Удобно устроилась, закинула стройную голую ножку на колено, миниатюрную сумочку пристроила рядом, уперлась подбородком в кулаки и с легкой улыбкой взглянула снизу вверх на мужчину, все еще с недоумением стоящего перед ней.
— Укоры совести мучают, да? – звонкий и веселый смех зазвенел на весь зал, заставив присутствующих оглянуться.
— Какое ваше дело?
— Извините. Алмагуль, – она с милой улыбкой протянула правую ладонь тыльной стороной вверх.
— Баязит, – смущенный своим грубым ответом на такое доброжелательное обращение, мужчина почему-то обеими ладонями взял маленькую ладонь и крепко сжал. Потом резко отпустил и, не зная куда деваться, схватил ручку и квитанцию со стола, с серьезным видом уставясь в бумажку.
— Извиняюсь за вчерашнее – ушли и ничего не сказали, – завязала разговор Алмагуль.
— А что надо было говорить?
— Ну, этих ментов мы же заранее заметили, потому и смылись.
— А-а, вот в чем дело…
— Вот сейчас увидела и подумала, что есть возможность смыть вину.
— Не беспокойтесь, ничьей вины тут нет.
— А все же я могу вам помочь. – Голос Алмагуль из шутливого превратился в серьезный. – Если стыдитесь, давайте ваш штраф оплачу я, и квитанцию отнесу.
— Хе, а с чего такая щедрость?
— Таким мужчинам, как вы, такие дела кажутся позорными, ведь так? А женщины – народ бесцеремонный, подумают, что хлопочет за мужа. Заодно и свою вину перед вами смою, – женщина снова улыбнулась, сияя всем лицом.
— Гм-м… Как говорится, есть тут некий резон… – Баязит заколебался, не зная, радоваться или нет вдруг появившейся спасительнице, взглянул на нее испытующе: не аферистка ли перед ним? Модный прикид, симпатичный вид, в искрящихся глазах вроде бы никакой подлости не заметно.
— Вы это всерьез говорите?
— Странный человек! Даже такую мелочь считаете очень большим делом?
— Ну не такое уж большое… Но как-то странновато же… Зашла, подошла и предложила, не зная кому…
— Это я-то не знаю, кто вы? – Алмагуль на этот раз смеялась тихо и долго, прикрыв лицо обеими ладонями. Баязиту снова стало неудобно – не старая ли знакомая вдруг объявилась? Кто их знает… Может быть, одноклассница, или дальняя родственница, или соседка из деревни… Хорошей памятью Баязит похвастаться не может, забывает даже имена двоюродных братьев жены. В такие моменты он старается не показывать, что не помнит имени очередного собеседника, и долго гадает в ходе разговора, кем тот ему приходится.
— Ладно уж, дай сюда квитанцию. Не бойся, жене не скажу, – Алмагуль снова посерьезнела. Такое редкое имя – Алмагуль – тоже ни о чем не напоминало. Хотя имена однокурсниц из института давно уже забыты. Но все же очень звучное же, какое-то лекарство напоминает.
— Ну, не стесняйся, – она поднялась. – Если не жалко, дай визитку, оплачу и позвоню, успокою. Давай, до встречи!..
Ошалело глядя вслед женщине, спокойным шагом выходящей в стеклянные двери, Баязит внезапно решился: нужно следовать за ней – может, прояснится что-нибудь! Неудобно будет, конечно, если заметит, но и тут можно вывернуться.
Пройдя через парк, таинственная женщина вышла на проспект и на самом деле вошла в здание почты. Баязит не стал дожидаться ее выхода, отправился на остановку, чтобы вернуться на работу. Вечерами он часто засиживается на службе, в этом нет ничего необычного. А так, если прямо идти домой, жена может что-то заподозрить. До жены еще нужно пройти дотошный осмотр тещи, цепким взглядом встречающей у дверей. Она как детектор в аэропорту – сначала словно рентгеном просвечивает зятя и лишь потом пропускает в зал, отходя из коридора в кухню. Баязит эту ежедневную церемонию воспринимает как обычную повседневность, давно не обращает на неё внимания. Утром провожает жена, вечером встречает теща – это уже привычно, как умывание…
Можно не страдать от безделья, убивая время на работе, – у руководителя его ранга всегда есть чем заняться. Но не успел он даже подумать, за что бы взяться в такое позднее время, как зазвонил телефон.
— Здравствуйте, Баязит Тимерьянович!
— Алмагуль?.. – Хотя и ждал этого звонка, все же удивился. – Откуда звоните?
— Отчитаться же нужно, – на том конце провода снова раздался веселый смех. – Поручение выполнено, товарищ начальник! Кажется, гожусь в курьеры.
— Подождите, а номер… – резко начал было мужчина, но вдруг обмяк: – А-а, сам же отдавал…
— Не рано ли склероз начался?
— Да нет же, я так. От неожиданности, так сказать…
— Хи, так и поверила… Вот в данный момент ты, например, с остервенением пытаешься вспомнить, кто я такая и откуда, – снова засмеялась Алмагуль. – Могу дать направление: меня зовут не Алмагуль.
— Наврала, значит?
— Парни же девушек всегда так обманывают.
— Ну это парни, где наши годы… А мы взрослые люди. Если так, почему не Тукмасбика? – В памяти солидного мужчины что-то зашевелилось, но тугой узел прошлого не хотел развязываться.
— Так ведь пора такая – яблони цветут. Алмагуль – яблоневый цветок. Да, закрутила тебя жизнь – простенькие вещи не доходят, – голос женщины вдруг погрустнел.
— Что-то загадками говоришь, скажи кто и… – Баязит повысил тон, давая понять, что разговор на этом закончится, пора и честь знать. Самовольно выполнила маленькое дельце и теперь возомнила себя черт знает кем.
— Да ладно, мне-то что… Прощай, не обижайся, – на той стороне положили трубку. Какая-то обида прозвенела в последних словах. Тяжко стало Баязиту.
Он уже покопался в омуте своей памяти и выяснил, что нет там никаких следов пребывания этой довольно яркой девушки. Заметны проблески всего нескольких особо приметных девиц, но эта к ним никакого касательства не имеет. Среди подружек не было шлюх на одну ночь, а остальных он всех до одной хорошо помнит. В санаториях не бывал, на праздниках и застольях гостит с женой – правила этикета того требуют. Значит, не надо искать никаких связей в прошлом с этой дамой. Но все же что-то в ней – то ли лицо, то ли выражение, то ли поведение или голос – вроде бы кого-то напоминает… Так в золе погасшего очага прячется живой уголек: повороши, подуй, и снова заполыхает большой огонь…
Или это все просто предоставить течению времени и обстоятельств? Но он привык не оставлять непонятных и необъяснимых зон в своей жизненной территории. И эта черта упрямо противится попытке успокоить себя, будя в душе необъяснимый гнев и толкая к опрометчивым шагам. Подожди, а откуда она звонила-то? Выписал из памяти телефона последние цифры, позвонил в справочную службу. Руки сами набрали номер, дежурный чиновничий голос задал вопрос. Телефон операционного отдела крупного банка в соседнем районе, – ответил справочник. Банки работают точно по расписанию, значит, к окончанию рабочего дня ее можно застать на выходе! Хотя, зачем так мелочиться, захочет познакомиться, еще позвонит…
В какой-то момент Баязит поймал себя на том, что домой идти не хочется.
Он не входил в число страдающих от безделья, наоборот, всегда придерживался постоянства и конкретики во всем. Конечно, у каждого человека иногда в жизни наступают времена, когда серое однообразие надоедает. Наверное, именно из-за этого некоторые уезжают на курорты, уходят в длительные командировки, занимаются рыбалкой или хотя бы меняют место работы. Кто его знает, ну не робот же человек, чтобы каждый день утром встать, уйти на работу, а вечером возвращаться и засыпать перед экраном. В природе, вон, даже сезоны не повторяются в точности, хотя каждый год возвращаются по календарю. Климат меняется, успокаивает человек себя в таких случаях.
В его жизни случались перемены, часто и очень большие. Но дело в том, что все эти изменения были будто бы плановыми, как очередной переход из одного положения в другое, и потому воспринимались как должное. Тем более планы и алгоритмы строят обычно жена и теща. Нельзя сказать, что Баязит встречал на ура каждый их шаг в деле благоустройства их общей жизни, но особо и не сопротивлялся. Всегда приходил к выводу, что доводы жены, а скорее тещи, заранее обработавшей родную любимую дочь, верные и надежные. Да и хлопоты по обустройству жизненного пространства Баязита особо не касались, для перехода на следующий уровень было достаточно его согласия. Самым решительным шагом в его жизни, пожалуй, было решение вступить в брак, прожив тридцать с гаком лет.
