Рассказ
Этот случай произошёл в то время, когда мой друг Шерлок Холмс, отойдя от дел, переселился в деревню, где занялся разведением пчёл.
Как-то раз, приехав в Суссекс после долгого перерыва, я застал его за разбором содержимого дорожного кофра.
– Здравствуйте, Ватсон! – приветствовал меня мой друг. – Вы как раз вовремя. Я собираюсь распить бутылочку одного экзотического напитка, а вы составите мне компанию.
С этими словами он извлёк из кофра и передал мне бутылку тёмного стекла с молочно-белым непрозрачным содержимым.
– Это кокосовый ликёр? – спросил я, взяв в руки закупоренный наподобие шипучего вина сосуд без какой-либо этикетки. – Или очередное изобретение германских пивоваров? Кстати, на днях я рискнул выпить в одном лондонском пабе кружку «Берлинер Вайзе». Отвратительная бурда! И совершенно не ясно, почему это ядовито-розовое пойло назвали белым.
Холмс прервался и внимательно посмотрел на меня.
– Значит, – сказал он, – это правда, что наше правительство не верит в возможность мира с Германией? Что ж, очень жаль.
– О чём это вы? – удивился я.
– В Лондоне я знаю только одно заведение, где подают белое берлинское пиво. Это паб «У Тевтона» на Денмарк-стрит. Но английские офицеры, пускай и отставные, его не посещают. Есть только одна причина, по которой истый британец, такой, как вы, например, могли оказаться там. Это служебное задание или даже прямой приказ.
– Чёрт возьми, Холмс, – я был смущён. – От вас ничего нельзя скрыть! Мой бывший полковой командир действительно встречался со мной в клубе неделю назад. Он сообщил, что в ближайшее время все отставленные офицеры получат уведомления о том, что они официально переходят в резерв. Мы нужны Его Величеству в прежнем качестве. Активность Германской империи в африканских колониях, в Турции и на Дальнем Востоке больше не может оставаться без ответа. А пока он попросил меня посетить пивную на Денмарк-стрит и послушать, о чём толкуют лондонские немцы. Но откуда вы знаете, что подают именно там, в «Тевтоне»? Я ещё могу понять про сто сорок видов табачного пепла и про оттенки уличной грязи на ботинках. Но угадать единственное на всю Англию место продажи определённого сорта пива, Холмс?
В ответ он указал на конверт, лежавший на письменном столе.
– Сегодня утром я получил письмо от моего брата Майкрофта. В нём я обнаружил рекламный листок того самого паба с ассортиментом всего, что там есть, а также просьбу нанести туда визит и прислушаться к разговорам его завсегдатаев. А вам известно, Ватсон, что Майкрофт служит в Форин офис и тесно связан с нашей контрразведкой. И вот два пожилых английских джентльмена в провинциальном графстве, не сговариваясь, обсуждают вкус малоизвестного сорта немецкого пива. Что это, совпадение? Не думаю. Увы, причина может быть только одна – близкое дыхание большой войны, мой друг.
Мы оба замолчали, словно ненароком коснулись чьей-то чужой и постыдной тайны.
Я первым нарушил молчание.
– Ну, где же бокалы Холмс? Давайте уже распробуем ваше угощение.
– С удовольствием, Ватсон, – отозвался мой друг, поднявшись с колен. – Мне порядком надоело копаться в этих вещах.
С этими словами он вынул из буфета два стакана, расставил их на столе, снял со спинки стула висевшее там полотенце и протянул руку к находящейся у меня бутылке.
– Позвольте, я сам открою этот сосуд. Для этого нужна известная ловкость, которую я и приобрёл в недавней поездке.
– Вы ещё ничего о ней не сказали, Холмс. Вы были на континенте?
– О, да! Пожалуй, эту страну можно смело назвать континентом. Я побывал в России, доктор.
Сразу после этих слов раздался хлопок, как при открытии шампанского, шипение, и Холмс тут же скомандовал:
– Бокалы, Ватсон!
