Артём Скворцов. ЖИВОТВОРЯЩАЯ И ПЛОДОНОСЯЩАЯ ЛИРИКА

Коровин Андрей. Голодное ухо. Дневник рисовальщика: стихи. — М.: ArsisBooks, 2019. — 248 с.

Литературные репутации в России — явление исключительно устойчивое к любым воздействиям. В большинстве случаев они складываются быстро, раз и навсегда. В сознании публики имидж того или иного автора может практически не меняться десятилетиями, тогда как сам он, напротив, за то же время может проделать значительную эволюцию.
Мотивация аудитории понятна: шаблонами мыслить легче, чем корректировать их, подстраиваясь под изменяющуюся реальность. Кроме того, авторов много, за творческими траекториями всех уследить трудно.
Но именно в наше время стихотворцы в целом вызревают медленнее, чем раньше. Если для поколения шестидесятников дебютный возраст, когда предъявлялись реальные достижения, достигался сразу после двадцати, а для генерации новой волны он смещался к тридцатилетию, то сейчас возраст поэтической зрелости всё увереннее отодвигается уже к пятидесятилетнему рубежу.
В результате часто ответственный, склонный к самосовершенствованию автор, начав публиковаться в конце прошлого тысячелетия, за энное количество лет настолько уходит от сложившегося имиджа, что тот, по сути, становится не помощником потенциальному читателю, а совсем наоборот — дезориентатором.
Нечто подобное наблюдается в случае с восприятием деятельности Андрея Коровина (р. 1971). Для публики он, в первую очередь, влиятельный культуртрегер, вдохновитель и организатор многочисленных литературных событий: регулярных вечеров в Булгаковском Доме, сольных и совместных выступлений разных авторов на иных многочисленных площадках, международного Волошинского фестиваля и одноимённой премии, составитель антологий современной поэзии и т.д. Коровин-поэт известен несравнимо меньше. Все причастные литпроцессу, конечно, знают, что он регулярно публикуется в периодике и выпускает поэтические книги, но констатацией этого факта дело обычно и ограничивается.
Меж тем Коровин автор не только плодовитый, но и активно развивающийся. Все его книги, начиная, как минимум, с «Пролитое солнце» (2010), заслуживают внимания и профессионального разбора. «Голодное ухо» не исключение, и на сегодняшний момент она может считаться его наиболее значительным поэтическим достижением.
Прежде всего, перед нами не сборник отдельных стихотворений, а действительно книга — цельное высказывание со своим внутренним сюжетом, структурой и стилем. Трудно подобрать ей аналоги в новейшей поэзии. Из русской классики вспоминается «Юго-Запад» Э.Багрицкого, чьи мощная живописность и фонтанирующий метафоризм типологически близки нашему современнику, из современной — некоторые творческие периоды А.
Цветкова, а из мировых на ум приходят в первую очередь «Листья травы» У. Уитмена. И дело не в том, что у Коровина высока доля верлибров (более трети от общего объёма текстов), здесь важнее родственность всеобъемлющего взгляда, свежесть мирового наива, безоглядность и бесшабашность, смелость осознания собственной поэтической правоты.
Подобное нельзя сымитировать, оно либо есть, либо нет.
Приятно удивляет эмоциональный спектр «Голодного уха». Сочинение переполнено радостью, игрой, юмором и жизненной силой. Реципиент не обязан знать о реальных обстоятельствах бытования автора, и при знакомстве с книгой складывается впечатление, что она создавалась в состоянии длительного душевного подъёма, даже взлёта.
быть гибким словно снег доверчивым как вата
расчерченным как сталь следами поездов
писать псалом зимы как Бахову кантату
кириллицей пурги хрустящей шкурой льдов
то там то здесь смычок репейника осота
качает головой как будто ноты ест
а вдалеке на лес домов глазеют соты
и там у них внутри наверно кто-то есть
то поезд то январь гремят на поворотах
желтеет на холме задиристый фонарь
а чей-то черновик оставлен на воротах
и воробьи трещат уча его словарь (с. 10-11).
На читателя выплёскивается буйство витальности — и это в (пост)постмодернистское время, когда будто бы вообще не осталось живых слов для выражения нормальных человеческих чувств. А они есть, их много (оказывается, неисчерпаемо много), и Коровин их нашёл.
При чтении иных стихов остро ощущается, как нуждающийся во внимании и психологической помощи автор вампирически вытягивает из читателя энергию. Здесь случай обратный — поэт щедро её раздаривает всем желающим.