— Умейте мириться с жизненными ситуациями, детки мои, – любит повторять теща, – когда довольствуешься тем, что Бог послал, он тоже не скряжничает…
Вот так, довольствуясь полученным от Господа, она уже ищет пути превратить трехкомнатную квартиру в четырехкомнатную, не захотела, чтобы единственная дочка утонула в пеленках и отговорила ее рожать второго ребенка. Все еще стройная и здоровая, теща, в свое время отделавшись от пьяницы мужа, согласилась на пожизненное женское одиночество, предпочитая жить с дочкой и зятем. Вернее, она решила, что им она нужнее. Поэтому Баязит, зная, что дома у него всегда покой и порядок, привык подолгу задерживаться на работе.
Не всегда за человеком тянется только его черная борода, белая уже наперед видна. Старательный специалист таким образом завоевал авторитет, поднимаясь все выше и выше по служебной лестнице. Зная его исполнительность и послушный нрав, куда бы ни пригласили, нигде не предлагали первых кресел.
Да и он сам особо не рвался на передовую, ему нравилось сидеть в заместителях, в тылу, так сказать. Если так хочется власти, пожалуйста, раз в году руководитель уходит в отпуск, предоставляя тебе возможность почувствовать себя первым человеком в организации. Зато за это время ты не успеваешь наломать дров.
Вот снова лето наступает. Сначала жена выйдет в отпуск, укатит в санаторий, потом он сам куда-нибудь уедет на месяц, после уже глава отправится за границу отдыхать – так за короткое лето наберется целый ворох впечатлений, которых хватит на всю долгую зиму…
Представив наступающее лето, Баязит повеселел. Так, в этом году, кажется, никого из знакомых не нужно проталкивать в вуз, можно самому строить планы.
Самое удобное – смыться с друзьями в дом отдыха. Дача все лето будет в распоряжении тещи, она там возится с внуком. Значит, нужно уже начинать искать подходящий вариант. Недолго думая, Баязит послал электронное письмо другу-однокашнику в соседнюю администрацию: «Здорово, Ханиф, выходи на связь.
На повестке – летний отдых. Пока!» Хороша современная техника – Ханиф в это время черт знает где бродит, а вот придет утром, письмо уже мелькает перед его глазами.
Хотел выключить компьютер, но экран мигнул – Ханиф тоже сидит на работе и ответ строчит: «На две недели уезжаю в командировку. Выбирай сам, если не хочешь отдыхать, довольствуясь остатком после выбора. Пока!» Ну и сволочуга, до сих пор то и дело напоминает тот случай «с остаточным принципом»!..
В прошлом году они уехали в дом отдыха вдвоем. Рыбалка, сбор ягод, купание, тихие теплые вечера у костра на берегу укромного пруда – такого удовольствия хватило Ханифу на три дня. В один дождливый вечер он завел машину и куда-то укатил. Привез двоих незнакомок, как сказал, из соседней деревни.
Баязит догадался, что они вовсе не деревенские, позже обратил внимание: за одной из них его друг давно ухлестывал. А вторая была прихвачена просто для компании. С ней у Баязита не заладилось. То ли сам он перестарался, выставляя себя слишком серьезным дядей, или Ханиф особо не выбирал подругу для лучшего друга. Во всяком случае, они удовольствовались прогулками по берегу пруда, разговаривая на совершенно отвлеченные темы или же вовсе играя в молчанку. Ближе так и не стали. Тогда на прощание эта женщина, Алима, и сказала: «Извините, Баязит Тимерьянович, так уж получилось. Ваш друг Ханиф выбирал первым, а вы, кажется, меня посчитали сухим остатком от его выбора…»
Вот так и пошло среди знакомых такое выражение – «остаток от выбора». Разве Ханиф упустит такую возможность – посмеяться над человеком, напомнить об этом случае? Ладно, хоть с Баязитом не связывал эту историю, рассказывал про какого-то малознакомого героя. Но в личном разговоре то и дело вспоминает, поддевая неумение друга ладить с женским полом, а может, выпячивая свое превосходство в амурных делах… Нет уж, на этот раз Баязит сам будет выбирающим. Да и эта женщина… не зря же лезет напролом!..
* * *
В горах весна имеет восхитительное воздействие. Пока в долинах тает снег, разливаются реки и озера, горы глядят на все это свысока, гордо поблескивая холодными белыми вершинами. Скромно дожидаются своей очереди, так сказать. А когда зашумят их склоны, жди и внизу наплыва страстей: огромная сила, накопленная за долгую зиму, шумными ручьями устремляется вниз, и начинается яростная вакханалия настоящей весны! Кто может остаться в стороне от такого натиска?
Но быстро исчезают игривые ручейки, оставляя лишь воспоминания о вчерашних бурливых потоках. С новым рассветом даже не подумаешь, что тут еще недавно неслись яростные реки, готовые смести все на своем пути. Было ли это все: к стремительным взлетам призывающее вдохновение, ласкающие душу мелодии поющих вод, ощущение бесконечности высоты и широты пространства?
Так и хочется вновь дожидаться еще такой весны, снова карабкаться по склонам, чтобы ощутить горячее пробуждение холодных миров…
Баязит задумался об этом, с нежностью любуясь в рассветной тишине почти детским выражением лица спящей женщины, ища в ней следы вчерашнего бурного урагана. Сколько раз он видел, как вершины освобождаются от зимнего унылого затишья, окунаясь в буйную летнюю красоту, а вот ведь – впервые имеет возможность сравнить эту картину с природой женской натуры. Хотя, не попадались ему такие женщины, да и вряд ли встретятся еще… Нужно согласиться с тем, что еще одна вершина взята, цель достигнута, и – айда вперед, к новым высотам, к будущим победам! Никто от тебя иного не ожидает: так случайно сорванный и выброшенный по дороге цветок не может задержать идущего человека. Одна короткая встреча не может повернуть огромное течение жизни, разве что устроит небольшой водоворот. Можно сожалеть, что эта встреча не случилась намного раньше, нужно поблагодарить судьбу, что лучше поздно, чем никогда, даже понадеяться, что такое еще может повториться… Надеяться, естественно, имеешь право. Но не более того. Случайность не вина, а вот ожидание ее – большой грех. Это уже тянет на намерение, замысел, а планирование греха – это уже, как любит говаривать его любимая теща…
— Гадаешь, как докатился до такой жизни?
Мужчина, лишь томным взглядом ласкающий волнистые волосы, высокие груди и еще не утратившие стройность талию и бедра, вздрогнул от сонного шепота, руки невольно потянули к одеялу.
— Не вставай, полежим еще… – Так молодая жена провожает любимого в дальнюю дорогу. Она обвила его руками за шею и снова вернула ту энергию, которую вчера сама же высосала вроде до капли. Разве могут быть в такой миг какие-то дурацкие мысли о наступающем дне, предстоящей работе и вообще о чем-нибудь? Эта же та таинственная сила Природы, которая вдохновляла мужчин на славные победы или же заставляла совершать удивительно необъяснимые глупости!
— Извини, совратила я тебя, – бархатные руки погладили ощетинившуюся за ночь щеку. – Теперь можешь уходить.
— Куда торопиться? – Странно, как может женщина говорить о чем-то в такой таинственный час… Ведь ей самой тоже нечасто попадаются такие приятные моменты. – Погляжу немного…
— Разве солнце еще не напомнило, чьим суженым являешься? Ладно, разрешаю, – женщина столкнула его с себя и сама расположилась сверху. – Наверное, думаешь, как эта беспутная баба влетела в мою жизнь?
— Помолчи, торжество испортишь… – Хотя в голову Баязита тоже лезла мысль о том, как же быть дальше. Сил-то хватит встать и уйти сейчас, а вот что делать потом? Встретиться еще? И как долго может продолжиться эта история? А еще – как объясниться дома? Этот вопрос он специально оставил последним, потому что решение его зависит только от него самого. Короткие свидания случались и раньше, проходили как-то без последствий, и эта будет такой же. Важнее заглянуть в будущее. Хотя, нет удобнее постоянного любовника для одинокой женщины. Но чувствует Баязит: Халида не из тех, кто собирает коллекцию из мужчин- бабников, не гуляет в их поисках. Ладно, хоть не отказала тому, кого судьба сама вывела навстречу. Оба не жалеют. Но предложить все же стоило бы.
Только пусть не думает, что навязывается.