Я подставил стаканы и Шерлок Холмс, отбросив мгновенно ставшее мокрым полотенце, разлил белый пенистый напиток из загадочной бутылки.
– Nazdrovje! – объявил великий сыщик, мы чокнулись и пригубили белую жидкость.
– Что это такое? – я чуть не поперхнулся. В жизни не пил ничего кислее!
– Это koumiss, доктор. Забродившее кобылье молоко. Похоже, он не успел испортиться в дороге. А закусывать его нужно вот чем.
Шерлок Холмс потянулся к ближайшей полке и снял с неё прямоугольную жестяную коробочку, что-то вроде упаковки для монпансье. На дне её оказалось немного золотистого мёда, который мы зачерпнули чайными ложками.
Мёд был превосходен.
– Ваш? – поинтересовался я.
– Нет, – покачал головой мой друг. – Я такого качества продукта ещё не достиг. Это «Арский ароматический мёд» медовни Карагаева и наследников.
И он показал мне стилизованную в духе «ар нуво» нарядную цветастую крышку с надписью на кириллице.
– Холмс, – вдруг вспомнился мне уже приходивший на ум вопрос, – а скажите, как пчеловод. Правда ли, что домашние, прирученные пчёлы не кусают своих хозяев?
Шерлок Холмс сразу весь подобрался и в его глазах мелькнул давно знакомый мне блеск интеллектуального возбуждения.
– Вы даже не представляете, дорогой Ватсон, насколько уместен сейчас этот вопрос. Но обо всём по порядку.
Допив остатки кумыса, мы расселись в кресла перед камином, раскурили сигары и Холмс приступил к своему рассказу.
– Примерно два месяца назад я получил по почте небольшой свёрток с русской бандерольной маркой. В полученном свёртке я обнаружил эту самую жестяную коробочку с мёдом и письмо. Вы знаете, что я завален письмами. Это началось ещё в годы нашего совместного проживания на Бейкер-стрит и длится до сих пор, уже здесь, в Суссексе. И это сущий кошмар, насколько зло в нашем мире не оригинально. Все эти вечные вариации на тему небывалых якобы похищений именных бриллиантов с давней кровавой историей или жутких ритуальных убийств с сатанинской подоплёкой, при всей своей внешней непохожести, повторяются из года в год, из века в век. «Вас это должно заинтересовать!» – пишут мне мои корреспонденты. С какой это стати, Ватсон? С какой стати меня должна заинтересовать банальность? Мне нужна только свежая кровь! Я жажду нового! Ведь я в своём роде художник.
– И музыкант, – хохотнул я.
– А вы стали язвительны, Ватсон. Раньше я за вами такого не замечал.
– Стареем, Холмс, – я вздохнул. – Что поделать? Но продолжайте! Это послание вас заинтересовало?
– Да! – кивнул Шерлок Холмс. – Во-первых, оно было написано очень старательным английским языком. По стилю оно напомнило мне сочинения Чарльза Лэма, со всеми этими уже сгинувшими из нашей сегодняшней речи словечками вроде fortnight или же обращением в духе времён царствования королевы Анны – I keen to get advice of Yours. Поэзия, а не язык! Наши с вами современники, конечно, так уже не говорят и не пишут. Но тем любопытнее показалось мне послание этого московита, молодого князя Карагаева. Во-вторых, меня сразу же заинтриговало дело, по поводу которого ко мне обратились. Признаться, я впервые в жизни столкнулся с преступлением такого рода. Ловить пчелокрадов мне ещё не приходилось.
– Пчелокрадов? – перебил я рассказ своего друга.
– Именно. Похитителей пчёл, понимаете? Пчёл, к которым я питаю такую слабость. И это стало третьим аргументом в пользу того, чтобы принять этот вызов из России.