карельские комарихи
каждый июль
отмечают праздник
приезда Коровина
напиваются моей кровушки
и отваливаются
сытые и довольные
во сне к ним приходят стихи
про любовь и смерть
и проснувшись
они звенят их по округе
пританцовывая всеми ножками
так что даже слепни и оводы
им завидуют
но сколько эти гнусы меня не кусают
их всё равно не вставляет
так
как карельских комарих
видимо у нас с ними
один
резус крови
поэтский (с. 188).
Наконец, идейная доминанта «Голодного уха» — ошеломляюще прямая здоровая чувственность и гетеросексуальный эротизм, который при всём изобилии не утомителен и не срывается в пошлость (а удержаться на грани при взаимодействии с такой стихией совсем не так просто). Здесь всё животворящее и плодоносящее.
покуда яблоки над крышами висят
и горько падают на головы ньютонов
мы только бабочки пробравшиеся в сад
махаем крыльями над тронами тритонов
а флоксы пенятся как горе от ума
и зверобой рычит как тузик на калитку
в летящем облаке гуляет кострома
и муравей залез дурак на маргаритку
у груш интимные свисают телеса
и сливы соком истекают плотоядно
сидит на персике счастливая оса
пусть будет стыдно тем кто думает превратно (с.126).
Книга разделена на одиннадцать композиционно чётких частей (фактически — книг в книге), названия которых почти всегда ёмко обозначают содержание: «Ветреные пейзажи», «Женщины и му», «Миниатюрная Москва», «Подольские граффити», «Эскизы, этюды и кроки», «Яблоневый дом», «Тула насквозь», «Ван Гог покажет», «Новые петроглифы», «Откуда свет», «Небеспокоезд». Но всё же именно стихия Эроса оказывается всеобъемлющей для сочинения в целом, распространяясь буквально на все области человеческой деятельности:
разговаривать
с приятной собеседницей
всё равно что
поглаживать мозг
виртуозные собеседники
как опытные любовники
открываются сами
и доставляют удовольствие
друг другу
обоюдно любимые книги
как любимые позы
ты начинаешь
а она подхватывает
и дальше
язык блуждает
среди холмов и предгорий
на любимых цитатах
подрагивая от удовольствия
и новая книга
как второе дыхание
и снова и снова
и так до рассвета
когда
обессиленные и счастливые
они отправляются спать (с. 171).
Есть основания полагать, что «Голодное ухо» должно иметь особый успех у прекрасной половины человечества. Это откровенно маскулинная — но не брутальная — лирика, где женщина показана как объект неодолимо притягательный, показана с полным пониманием, даже обожанием, однако без идеализации. Сторонники феминизма уличат подобный подход в сексуальной объективации, но вообще-то перед нами традиционный нормативизм в отношении полов, другое дело, что с позиции политкорректного дискурса книга Коровина чересчур открытая и яркая.
Безупречной, впрочем, «Голодное ухо» тоже не назовёшь. Её шероховатости не фатальны, но отметить их стоит.
Во-первых, не совсем удачно название. Титл запоминающийся — возможно, именно это сыграло решающую роль в его выборе. Никто не может запретить автору выносить на обложку любое словосочетание, но всё же «голодное ухо» и не вполне точно («голодный глаз» выглядел бы уместнее), и несколько претенциозно, оно вызывает ненужные ассоциации со стилем названий давних сборников А.Вознесенского («Треугольная груша» etc).
Во-вторых, в книге ощущается перебор с ходовой силлаботоникой. В тонике и верлибрах автор изобретательней и явно чувствует себя вольготнее, тогда как стандартный набор катренов, сложенных в рамках классических пяти метров, после нескольких десятков текстов вызывает чувство метрической монотонности. Владеет ими Коровин, конечно, с мастерской лёгкостью, и всё же хотелось бы видеть бóльшую вариативность стиховых форм (особенно двусложных и хотя бы на уровне строфики). Возможно, поэт несколько пренебрёг одной частью инструментария, сосредоточившись преимущественно на другой — на языке и стиле. Впечатление некоторого перебора с силлаботоникой создаётся тем, что Коровин, кажется, мыслит не отдельными поэтическими произведениями, а сериями, рядами стихотворений, объединённых единым комплексом мотивов и исполненных в более или менее близком ключе.
И, в-третьих, психологический возраст лирического героя «Голодного уха» ниже возраста реального автора. С определённой точки зрения это, скорее, не недостаток, а специфическая смысловая особенность книги, и всё же естественно ожидать совпадения того и другого. Но здесь уже приходится вернуться к началу разговора, к общим проблемам роста, вызревания и взросления современного русского поэта.
Примечательно то, что знакомство с книгой Андрея Коровина позволяет увидеть заметную часть контекста современной русской поэзии — настолько книга щедра по отношению к читателю. Будем верить, что этот потенциальный читатель ответит поэту взаимностью.