— Да, приходится оставлять на недельку такое блаженство, – мужчина пальцем провел по темным волосам, носу, пухлым губам, отправляясь к вздернутым грудям.
— Командировка ожидается?
«Не сказала ведь “пока дома буря не стихнет”», – подумал мужчина. Уверена в своей притягательности? Еще вчера заметил: и силой характера, и твердостью воли они стоят друг друга. Халида умеет находить достойный ответ на любой вопрос, не витает в облаках, но и желания погрязнуть в житейской суете у нее нет. Из жизни она умеет брать нужное, отдавая лишь необходимое.
— Не будешь скучать разве? – Он ответил вопросом на вопрос. Намекнул таким образом, ведь прямо же не предложишь стать любовницей. Гордая, что ни говори.
— До этого жила же, не скучала…
— Ну, это другое дело. А вот в жизни бывают такие истории: живут двое, до восемнадцати лет даже не зная друг о друге, потом встречаются и уже не могут расстаться… Не удивительно разве?
— Тайна природы… – Женщина грустно улыбнулась. – Но они, наверное, носили в душе надежду, что когда-либо все равно встретятся. Даже не ведавший чувства любви человек знает, что она есть…
— И вечные тайны когда- нибудь раскрываются. Должны раскрыться… – Баязит это сказал только для продолжения разговора, чтобы не молчать. Нет у него дара говорить намеками, что же поделаешь.
— Это как же, Баязит Тимерьянович – хочешь сказать, что нашел во мне ту, которую искал всю жизнь? – Нет, эта дама отнюдь не простачка, она как будто предугадывает, куда поворачивают мысли человека, и пытается их упредить!
– Давай не будем заглядывать так далеко и заходить так глубоко, ведь впереди еще есть жизнь, правда? Если оборвать сейчас же, боюсь что-то большое потерять, но и предложить что-то конкретное не смею… Бог троицу любит, говорят, и мы сделаем так, да?
Вот ведь: сколько он думал- загадывал, а она одним махом все поставила на свои места, решила разом! Теперь уже можно, наверное, предложить ту идею, которая, как он сейчас догадался, возникла еще при первой встрече.
— В отпуск когда, красивая моя?
— Есть предложение? До этого заранее не планировала – не было необходимости. Сейчас, наверное, когда попрошу, тогда и отпустят.
— Предложение отличное: двум парам отречься от благ цивилизации и провести две недели на лоне дикой природы!
— Очень интересно! У какого моря?
— Недалеко: горы, лесная поляна, река и палатка.
— Нет, тогда пусть будет шалаш!
— Ладно, шалаш! Строить умеем!..
* * *
— Ханиф, я влюбился!
— Снова? – Пытающийся приладить кусочек дощечки на край палисадника Ханиф даже не моргнув воспринял эту новость, вроде бы нацеленную взорвать целый мир. – Если не ошибаюсь, ты один раз когда-то уже терял голову в наплыве чувств?
— Смешно тебе… Тут человек, честно говоря, снова возвращает далекое кристальное, а ты… ты… как будто стариканом родился!
— Не говори так, дружище. Стариком не родился, но сейчас уже староват, правда. Только беспокоит, что ты до сих пор этого не понимаешь. – Ханиф пошел и сел под уютный навес, налил пива из бутылки, засунутой в ведро с холодной водой, потянулся за луком на грядке. – Тебе не наливаю – и так пьяный от переживаний… Ладно, побалуйся немного, если без последствий.
— Какие последствия? – Баязит взял большую бутыль, хлебнул из горла, поперхнулся и выплюнул, тоже потянулся за луком. – Тьфу, думал – пиво, а тут брага…
— По-деревенски уж, делаю настойки иногда. Не спрашиваю, кто она, сам так и стремишься познакомить. Понимаю. Только у меня одна просьба: если не надолго, не лезь в петлю, еще найдешь. – Как будто ничего не случилось, Ханиф принялся полоть грядку. – Я помню чудное мгновенье…
Баязит промолчал. Было бы верхом глупости рассусоливать о любовных чувствах Ханифу, до сих пор не забывающему свою первую любовь и живущему со второй женой. Об этом всем известно, проблемы решены, все точки расставлены. А что, разве его друг сомневается, что Баязит тоже способен на такое? Или завидует? Но для Ханифа несвойственны такие понятия, он построил жизненные принципы по учению Карнеги и жестко их придерживается, стараясь бывать со всеми в дружбе и согласии. Но он ведь, похоронив первую жену, утверждает, что и вторую жену любит так же сильно, как и ту – самую первую красавицу студенческих лет! Подожди, разве Баязит говорил ему, что собирается развестись с супругой и жениться на Халиде?
— Ладно, дружище, все на этом! – Баязит прихватил бутылку с кружкой и стаканом, сел напротив Ханифа, уже заканчивающего полоть грядку. – Поедем на пикник, там познакомлю. Или думаешь, что черствая чиновничья душа друга уже неспособна на нежные чувства?
— Четверть века живем вместе в этом городе, и я тебя не знаю? – Ханиф взглянул на дно железной кружки, еще добавил. – Твоя деревенщина снова впереди скачет… Наверное, и сам не знаешь, кто она такая, откуда, а все туда же…
— Причем тут моя деревня?!
— Безотцовщина тут причем! – Выказывая свое недовольство, друг до дна опорожнил кружку медовухи. – В деревне, между прочим, сначала узнают, кто и откуда, кому приходится родственником или близким, потом только переходят к конкретным делам. А перед знакомством с невестой или девушкой сначала выясняют про ее родню… А то загремишь в женихи своей же племяннице. Так что, извини, пока нет моего согласия!.. – Ханиф искренне захохотал, протягивая кружку с брагой Баязиту. – Если охмелел от любви, то опохмелись хотя бы этим!
Легче станет. Вот поедем на летник, там я сяду вместо твоего отца, порасспрошу, соблюдем все условности… Обычаи того требуют, Баязит! Надеюсь, ты не собираешься бросать семью и жениться заново?
Крутой поворот поначалу легкой беседы словно облил холодной водой. Он же, чего таить, лелеял надежду, что семейная жизнь будет идти по проторенной дорожке, а любовница… будет. Его жена не такая глупая, поймет, что муж ищет случайные встречи на стороне, но возвращается все равно к ней! Они же поженились не по пылкости любовных чувств! Просто двоих, уже в возрасте, парня и девушку свели вместе на одном из корпоративов коллеги. Вернее, надежные сваты уговорили обоих, что не будет в их жизни спокойствия, пока не поженятся они, остепенившиеся, дальше уже – некуда, в самый раз! Вот с тех пор их совместная жизнь катится по обычной колее, нет там ни ям, ни ухабов.
— Ну, до этого не дойдет, надеюсь. – проговорил он про себя, желая подождать, куда повернет друг дальше. – Ты же тоже каждой своей любовнице доказываешь, что именно она твоя единственная…
— Мои – другое дело. – Ханиф наклонился над следующей грядкой. – Они заранее знают, что они для меня – очередные, но им приятно слышать такие признания. Но для меня же они действительно единственные! Сам знаешь, каждый человек неповторим в этой жизни, а я с ними больше и не встречаюсь!.
— Славно! – Баязит успел всунуть в руку Ханифа очередную кружку, уже с водкой – пусть присмиреет, а то нервничать начал. – Гармошка тут? Пошли петь про первую любовь!..
— Айда, твою очередную любовь пригласим сюда! – Ханиф весело кинул маленькую гармошку на диван. – Надоело голосить о безответной любви!
— Как безответная? О первой любви же разговор! А у этой, очередной, пока грусти и печали нет… – Баязит искал посреди бутылок и закусок на столе свой телефон. – Давай! Только мы оба пьяные, кто их встретит на шоссе?
— Сейчас попрошу соседа, – выходя из дверей, пошатываясь, Ханиф обернулся назад. – Ты говорил, что она была с подружкой, пусть и ее захватит, а?..
Честно говоря, Баязит не очень надеялся, что они приедут так скоро. Хотя не удивительно, что в начале лета одинокие женщины стремятся в объятия природы, куда приглашают видные мужчины. Друг Ханиф, вон, попросил соседа, и тот полетел за лебедушками, бросив все дела. Он тоже не безгрешный, хорошо понимает: не послушаешься соседа в этот раз – он откажет в другом случае. Довольно большой начальник, что ни говори!
Теперь можно спуститься в погреб друга и выбирать, из чего можно сварганить праздничный стол. Баязит уже придумал, чем удивить приезжающую Алмагуль: когда они вой дут в дом, он будет сидеть и играть на гармони! Не совсем же плохие парни, они сегодня – блюстители обычаев и традиций!