Но к делу. На просторах Российской Империи, где-то между Большой Тартарией, областью гипербореев и Великой Пермью, у самого подножия Рифейских гор находится Арская губерния. Площадь её – всего-то в четыре Бельгии. Подумаешь… В настоящее время она представляет собой огромную противотуберкулёзную лечебницу. Возможно, Ватсон, что первую по своему значению в мире. Мёд и кумыс, лучшие природные средства против чахотки, простая, но здоровая еда, красивая природа, довольно комфортные условия, добродушные обыватели, и, что важно, недорогая цена за всё это привлекают в Арскую губернию носителей палочки Коха со всего земного шара. И практически на каждой здешней железнодорожной станции, в каждом мало-мальски цивилизованном здешнем местечке расположена хотя бы пара-тройка санаториев или кумысных колоний. А в самом Арске они есть почти на каждой улице.
В этом городке в пятьдесят тысяч душ издавна проживали две помещичьи фамилии – мишарские князья Мехметовы и Карагаевы. Родоначальники этих семейств некогда принадлежали к ханам Ногайской Орды, а уж те возводили себя к прямым потомкам того самого великого и ужасного Чингисхана. Конечно, Мехметовы и Карагаевы уже давно обрусели, а многие их поколения верно служили российским государям в армии, во флоте и в различных гражданских ведомствах.
Лет тридцать назад, почти одновременно, главами этих семейств оказались два ровесника, два старших сына своих отцов. Оба служили в гвардии, оба воевали и были ранены. Оба награждены многими орденами и звёздами. Оба вышли в отставку в одинаковом звании. Оба были женаты, но остались бездетными вдовцами. Оба состарились и умерли примерно в одно и то же время.
– Занятно, – усмехнулся я. – И похоронены, видимо, были в одинаковых гробах.
– Мало того, – Холмс поднял указательный палец. – Обоим наследовали их родные племянники, до того обитавшие вне Арской губернии. Также одного примерно возраста.
– Что же было дальше?
– Дальше сходство кончилось и началось различие. Старому князю Карагаеву наследовал гвардейский офицер Александр Карагаев. Это весьма достойный молодой человек. Узнав о смерти дядюшки, он взял отпуск и приехал в Арск. В наследство ему достались огромный, но уже почти разрушенный дом-дворец в деревне, большая усадьба в городе, роскошный старый сад в этой самой усадьбе и, наконец, находящаяся в этом саду пасека. Пасеке этой, по слухам, больше двухсот лет. Она, Ватсон, в самом деле замечательная – три десятка ульев реликтовой бурлянской пчелы. И это настоящее сокровище, доктор. Я затрудняюсь назвать вам его точную стоимость, но речь идёт о десятках тысяч фунтов стерлингов или золотых рублей.
Производство мёда – фамильный бизнес Карагаевых. И старый князь был верный продолжатель дела своих предков. Мало того, он вдохнул новую жизнь в старинное предприятие – сделал множество технических усовершенствований, в подробности которых я не буду сейчас вдаваться, но можете мне поверить на слово, они весьма остроумны и эффективны. Затем он модернизировал сам процесс продажи мёда. Его умом рождена вот эта самая коробочка, которая, согласитесь, так и просится в руки, сделанная по эскизам самых талантливых русских художников. Затем старый князь додумался до того, чтобы продавать мёд по фьючерсам. Почти как голландцы в эпоху тюльпанных бирж. Среди его покупателей – самые богатые и известные люди Империи. Словом, бери, владей и управляй.
Именно это и собирался сделать молодой наследник, как только понял, что ему досталось от дяди. Верно оценив масштаб предстоящих забот, Карагаев немедля выехал обратно в свой полк, в Санкт-Петербург, затем, чтобы подать прошение об отставке.
Он отсутствовал всего лишь около двух недель. И за это время произошла катастрофа, Ватсон. За два дня до его возвращения, когда он уже, собственно, находился в пути домой, на усадьбу в Арске напали. Дом сожгли, сторожа-старика зарезали, а ульи…
– Похитили? – не удержался я.
Шерлок Холмс затянулся сигарой и промолчал. Мой вопрос оказался риторическим.