Но не успел. Вернее, занявшись приготовлением стола, не услышал, как остановилась машина у ворот.
— Здесь живут новые башкиры?
— Алмагуль, ты сегодня как девчонка! – Мужчина обнял женщину в легком ситцевом платье и донес на руках до дивана. – Услышал, что вы едете, и душа всколыхнулась…
— А мы и познакомились, и сблизились! – Ханиф за руку ввел другую женщину, усадил в кресло, другой рукой беря гармонь. – Забира всю дорогу говорила о грусти по деревне, обновим ее чувства!
Много есть хорошего в Ханифе. В их число входит и великодушие, умение угадывать, чем человек занят именно в это время, и согласовывать свои действия с другими. Вот и сейчас он, велев кивком головы предложить женщинам, погрустневшим под печальную мелодию, по бокалу шампанского, так же бессловно указал другой лишней паре освободить домик. Вас, любовников, ждут на улице соловьи и яблоневый цвет, чего томиться в такой духоте? И вправду, так же беззвучно согласился Баязит, чего мешать другим, когда на улице такая красота! Взявшись за руки, без слов они вышли в палисадник и сели среди пышно цветущих вишен, прильнули друг к другу, как влюбленные подростки. Когда первая жажда была утолена, женщина заговорила первой:
— Интересный твой друг… Подумаешь, вроде бы солидный начальник, а поглядишь – мальчишка. И вопросы он задает – хоть стой, хоть падай…
— Да, он такой! – А как же: только помечтал о такой встрече, а он взял и организовал! Два дня начинающегося лета впереди, ночь между ними. В такую пору дача друга, вмиг превратившаяся в райский сад, кажется воплощением вершины желаний!
— Пойдем к реке!
— Тут тебя знают? – женщина в любом случае, даже пьяная, не забывает о реальности.
— Только рыбы и соловьи узнать могут! – весело засмеялся пьянеющий мужчина. – Но и у них сейчас свадебная пора, не до нас!
В пышном цветении возвращающаяся в берега после паводка речка Дема.
Уже отцветающая черемуха по берегам, в слиянии с погрустневшими трелями соловьев добавляет печали к их заранее предопределенной разлуке. В такое время не хочется говорить ни о чем, светлые чувства, сами собой рождаясь, только увеличивают горесть предстоящего расставания. Ни о чем разговаривать не хочется, мысли ведут в предопределенный тупик. А иначе как – разве осень переходит в весну? Думать об этом не хочется… В юности испытывал Баязит такое? Нет, пожалуй, иначе вспомнил бы. Но это состояние не кажется ему незнакомым.
Возвращались невеселые. Два сердца и так понимали, что самые волшебные минуты обоих остались в прошлом, взрослым и трезвым умом познали неповторимость таких мгновений, уже не надеясь на большее. Что еще говорить в такое время, кроме того, как благодарить судьбу за неожиданный подарок? Если так широк душой, такой же подарок пожелай и другим. Иногда глядишь, и миры посветлеют, и люди посмотрят друг на друга душевнее, повеселее…
— Молодежь любуется жизнью, а старики гутарят о жизненных неурядицах? – так встретил их Ханиф, занимающийся готовкой шашлыка на кирпичах. Баязит промолчал, за руку ввел Халиду в дом, усадил на диван. Молча уставились друг на друга, взялись за звонкие рюмочки, чокнулись, улыбнувшись каким-то непонятным друг другу вещам.
— У-эх! – захмелевший мужчина взялся за гармонь. Захотелось раскрыть душу под известную мелодию. Зачем лишние разговоры, когда вот – давно уже написано все, что душа твоя хочет высказать. Значит, ты не последний из таких мечтателей.
Белым цветом валит белый снег,
Нам напомнив о светлой мечте.
В белоснежном цвету черемух
Мы бродили и пели, как во сне…
В громкий голос Баязита влилось мягкое пение вошедшего Ханифа, потом зазвучали нежные голоса двух женщин. Общая песня сблизила четверых еще недавно совершенно незнакомых людей.
— Концерт окончен! Теперь порядок меняется: нам – на Дему, а вам дом караулить! – приказал хозяин. Уходя, улыбаясь, напомнил: – Двери не закрывать, огонь не гасить и не грустить!
— Тихо посидим, – сказала Алмагуль-Халида, привлекая к себе собравшегося убирать со стола Баязита.
— Команду же слышала.
— Велено было не грустить. Иди, отблагодарю за такой прекрасный выходной!..
— Пока еще не все… Нас ждут соловьиная заря, росистый рассвет…
— Ты уж не удивляйся, что я прибежала по первому зову, я хотела узнать тебя поближе, – погрустневшая женщина пробежала пальцами по клавишам гармони, – хотела влезть в твою душу, раскрыть твою огороженную чиновничьем обличием невинность…
— Ну и?.. Открыла?
— Да. Хороший ты человек. Только грусти в тебе много. Вон, гармонь твоя об этом говорит. – Халида взяла инструмент и убрала от себя, налила багровое вино в изящную рюмку, приставила к губам. – Вот такой ты, что это вино, – сладкий, а вроде бы и хмельной! Как там говорил поэт: твои губы коснулись той кружки, где и мои пробовали вино…
— И не хочется оторваться от его сладковатого вкуса! – продолжил Баязит, не обращая внимания на упавшую на пол расколовшуюся рюмку.
— Да, ваша любовная история намного интереснее нашей… – Вошедшая вторая пара вывела их из размышлений. – Шашлык сгорел, огонь потух… Это я дурак – оставил судьбу мира на попечение двух влюбленных…
* * *
— Ханиф, я на летник не поеду!
— Что еще случилось?
— Алмагуль не едет…
— И что с ней?
— Ну, любовь перешла в любовное…
— Подожди, друг, я сейчас!..
Место секретничания двух друзей – сад Ханифа. Только туда Баязит сегодня не хочет – черемухи уже отцвели, река Дема отгремела, соловьи присмирели. Он повернул белую «Волгу» к своей даче. Наверное, там и будет его нынешний летник – нужно привыкать. Ханиф молчит, смотрит вперед. Иногда бросает взгляд на друга – не сжег ли его очередной огненный порыв, и не прихватят ли порывы очередных пожарищ его тоже?
— Извини, друг, в тот раз высказал, словно угадывал. Я про петлю…
— Причем тут петля? – «Волга» остановилась на дороге, но после сигнала сзади тронулась снова. – Халида беременная от меня, понимаешь?
— А-а, Ханиф вздохнул так легко, словно гору сбросил с плеча. – А я было подумал, что остыл от нелюбви… Ерунда, оказывается!..
— Не понял! – Так обычно глядят на человека, впервые встретившегося в жизни, или таким взором сопровождают гусака, высиживающего яйца, еще страннее – глядят на петуха, снесшего яйцо. – Не понимаю я тебя… Объяснись, если сможешь!
— Сейчас. Только дай язык разогреть, – Ханиф быстренько расстелил скатерть под яблоней, опрокинул целый стакан водки. – На, пей, тебе теперь только от этого хмелеть!
— Не издевайся, я действительно безумен!
— Ну тогда начнем с этого. Ты выяснял хотя бы: она сама захотела забеременеть или просто случайно вышло? И самое главное: жена твоя знает о ваших отношениях? Давай, на конкретные вопросы жду внятных ответов, – Ханиф влил в горло уже третий стакан.
— На все один ответ – да… – Баязит опрокинулся навзничь и уставился вверх.
Там в иссиня- голубом небе куда-то торопится лишь один лоскуток облака, словно уносит что-то сокровенное от него. Или действительно – убегает и уносит с собой?
— Когда встречались еще после того случая? – Друг, кажется, захотел прояснить ситуацию, восстановив последовательность событий.
— На прошлых выходных. Знаешь, кто она? – Баязит выпил стакан, даже не заметив вкуса и заговорил с жаром. – Она – родная сестренка моей студенческой любви Ильсуяр! А та умерла, понимаешь? На смертном одре попросила ее найти меня! Вот она и отыскала. И захотелось ей испытать те же чувства, что были у сестры…
Ханиф посмотрел на друга осоловевшим взглядом, на лице разом выразились давние воспоминания, торжество своей правоты и горькая жалость.
— А я разве не говорил тебе: сначала разузнай про ее родню? Значит, намеренно искала встречи… Ладно, это ее дело. А жена твоя откуда в курсе?
— Они встречались…
— Так-так!..Они встретились, объяснились, прошла уже неделя, а ты до сих пор жив и невредим? Значит?..
— Ты же знаешь мою Фариду, – Баязит сходил к машине, принес еще одну бутылку, начал раскупоривать. – Она, как учила ее мать, довольствуется малым.
Халида обещала ей, что наши отношения на том закончились. Теперь Фарида еще крепче держится за меня. Говорят же, только к хорошим мужьям липнут посторонние женщины…
— Да, это бесспорно… – Ханиф выплюнул соломинку, которую жевал, поднялся. – Славная она, твоя жена, разумеешь?
— А кто же ее хает? Моя Фарида давно поймала своего лебедя в небе, лишнее ей не нужно. Я же тебе хочу объяснить совершенно другое: она меня использовала как племенного жеребца, по научению сестры, чтобы родить ребенка для себя на старости лет!
— Фу, наконец-то и ты протрезвел! На, опохмелись! – Ханиф засмеялся искренне и слишком громко. – Что может быть прекраснее романа с красивым концом? Из этого лабиринта вы все выходите со своей находкой, а я тут причем?
— А я не хочу иметь ребенка на стороне! – Баязит ударил кулаком по стволу яблони. На них посыпались крупные капли утреннего дождя. – Пусть избавляется! Или же…
— Что «или»? Ты же не можешь жить с двумя женами сразу. Женишься на этой, осиротишь первого ребенка. Подумай, дурак, не он останется сиротой, а ты его бросишь и осиротишь! Прими новое дитя как продолжение жизни твоей первой любви – Ильсуяр, носи в душе как воспоминание. Мне бы вот такое обновление чувств через столько лет… – Ханиф погрозил пальцем: – Смотри, Баязит, если не сможешь достойно выйти из этого лабиринта, ты мне не друг!
Любовь – это не только сладкие переживания под соловьиные трели, это еще и умение сохранить эти чувства в дальнейшей жизни!..
Ильсуяр… Ты что, заранее знала, что через годы вернешься ко мне в облике таинственной женщины посреди шумного весеннего города? А почему тогда он, Баязит, как и друг его Ханиф, не хранил те чистые чувства до сегодняшнего дня, не ждал, не искал тебя, посчитав, что потерял навсегда? Что там еще таится в закромах его души, кроме пылкой первой любви? А ты, наверное, увидела с небес, что нежность и душевность твоего друга постепенно подавляются серым бытием и потому поспешила на выручку. Предупреждение это или наставление на путь истинный? Тогда где же он оступился, пошел по утоптанной многими дороге, превратившуюся в пыльный и широкий большак?..
— Ладно уж, Ханиф, одурел я… Интересна эта жизнь: вот ведь мою жену ты понимаешь лучше меня. Что теперь с Алмагулью делать, не соображу…
— В душу вмести, а не умом постигай! Или ты действительно превратился в черствого чиновника, как в газетах пишут? Да, она нашла тебя, чтобы исполнить наказ своей сестры, но потом же полюбила тебя! Сестра же не наказала ей родить от тебя ребенка. Я не этому удивляюсь, непонятно другое: оказывается, до сих пор находятся женщины, влюбляющиеся в тебя и даже желающие от тебя ребенка иметь! – Торжественный хохот Ханифа погремел на весь сад. – Ну, дружище, давай за дружбу и вечную любовь!
* * *
В этом году Баязит провел лето в своем саду. И на работу ездил оттуда. Сына сразу на два заезда отправил в лагерь, потом спровадил к морю с бабушкой.
К удивлению всех, сам не стал брать очередной отпуск. Как высказал друг Ханиф, он среди грядок искал то, что потерял в городской суете. С другой стороны, нужно было оправдаться перед женой, ведя уединенный семейный быт. Дуясь на него около месяца, Фарида тоже появилась на даче, а когда узнала, что Алмагуль-Халида уехала в деревню, совсем успокоилась, переехала жить к нему.
Со стороны их жизнь казалась образцом счастливого семейства, на зависть многим. Не зря говорят в народе: если рука сломана – в рукаве, если нога – то в штанине. Баязит горечь и печаль в сердце подавлял круглосуточной работой, почернел на солнце и исхудал от беготни. Фарида, конечно, хорошо понимает, какие вихри кружатся в его душе. Но что поделаешь, отдать суженого – свою душу отдать. Пока самое утешительное – возобновление отношений. В то же время она страшится того, что муж снова вспомнит недавнюю подружку, и тогда – прощай семейная идиллия! Потому она рассчитывает каждый шаг, продумывает каждое слово. В глубине души очень хочет, чтобы другой ребенок, которого под сердцем носит, оказался девочкой. Об этом она не говорила даже матери, не то что Баязиту. Ведь она когда-то по наущению матери избавилась от второго ребенка, когда муж очень хотел. А теперь что – хочет привязать мужа к себе таким образом? Беременность жены он может воспринять именно так.
Ведь та шлюха его соблазнила именно с такой целью?
Ум женщины всегда следует позади чувств – это Фарида знает по себе. Ведь чуть не наделала глупостей, когда узнала, что у мужа появилась любовница.
Баязит чуть не сорвался, начал было собираться уже, чтобы уйти к этой бабе!
А ведь они сами на работе днями обсуждают и осуждают гуляющих на сторону коллег, любовниц руководителей. Приходя домой, она все эти истории пересказывает мужу, выставляя их смешными. Хорошо, что не разразился большой скандал: та женщина оказалась умнее, быстро исчезла. А она еще хотела взять с собой на разборку подругу – сегодня их семья оказалась бы в центре сплетен.
Но все же Фарида не собирается прощать мужа. Это, скорее всего, тоже одно из свойств женской натуры – обиды хранятся в глубинах души очень долго, терпеливо выжидая удобного момента выплеснуться бурным потоком. А разве забудешь? Ведь муж не сказал: «Извини, оступился», – а все гнул свою линию, гордо оспаривая свое право хранить верность первой любви:
— Или ты думаешь, что телевидение взяло меня к себе штатным зрителем?
Я тоже человек – имею право любить и быть любимым! Вы уже сколько лет меня считаете лишь банкоматом, выдающим нужную сумму. Только для порядка ухаживаете, ремонтируете и присматриваете. А тут кому-то понадобился я сам, а не мой налаженный мир! – взбесился он. Обвинил Фариду и ее мать в мещанстве. Когда за ним с шумом захлопнулась дверь, Фарида испугалась, что осталась без мужа. Бог миловал: Баязит вернулся с бутылкой водки, закрылся с ней в кухне и всю ночь пиликал на гармошке непонятные городской Фариде грустные мелодии. Но она тоже не спала, прислушивалась к музыке, довольно приятной, и молча плакала в подушку. А рано утром, когда муж вконец захмелел, решилась…
Ей, росшей без отца, невозможно предугадывать поведение мужчин в критических ситуациях. Даже мама не угадала: мол, преклонит виноватую голову, попросит прощения!.. И она не знала характер зятя. Вот поэтому сейчас держится на расстоянии, но особо не упускает из виду. Фарида всем нутром именно в саду чувствует, что муж ее так и остался кочевником- степняком. Особенно тяжко, когда Баязит берет в руки гармонь. В те моменты она присаживается к нему, притихает, уставясь в неизвестность. По-своему пытается вникнуть в те чувства, которые будят в душе мужа незнакомые мелодии. Баязит поет о девушке в голубом платье, гуляющей в зеленых лугах, прощается со стаей диких гусей, которых Фарида видела только по телевизору, печально вспоминает берега в пышном черемуховом цвету… Фариде, в молодости танцевавшей на дискотеках под непонятную иностранную музыку, удивительно, откуда ее муж знает столько песен.
Еще удивительно то, что взрослый и трезвый человек, довольно далекий от мира искусства, может сидеть в одиночку, играть и петь такие печальные песни. Иногда так хочется подпевать ему, погружась в манящие звуки гармони, но боится испортить его настроение, не зная ни слов, ни смысла звучащей песни. Терпение во всем, говорит же мама, наверное, это только время лечит…
* * *
Прохладный рассвет размазал белесый туман среди деревьев, превратив утро поздней осени в светловатый омут. Родная деревня встретила Баязита удивительной тишиной. Обычно он возвращается летом, когда деревня уже проснулась и занялась повседневными хлопотами. А может, со временем и села, как люди, взрослеют и устают, превратившись в спокойных стариков? Хотя в предзимнюю раннюю пору выходного дня кто же поторопится в дорогу и кто догадается встретить Баязита, сошедшего с поезда?