– Конечно же, сразу по возвращении в Арск, – после паузы продолжил Холмс, – князь Александр обратился к властям. Здесь, Ватсон, я должен сделать отступление и сказать два слова об устройстве русской полиции, с сотрудниками которой позже я имел возможность познакомиться лично. Возьмём отдельную территориальную единицу Российской Империи, например, ту же Арскую губернию. Главой службы является полицмейстер. Подчинённое ему ведомство имеет три головы: общая полиция, сыскная полиция и жандармерия. Первая обеспечивает общественный порядок и занимается мелкими преступниками и преступлениями, вторая – это аналог нашего Скотланд-Ярда, а третья ловит многочисленных местных революционеров. Всё вроде бы ясно и определено. Однако отношения между этими тремя головами полицейского «дракона», находящегося на службе у двуглавого российского орла, мягко говоря, сложные. Перетягивание одеяла, перекладывание своих обязанностей на коллег, несогласованность, взаимные интриги и предумышления – всё это с избытком присутствует в жизни местной полиции. К тому же сейчас в России происходит полицейская реформа, суть которой я так и не понял. Реформа длится уже не первый год, и у неё пока есть только один явный результат – усугубление прежнего беспорядка.
Расследование «пчелиного дела», как его тут окрестили, с самого начала не задалось. Сперва никак не могли определиться, кто им должен заниматься – общая или сыскная полиция. С одной стороны, убийство как будто бы проходит по сыскной части. С другой стороны, поджог – компетенция полиции общей. Вопрос: что важнее? Убийство человека, скажете вы. Но для деревянного, по преимуществу, города, пережившего за свою историю семь или восемь пожаров, каждый из которых спалил его дотла и погубил при этом десятки жизней, такой ответ не очевиден. А вопрос первенства преступления означает спор о том, кто главный в его расследовании – сыщики или служаки, надзирающие за спокойствием? А тут ещё кража. Украдены ценные пчёлы? А кто сказал, что они ценные? Эксперт? Что за эксперт? А у нас свой эксперт! Ну, и так далее. Всё это, понятно, отнимает массу времени. А дела делаются неспешно, по-другому здесь не принято.
Казалось бы, над схваткой есть полицмейстер. Ему бы взять руководство на себя и указать подчинённым их места, расставить все точки под знаками препинания, сплотить их во имя общего дела. Но это невозможно, если он – просто милый старичок, любимое занятие которого – рыбалка и который ужасно тяготится необходимостью иметь дело с людьми, а не с окунями и щуками.
Всё это я выяснил уже на месте, в городе. По приезде меня встретил молодой князь Александр Карагаев. Он произвёл на меня благоприятное впечатление – умён, подтянут, вежлив, словом, полный набор качеств настоящего джентльмена. Мы позавтракали в станционном трактире и переговорили о деле. Я задал молодому человеку интересовавшие меня вопросы, чтобы составить более полное и точное представление о деле. Дав мне необходимые сведения, Карагаев добавил, что поданное им в полицию заявление фактически движения не имеет. Ему объявили, что ограбление, по видимости, произвели «гастролёры» из западных российских провинций, где в последнее время совершена целая серия похожих преступлений, что де полицейские власти направили запрос об этом в Министерство внутренних дел Империи и предлагают ему набраться терпения и ждать. Пока не будет ответа на запрос – дело не сдвинется.
– Не знаю, – со вздохом заключил Карагаев, – умышленно ли затягивается расследование, или это естественный ход вещей. Я уже собрался направить прошение государю о том, чтобы следствие ускорилось. Но перед этим решил написать вам в качестве крайнего средства.
В первый же день, сразу после устройства в гостинице и осмотра места преступления – усадьбы Карагаевых, я нанёс визит в полицейское управление губернии. Князь Александр вызвался меня сопроводить, хотя бы в качестве переводчика. Но мы условились, что я совершу это посещение самостоятельно. Я посчитал, что полицейские чиновники будут откровеннее tête-à-tête, а объясниться с ними при необходимости я смогу и на французском. Представители правящего класса в России хорошо знают его с самого детства.