Он довольно долго присматривался к просторному дому брата, обнесенному высоким частоколом. Неудобно в такую рань будить родню. Невестка, с которой уже столько лет не виделись, спросонья спросит, кто такой и откуда взялся; или же брат посмотрит с сомнением – неужели и про него вспомнили…
И правда, почему он так долго не приезжал в отчий дом? Как будто обидевшись на несправедливость судьбы, одним махом отнявшей самых близких людей еще в студенческие годы, он всегда пытался чувство тоски по родным местам заглушить непрерывной работой. Работа помогала упрятать поглубже еще одно чувство – сиротство – в глубинные погреба души. С годами эта причина отошла еще дальше, потому что стали покойниками родители друзей и сверстников, превратив их в ровню. А потом и отношения с ними отдалились, перейдя в смутные воспоминания. Так, наверное, случается: убегая от медведя, можешь попасться к волку в пасть. Сейчас вот вроде бы все в деревне знакомы, а не с кем встретиться и на какую-то тему искренне побеседовать. Если только не уйти в воспоминания, тоже довольно грустные…
Ворота, напоминавшие крепостные, и двери за ними оказались настежь открытыми. То ли с утра пораньше уже выходил кто-то, или его брат, блюдя старые обычаи, все держит незапертым. Перед тем как постучаться в основную дверь, обитую по-городскому дерматином, потянул её на себя, и она открылась легко, пропустив гостя в шумный и яркий мир.
— Здравствуйте, можно?
Брат, громко спорящий с кем-то на кухне, даже не обратил внимания на его голос. Но послышался грохот из чулана. Чуть не сбив с ног Баязита, до сих пор стоящего в недоумении в прихожей, вбежал еще один мужик. Он легко обошел препятствие в виде человека, прошел на освещенную кухню и поставил на стол бутылку, сказав что-то тем двоим, кивая в сторону двери. Они обернулись к Баязиту.
— Говорю, здравствуйте, никто не слышит… – Словно оправдываясь, гость поставил увесистую сумку на пол, снял шапку. – Здорово, брат!
— Ха, братишка Баязит объявился! – Брат с трудом поднялся из-за стола, давая понять, что застолье в этом доме продолжалось всю ночь. – Мать, а мать, подъем! Гостя встречай!
— Она в хлеву, к скотине вышла, – пояснил незнакомый парень, принесший выпивку. С виду кажется, что недавно из армии вернулся. А третий тоже не знаком. Не одноклассник ли Рамиль? Да нет, он же умер, кажется?
— Ладно уж.. – От чего-то отмахнулся брат и начал распоряжаться: – Ямиль, принеси из зала еще один стул. А ты, братишка, садись и рассказывай, какими ветрами тебя занесло в наш богом забытый край?
Сели и притихли. Хозяин, даже не догадавшись, что стороны не знакомы, начал поправлять стол: убрал пустые бутылки, добавил в миски соленые огурцы и картофель, мутную жидкость из бутылки разлил по четырем стаканам. Потом только заметил, что гости поглядывают друг на друга как-то стеснительно, засмеялся:
— Думаю, чего это уставились, словно чужие… Ямиль, Салим, а этот – мой братишка Баязит, о котором недавно разговор был. Великий выходец из нашей деревни. Как говорится, сто лет будешь жить. Айдате, – хозяин не оставил места для возражений, опрокинув граненый стакан.
— По какому поводу пьем? – Баязит хотел выяснить причину столь позднего, или уже раннего, застолья.
— Вот, братишка Салим рассказывал о порядках нынешней армии. А так – пора забоя скота, можно сказать. Тоже праздник по-своему. Мало ли поводов?
Было бы что пить, а горло всегда наготове.
— Как здоровье жены? – все еще сомневающийся Баязит покрутил стакан с мутной жидкостью, второй рукой открыл занавеску на окне, показывая, что во дворе уже светает. – Сын твой и дочка привет передавали…
— Что с ней станется, вся в бегах. Сегодня заночевала в летнем доме, жаловалась, что сильно шумим. А с детьми она через день перезванивается, что твои приветы… Про свои дела расскажи лучше, заблудившийся!
— Дела нормальные. Приехал вот. Давай лучше городской гостинец попробуем. – Баязит отодвинул от себя стакан с самогоном и вытащил из сумки литровую бутылку водки.
— Ого, ну у тебя ценности! – Брат засуетился, не зная, как открывать четырехгранную большую бутылку, куда наливать. – У нас в магазине такое тоже есть, но мы по привычке…
— Не станет ли она как желудку собаки растительное масло? – парень, представленный Ямилем, начал с любопытством рассматривать бутылку. – Начальство вот такую пьет, как же, не то что мы – настойку из куриного помета…
— Браток, не порти застолье, охаивая еду! – Брат Сабит уже успел нарезать холодное мясо, вытащить из шкафа хрустальные рюмки. – Мы тоже не лыком шиты, если бы захотели, и коньяк бы пить могли. А самогон он – более привычный. И за столом начальник один – хозяин дома!
Приехав в поисках душевного спокойствия, Баязит не рассчитывал попасть в такую шумную компанию. Подожди еще, вот появится невестка, и будет поручено подготовить большой пир в честь дорогого и важного гостя, позвать всех родственников, близких и дальних. Брату нужно же похвастаться родственником, работающим большим начальником в столице! Других утешений у него нет, сам хотя и еще здоровый мужчина, но детей давно пристроил в городе и коротает жизнь тихого сельского пенсионера. Вот эти посиделки с молодыми тоже от безделья и скуки.
Сослаться на отсутствие времени? А не кажется ли, что он готов убежать от всего, что ему не нравится? Если поехал подышать деревенским воздухом, то надышись уж, все же другая обстановка. Ладно, решил он, это всего лишь начало двухдневных выходных, пойду уж по течению – куда выведет. Все же родная земля, родные люди…
…Баязит с удивлением оглядывал притихший просторный дом, где недавно до ночи гудел большой пир. Чувствовалась сильная усталость от долгого общения с пьяными сверстниками, со стариками и старушками, беспрестанно пристающими со своими странными расспросами. Этот вечер напоминал старые деревенские пирушки, когда он, еще маленький, наблюдал за гостями в щелку из-за занавески. Деревня есть деревня, тут и обычаи свои, и бег времени особого влияния на ход жизни не оказывает. Наверху меняются законы и власти, а в деревне все катится, как сто лет назад. Помнит еще Баязит: отец его покойного друга Рамиля, дядя Халил, сначала наяривал на гармони на радость всем гостям, а потом, дойдя до опьянения, устраивал с кем-нибудь громкий скандал. Сейчас, оказывается, такой же характер у его сына Ямиля. Если подумать, Халил в те времена был в его нынешнем возрасте, только мальчишке отец одноклассника казался пожилым человеком. Пришли времена, когда женитьба или замужество в тридцать лет считается ранним, но танцы до ночи в двенадцать лет обычное дело, а поди же ты: песни не меняются, лишь новые добавляются, а старые остаются. Сейчас песни отцов стали застольными для поколения Баязита.
— Что, воспоминания нахлынули или впечатлений набрался? – Баязит с восхищением глянул на брата, вошедшего после проводов последних гостей: он ранним утром еще был пьяным, прошел день и вечер, а он ходит как ни в чем не бывало. – Там нас баня ждет, жена обновила.
— Посреди ночи?
— С такого устатку все равно заснуть не сможешь, а после бани станет легче.
Пошли, пошли… – Сабит взял со стола початую бутылку водки, собрал кое-что из съестного. – Поговорим в тишине, а то жизнь проходит, а мы даже не встречаемся…
Нечем было возразить на такие слова.
— Значит так, говоришь, ждете второго сына? – брат готовит все необходимое для парилки, в просторной, по-современному устроенной бане. – Теперь, брат, работающему человеку и в деревне неплохо живется. Да, были времена: каждый день рекорды ставили, а сами мясо и масло в магазине покупали.
— Ты тоже, как моя теща, хочешь сказать «слава Богу»? – Баязит не решился влезать на жаркий полок, сел пониже.
— Тебе еще рано довольствоваться имеющимся, братишка. Я своим простым умом кумекаю так: самодовольство, успокоение достигнутым портят человека!
— Как, как?
— Вот, например, возьмем меня. – Брат за руку потащил Баязита на полок. – У отца были два мальчика – ты да я. Он решил, что времена трудные, тяжелые, хватит с меня двоих детей, нужно хотя бы их вывести в люди. Если сравнивал с жизнью своего отца, то его жизнь казалась более- менее нормальной – есть-пить хватало. А теперь возьмем нас. Слов нет, в тяжелые времена попали мы: страна развалилась, народы между собой воевали, не было ни денег, ни продуктов, ни работы. Сейчас, слава Богу, лет пятнадцать живем в достатке и мире.