В итоге Карагаев остался ждать меня в коляске извозчика, и я вошёл в управление один.
Полицмейстера я не застал. Мне не смогли внятно объяснить причину его отсутствия на службе, или я её не понял. Позже я узнал, что он почти всё время, и рабочее, и свободное, проводит на реке. Ловит стерлядь. Видимо, более крупная рыба его не интересует вовсе.
Затем я познакомился с начальником арского сыскного отделения господином Кукушко. Вы знаете, Ватсон, он неплохо говорит по-английски, да и как профессионал он оказался вполне ничего себе. Арские сыщики используют в работе все современные методы дознания – фотографирование (у них нет своего специалиста, но они по найму привлекают фотографов из городских ателье), дактилоскопию, графологию и тому подобное. Но их беда, как я говорил выше, это слабая координация и управление. Начальники районных отделений общей полиции – так называемые квартальные приставы – настоящие местные царьки и правят своими участками как суверенные монархи. Если в их владениях что-то и происходит, то они предпочитают разбираться в этом сами, не вовлекая в процесс посторонних. Даже своих коллег из сыскной части. Так вышло и с «пчелиным делом». Кукушко и его службу просто не посчитали нужным привлекать.
Пожалуй, ему можно было бы вменить в вину недостаток амбиций и честолюбия, что для человека, поставленного руководить, считаю, непростительно. Но это всё. По существу же Кукушко высказался в том духе, что интересующее меня дело темнó, и, с учётом упущенного уже времени, вряд ли имеет перспективу.
Зато, Ватсон, – какая неожиданность! – он неплохо играет на пианино. Я искренне пожалел, что не взял с собой скрипку, мы могли бы составить интересный дуэт. Кукушко признался, что частенько обдумывает служебные дела во время музицирования. Мы обменялись с ним мнениями по поводу современного оперного искусства и некоторых сочинений Мендельсона и Дворжака, наши вкусы во многом совпали.
Благодаря разговору о музыке лёд немного подтаял, и арский сыщик разговорился.
– У меня, мистер Холмс, – сказал он, – конечно, есть кое-какие соображения по интересующему вас делу. И хотя мне запретили вмешиваться в расследование, я позволю себе вам их высказать.
И тут начальник сыскного отделения рассказал нечто по-настоящему ценное.
Так вот, почти в то же время, что и старый князь Карагаев, в Арске отдал богу душу другой старый князь.
– Ага! Этот, как вы его назвали? Мухматов?
– Мехметов. И точно так же в один прекрасный день явился его наследник, тоже молодой гвардейский офицер. Вступив в права, он повёл себя для тихого провинциального Арска не очень привычно. Мехметов-младший пустился в разгул. Его видят то там, то тут, то в компании иностранных коммерсантов, то в обществе танцовщиц из кафешантана, то он играет на бильярде в гарнизонном клубе по тысяче рублей за партию, то дерётся с каким-то заезжим кавказским принцем, и всё в том же духе.
А примерно пару недель спустя после нападения на усадьбу Карагаевых в губернских ведомостях появляется объявление о том, что вновь организованная фирма «Мехметов и насл.» приступает к продаже давно ожидаемого на рынке «Превосходного золотого мёда», который якобы до сих пор производился лишь для собственного употребления, а теперь, наконец-то, становится доступен любому.
Заметьте, в Арске никто и никогда до сих пор и не ведал, что старый Мехметов, оказывается, много лет занимался мёдом.
На мой вопрос, подозревает ли Кукушко Мехметова в том, что это он организовал «медовое» нападение, сыщик ответил, что эта версия как минимум заслуживает серьёзного внимания и проверки.
– Проблема в том, – пояснил Кукушко почти что шёпотом, – что этот шалопай успел свести дружбу с сыновьями губернатора, главы губернской судебной палаты и другими влиятельными в городе господами. И теперь, чтобы начать какое-либо движение в эту сторону, надо хорошенько подумать о возможных для себя последствиях.