За это время я построил вот этот быт, вырастил и устроил двоих детей. И ты идешь тем же путем…
— Не понимаю, к чему ты клонишь! – Баязит снова спустился на пол. – Это что, отчет по жизненному пути?
— Во-во!.. Пройдут еще такие пятнадцать лет. Наши сыновья вот так же будут сидеть в бане и, если не будут дураками, вспомнят своего деда и не решат ли, что и они недалеко ушли от него?
— Так и скажут! – То ли пар бани начал выгонять пары спирта из организма, то ли Баязит начал понимать намеки брата – он захотел выйти в предбанник. – Хочешь сказать, что и ханские дворцы разрушаются, забудутся и строители, значит, пусть будущее поколение само заботится о себе и о своем будущем?
— Вот именно, – последовавший за ним брат поставил на низенький столик жбан с холодной водой, бутылку и две чашки. Говорят, что жалобы – признак старости. Но я не жалуюсь на старость, боюсь, что одолевает это самое самодовольство. В гостях заметил? Пьющих теперь не переделаешь, так и будут пьянствовать. Молодые вешаются! – от безделья. В деревне сколько людей имеют собственные лавки, хвастаются своим имуществом, а при въезде даже названия деревни нет! Сын не знает могилу отца, пока сам туда не отправится. Чтобы поправить колодец, откуда пьет воду, ходит в сельсовет жаловаться! Как не обидно за такое?
— Можно поближе к Богу пойти, к религии пристать, – Баязит попытался повернуть разговор в другую сторону.
— Я уже не могу отбросить прошлую жизнь и прийти к Богу. Как бы там ни было, можно ли так легко отречься от своего прошлого? Жизнь каждого человека – от рождения до смерти – одна дорога. Как можно все прошедшее вырезать и отбросить ради короткого будущего? Ладно, ты поставишь стену на половине пути. Для тебя от этой стены будет начало новой дороги, а ведь многим эта стена будет твоим памятником всему прошлому, каким бы оно ни было! И будет указывать всем, кем ты был тогда. Пусть мечеть строит новое поколение, а не бывший коммунист. Вот тогда и у него будет будущее!
— Ты тоже начал выпивать помногу, – говоря это, Баязит взял протянутую братом чашку. – Думал, тоже от безделья…
— Дурак, разве дела когда- нибудь кончаются… Это не от безделья, а в моем возрасте – от ощущения, что уже выброшен на берег, отстранен от фарватера – основного потока. И от чувства, что все, что до этого делал, никому уже не нужно – даже себе!
— А почему так получилось-то? Не сам ли виноват… – Баязит прикусил язык, разве он может обвинять родного брата в чем-то… В том, что детей своих отправил в город, от себя подальше, выучив их несельским профессиям?
— Все те, которые воспользовались нынешней ситуацией и кинулись копить богатство, тоже окажутся в моем положении, так и знай! Разве в этом дело? Вот возьми свою невестку. Вся ее жизнь прошла в деревне. Спроси у нее для интереса: когда она в последний раз слушала соловья? Я даже знаю, что она ответит:
«Да ты что, Баязит, как же можно: дом большой, дела, скотина – до соловья ли тут?..»Довольная всем, душа опустела у нее, понимаешь!
В это время снаружи раздался женский голос:
— Эй, вы, живы там? Я чай принесла!
— Дома попьем! Тут другое есть, – ответил брат.
— Ну, невестка, пойдем весной слушать соловья? – спросил весело Баязит, удобно устроившись за самоваром после бани, довольный и раскрасневшийся.
И подмигнул брату.
— Ты что, сдурел? – Сабира перестала разливать чай и поспешила к печке, как понял Баязит – спасительнице женщин в критических ситуациях.
— А я весной всегда слушаю. Выхожу к Деме по вечерам, иногда даже подыгрываю их трелям на гармошке.
— Как же, как же… У вас, кроме этой забавы, разве есть другие дела? – Невестка обиделась, напыжилась и вовсе ушла из кухни.
— Видел, с кем прошла моя жизнь? – брат сделал обиженную гримасу и тяжело вздохнул. Баязит остановил его руку, потянувшуюся за бутылкой, и показал на часы. Тот не стал сопротивляться, с легкостью отставил водку, взялся за чай.
И ударился в воспоминания. – А ты знаешь, мы же в разгар свадьбы вдвоем убежали на соловьиный луг…
Восхищенно глядя в заискрившиеся глаза вдохновленного воспоминаниями брата, Баязит терзался своими мыслями. Вот его брат заново переживает те мгновения, когда они с любимой девушкой убежали слушать соловья прямо из-за свадебного стола. Он до сих пор там, среди белого кипения черемух, под полной луной, в стрекоте кузнечиков. Хотя и обижается на жену, что забыла она те события в суете повседневных хлопот, он точно уверен, что душа ее до сих пор осталась такой же милой и нежной. И это чувство делает все его дела тоже основательными. Но… убежал бы он с новой молодой женой в те же луга послушать соловья сегодня, как Баязит, например? Вряд ли… Или Баязит в молодости не кипел в урагане страстей, не полыхал в пожаре любви? Разве два года, проведенные с Ильсуяр, не в престоле воспоминаний – до каждого мгновения?
— Агай, – солидный и серьезный мужчина схватил за руку размечтавшегося брата. – У меня будет ребенок… от другой женщины…
— А? – Сабит возмутился, словно у ребенка отобрали любимую игрушку, медленно возвращаясь к реальности. – Про это ты уже говорил… Подожди, как ты сказал?
— От другой женщины, – Баязит повторил, сам не узнавая своего голоса.
Словно он зашел на экзамен, заранее зная, что получит двойку, и с этим уже согласился. – Сноха твоя тоже беременна, это правда. Но еще одна женщина забеременела и хочет рожать…
— В нашем роду вроде не было «племенных жеребцов»… – Баязит испугался громкого ржанья брата – невестка может зайти. – И который из этих будущих наследников «по залету», а который – плод любви?
— Оба случайные, – мужчина успокоился и развел руками: будь что будет, но слово вылетело, не вернешь, колесо покатилось.
— Вот это по-нашему! – Брат глазами отыскал отодвинувшую давеча бутылку. – Растяпство есть в крови, не отнимешь. Я тоже не могу похвастаться верностью жене, бывало всякое. Я тогда разные приключения искал, а вот что привлекало во мне других баб – дело темное. А вот ты о возможном будущем ребенке должен был подумать! Должен думать!
Довольно резко высказал все это брат, не оставляя места для сомнений. Потом снова ушел в прошлое, задумавшись. Посидев так немного, он посмотрел в глаза братишки и задал неожиданный вопрос:
— Ты знаешь, как умер твой одноклассник Рамиль?
— Н-нет, только краем уха слышал, что умер вроде бы…
— Он, дурак, повесился из-за своих баб! – Баязит еле успел отскочить от резко взлетевшего кулака брата. – Ты же знал про его первую любовь, вот к ней и ушел он…
Как же не знать Баязиту любовную историю Рамиля и Фаягуль, до сих пор живущую в народе и все больше обрастающую разными преувеличениями, превращаясь в настоящее предание. Казалось, даже ветер не проникнет между ними, с детства росшими вместе по соседству. Не ветер, а соседская девушка пролезла, женила Рамиля на себе. А Фаягуль после этого уехала из села, значит, тоже умерла на стороне?
— Эта баба отняла любимого у другой… Но так и не смогла его своим сделать.
А этот, не хватало двух родных детей, сумел нажить на стороне третьего ребенка.
Получился большой скандал, он запил, жена выгнала. Как депутат, я тоже ходил налаживать их отношения. Но он прослышал про смерть Фаягуль, повесился, бедный. Потом полиция меня таскала.
— А ты-то здесь причем? – Баязит спросил наобум, словно его это интересовало больше, чем горестная история друга.
— Опять же эта сволочная баба! Как-то в сердцах высказал ему: «Если не можешь совладать с двумя женами, умирай тогда!» То ли действительно сказал, то ли она придумала для следователя, но чуть не сгноили меня в тюрьме…
А-ай… – Взмах руки брата на этот раз обозначил что-то вроде «с бабами- дурами свяжешься…» Только что же говорил: в старину, когда жизнь становилась в удовольствие, башкир женился на другой, а по сегодняшним меркам это означает – глядеть на сторону. У тебя так же было, чувствую!
— У нас было по любви, вроде бы… – Баязит то ли хотел объяснить, то ли – оправдаться. – Вернее – по приказу Любви…
— Не рассказывай ерунду, знаю! – Голос брата зазвенел, от удара кулаком об стол подпрыгнула посуда. – Ты еще скажи, что троих детей Рамиль сделал сиротами тоже по велению большой любви! Кто же, как там… этот твой друграспутник?
— Ханиф, – поспешил напомнить Баязит, радуясь, что критика пошла в другое русло. – У него…
— Не у него – у вас! – Сабит вместе со стулом отодвинулся от стола, приняв более удобное положение и начал говорить, словно давно ждал такого удобного случая и готовил длинную речь: – Выучились, на волне всеобщей башкиризации стали начальниками, как в газетах пишут, собрали урожай, посеянный суверенитетом, а теперь что – осталось шляться по бабам, как сказано в народной пословице!.. Только знайте, – голос брата перешел на предупредительный, зловещий тон, – ваша деревня, брошенная вами на произвол, отомстит за все!
— Как это? – Баязит не столько удивился бессмысленности вопроса, сколько тому, как вскипел брат, и разом выпил целый стакан водки.
— Он еще спрашивает! Ты приехал, чтобы узнавать это, умник? – Никак не доходит до Баязита: то ли перепил брат и говорит несусветное или слишком долго носил в душе разные переживания. – Вот смотри: в каждом доме растет сирота или незаконнорожденный ребенок! Вырастут они, тоже уедут в город, тут-то делать нечего. Превратятся в главную силу, ха-ха! Вы же сами любите повторять, что деревня питает город. Вот тогда они поймут, что за счет их сиротской жизни вы припеваючи жили в городе и обустраивались в мягких и теплых креслах!
И твой ребенок будет среди них…
Как взорвался Сабит, так и сник. Словно горный паводок. Баязит сидел, не зная, как дальше быть: говорить что-либо или же ждать чего-то еще. Два мужика притихли, ушли в себя, иногда выпивая. Брат Сабит, кажется, сам был удивлен своему красноречию – это было первым в его жизни выступлением.
А Баязит думает, что брат во многом прав. На сцене именно в такой момент появляется третий актер. Тут такого нет, невестка давно спит. Наверное, это состояние брата нужно объяснить тем, что он начал переходить из бытовых забот на мирские проблемы. А Баязит, значит, до сих пор бородатый ребенок, еще не наигрался в любовь. Помнит времена, когда думал и успокаивал себя, что смерть отца старит мужчину, получается, есть и обратный путь?..
— Ладно уж, братишка, прости, – грустно улыбнулся Сабит и разлил остатки из бутылки по стаканам. – Светает вон… Хорошо, что приехал. Весной ждем всех вместе. Моя жена жену твою поведет соловья слушать. А мы посидим вот так вдвоем.
— А мы пойдем на глухаря! – Баязит не скрывал радости от окончания неприятного разговора. – Так и манят глухариные тока! Помнишь, один раз ходили?
— Ха, глухариные тока… Нет их, не осталось… Молодец, не забыл. И не забывай! В прошлом – наша жизнь, помни…
Глаза брата были грустными. Словно у человека без будущего, подумал Баязит.
Но смолчал. Потому что он разглядывал побелевшие занавески на окне, а мыслями уже бродил в черемуховых лугах, которые ждали их предстоящей весной…
* * *
Баязит проснулся посреди ночи, увидев странный сон. Сразу же посмотрел на люльку, висевшую под потолком при свете ночника, – ребенок спит, вроде бы все спокойно. Пройдя в кухню, попил воды из остывшего чайника, увидев календарь, висевший на двери, вспомнил: Ильсуяр приснилась!
Теперь он уже смог вспомнить: его знакомство с Ильсуяр, как и с ее сестренкой Халидой, получилось неожиданным. Третьекурсники Баязит и Ханиф, посчитавшие себя уже зрелыми юристами, пришли на биржу труда в поисках подходящей подработки. Ильсуяр с подружкой тоже оказались там по той же причине. Молодость и общительность – почти родственники. Они игриво общались, шутя и советуясь, подсказывая друг другу, заполнили нужные бумаги, сдали в окошко и разминулись. У парней не было гроша, чтобы предложить продолжить общение, потому они со вздохом проводили весело хихикающих девушек только взглядом. То ли знак судьбы – когда Баязит по направлению биржи открыл дверь нужного ему кабинета, там сидела и Ильсуяр…
Испытание Господа бывает трижды, а мне, значит, выпало двойное, подумал Баязит, вспомнив сон. Только почему Он для испытания крепкости чувств, посылает не совершенно постороннюю женщину, как Ханифу, а родную сестру первой возлюбленной? А это внезапное исчезновение Халиды, эта грусть во взгляде приснившейся Ильсуяр – знак того, что он эти испытания не прошел? Когда, казалось, что все раны давно зажили, боль в душе унялась, почему ты снова ожила в памяти, Ильсуяр? Если так обиделась, почему ты пропала из жизни Баязита: уехала проведать больную мать и оттуда прислала душераздирающее письмо, что выходишь замуж? Разве не тогда началось такое состояние в душе Баязита, которое его друг Ханиф сегодня называет черствым чиновничеством?
Календарь напомнил еще об одном: нужно отыскать Халиду! Ребонок ведь уже родился – сын или дочь его, Баязита. Это действительно его ребенок. А Фарида долго пыталась объяснить ему, как они зачали второго, он так и не вспомнил, не смог совместить даты близости и рождения второго сына. Не зря женщин сравнивают со змеей, она таким образом могла и отомстить Баязиту за измену.
Что поделаешь, долг платежом красен, он тоже виноват. Когда жена и теща громко обсуждают, на кого и чем похож маленький, он задумывается, что где-то далеко есть еще одна особа, которая с грустью осматривае детское лицо, ища в его чертах знакомые оттенки… Баязит представляет разные варианты, когда этот ребенок, уже выросший, приходит знакомиться со своим отцом, заранее ищет оправдания.
Только ясно понимает: гордая и умная Халида откажется от его помощи. Как бы не вышла замуж и не записала ребенка на совершенно другое имя. Так и суждено ему всю жизнь тосковать по родному ребенку и растить мальчика, с малой вероятностью являющегося ему родным? Но почему такие наказания? Или эти беды оттого, что он остался сиротой в юности, рос без поддержки взрослого человека…
С ребенком Халиды его не поздравили ни Ханиф, ни Забира. Баязит чувствует, что они до сих пор продолжают встречаться, – значит, знают, где обретается сейчас Алмагуль-Халида. А начнешь расспрашивать, как бы не наткнуться на резкий ответ друга Ханифа: «Что, теперь хочешь бросить двоих детей?» Подожди, парень, как бы Забира не забеременела от тебя, с нее станется…
Жена не спала. Прилегший возле нее Баязит спиной почувствовал, что она дрожит и всхлипывает.
— Что еще?! – строго спросил он, оборачиваясь к ней.
— Баязит! Ты уж нас извини, пожалуйста! – громко зарыдала Фарида и прижалась к нему. Мужчина резко оттолкнул ее от себя и вскочил с дивана.
— Что в этом мире творится, а?! Кого за что мне прощать? Какими подлянками обрадуете на этот раз?
Тещи с сыном дома нет – в очередной раз в доме отдыха. Начинающий заскипать мужчина прошел на кухню, достал из холодильника водку, налил и выпил.
Ты смотри: извиняются еще, прощения просят!..
— Вот… – Войдя тихо, заплаканная Фарида протянула ему обрывок газеты. – Когда ты был в деревне, мама сохранила для тебя…
«…соболезнования… по поводу безвременной кончины… нашего коллеги… Халиды…»
Четкие строки некролога прыгали в дрожащей руке, а мужчина перечитывал и не понимал, о чем объявляет незнакомый ему банк: это продолжение того странного сна, сейчас он проснется, и все станет на свои места. Любой самый страшный сон интересен тем, что это всего лишь сон. Они еще встретятся – Ильсуяр и Алмагуль-Халида – и уже втроем будут бродить на берегу Демы среди белопенных черемух росистым утром. А плод их любви – девчонка в голубом платье – будет собирать рядом белые цветы…
— Она умерла при родах… Дочь у Забиры… Ее.. Возьмем к себе, а?..
Мужчина, не слышавший голоса жены, в снежной круговерти за окном видя черемуховые дебри, окунувшись в весенний мир мечты, тихо бормотал:
— Как цвет черемух, валит белый снег…
Опубликовано в Бельские просторы №10, 2019
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!