– Почему вы не сказали об этой версии князю Карагаеву? – спросил я.
– Я и вам о ней не сказал бы, – признался Кукушко. – Но вы подкупили меня своими словами об исполнении арии Сен-Бри. Эдвард де Решке – мой кумир.
Вы помните, Ватсон, мы слушали «Гугенотов» в тот самый вечер, когда поставили точку в деле о баскервильской собаке? Удивительно! Никогда не знаешь заранее, что и из чего вытекает и к чему ведёт.
Выйдя из полицейского управления, я рассказал все новости ожидавшему меня Карагаеву. При имени Мехметова он изменился в лице.
– Я, конечно, знаю этого господина, – сказал он, – хотя и знаком с ним лишь шапочно. Признаюсь, что никогда не стремился сблизиться с этим человеком. В гвардии у него сомнительная слава. Говорят, что он карточный шулер и, вообще, тёмная личность. Но в данном случае, прежде чем что-то предпринять, мне нужно получить ясные доказательства его вины. Я не могу руководствоваться слухами, хотя бы и в виде версий.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал я. – Поэтому предлагаю сейчас же посетить 2-ю пожарно-полицейскую часть вашего города. По словам господина Кукушко, обе усадьбы, и ваша, и Мехметова, находятся в районе, за который отвечает это полицейское подразделение.
Мы тронулись в путь, занявший у нас всего минут двадцать. Дорóгой молодой князь пояснил, что с главой этой самой части, неким Живаго, как с представителем власти, по своему делу он больше всего и общается.
– В последний раз я был у него два дня назад, – сообщил Александр Карагаев. – Он-то мне и сказал, что следы нападения на наш дом, судя по всему, ведут в отдалённую Курляндскую губернию.
Квартальный надзиратель с фамилией Живаго оказался улыбчивым полноватым человеком невысокого роста и средних лет. Он был сама любезность – предложил нам выпить чаю, поинтересовался моими впечатлениями от поездки по железной дороге, от России в целом и от города Арска, в частности, показал мне тоненькую папку с материалами о происшествии в усадьбе Карагаевых, повздыхал по поводу издержек, связанных с необходимостью всё перепроверять, перезапрашивать и ожидать, а также в очередной, видимо, раз выразил сочувствие переводившему наш разговор князю Александру.
Мне не понравился заданный Живаго благостный тон, и я решил спровоцировать его на бóльшую искренность, заметив, что мы в Англии всегда стараемся раскрывать преступления по горячим следам.
Моя стрела попала в цель.
– В Англии! – фыркнул пристав, и лицо его сделалось пунцовым. – Что вы, там, в своей Англии, можете знать об убийствах! Да у нас в любом уезде людей убивают чаще, чем во всём вашем Ист-энде (я читал статистические отчёты). Среди моих товарищей по гимназическому курсу уже убито четверо, а убийцами стали трое! Притом это всё не связанные меж собою случаи. А уж ваши эти Джеймсы Мориарти да Джеки Рипперы – это же какие-то, прости Господи, клоуны! Вы лучше взгляните на наших убийц! Какие типажи! Какие личности! Какие судьбы! И вы, англичане, ещё думаете нас поучать!
Поразительно. Я, признаться, опешил. Ведь никогда прежде, доктор, я не сталкивался с тем, чтобы кто-то так явно гордился уровнем преступности в своей стране.
К счастью, вспышка раздражения у господина Живаго оказалась недолгой. Выговорившись, он тут же вернулся в прежнее благодушное состояние и, подливая мне чаю, спросил, чем всё-таки может мне услужить.
И тогда я спросил его мнения о князе Мехметове.
В лице Живаго не дрогнул ни один мускул, когда он услышал эту фамилию. Пожав плечами, он сказал, что об этом человеке ничего особенного сказать не имеет, но готов немедленно после чаепития устроить мою с ним встречу.
Сказано – сделано. Через полчаса мы трое были у ворот старинного кирпичного дома Мехметовых. Слуга ввёл нас в просторную гостиную, куда минут через десять вошёл князь Николай Мехметов.
Это был одетый в халат крепкий малый, чернявый, с глазами навыкате, со встрёпанной шевелюрой и с пышными бакенбардами, всё ещё принятыми в конно-гвардейских полкáх некоторых стран Европы. Похоже, его только что разбудили.
– Pardonnez-moi, господа, – сказал Мехметов, и стало понятно, что вчера он крепко выпивал. – Я не ждал сегодня гостей, однако рад вас видеть. Мистер Шерлок Холмс, полагаю?
Мы церемонно пожали друг другу руки, и слово взял господин Живаго.
Извинившись за ранний визит (было всего-то три часа пополудни) полицейский коротко изложил нашу историю и пояснил, что мы хотели бы познакомиться с медовым хозяйством Мехметовых. Произнеся это предисловие Живаго сослался на срочные дела и откланялся.
– Милости прошу! – произнёс Николай Мехметов и проводил нас в сад, находившийся позади дома. По тропинке мимо зарослей сирени мы вышли на большую лужайку, где стояло несколько десятков ульев. В центре лужайки высилось старое дерево, к которому, согласно местному суеверию, прибит был оберег – пожелтевший конский череп.
– Сам-то я в пчелином деле ни бум-бум, – с усмешкой заявил Мехметов. – У меня этим занимаются специальные люди. Старые пасечники, работавшие здесь ещё при дяде, не пожелали остаться, и я их рассчитал. Сейчас у меня новая команда пчеловодов.
«Ловко! – подумал я. – И допросить некого».
Тут на лужайку бегом явился слуга и сообщил своему господину, что его зовут к телефонному аппарату.
– Прошу извинить, господа, – сказал Мехметов, – я скоро вернусь! А вы пока, пожалуйста, не стесняйтесь! Осматривайте всё, что посчитаете нужным!
Мы остались возле ульев одни.
– Ну что, это ваши? – спросил я Карагаева.
Он лишь пожал плечами.
– Старый дядин слуга мог бы сказать наверняка. Но его, увы, уже нет в живых.
Речь шла о том самом стороже, которого убили при нападении.
– Постойте-ка, – проговорил князь Александр, – на каждом нашем улье должна быть нанесена тамга. Старинный рунический знак. Метка нашего рода. Да вот же она! – воскликнул молодой человек, ткнув пальцем в один из ближайших к нам ульев, и я увидел вырезанный на дереве знак, по форме напоминающий британскую нивелирную марку.
– Вы уверены? – возбуждение Карагаева передалось и мне.
Он вытащил из кармана свой перочинный нож.
– Подарок отца, – пояснил князь, – он у меня с самого детства.
На рукоятке ножа был тот же знак, что и на улье.
Но нет! Приглядевшись, мы обнаружили, что тамга на пчелином домике имеет лишнюю боковую насечку на правой из трёх вертикальных линий. Невозможно было только сказать, эта насечка появилась недавно или была здесь с самого начала – знак тамги был покрыт ровным слоем лака. Осмотрев несколько ульев, мы нашли на них тот же символ, что и на первом по счёту. Я вам уже говорил, Ватсон, что оба этих княжеских рода, и Мехметовы, и Карагаевы, ведут свою родословную от Чингисхана. Более того, Мехметовы лет эдак пятьсот назад вышли из рода Карагаевых, то есть являются его младшей ветвью. Поэтому почти полное сходство их родовых знаков в данном случае не было удивительным. Другое дело – была ли тамга Карагаевых на ульях лишь недавно превращена в тамгу Мехметовых. Но удостоверить этого мы не могли.
– Это было бы слишком просто! – успел я шепнуть князю Александру, когда хозяин усадьбы вновь появился в саду.
– Господа! – меж тем обратился к нам Мехметов. – Если вы уже осмотрели пасеку – предлагаю заглянуть и в рабочий кабинет моего дяди. Там тоже есть кое-какие предметы, относящиеся к разведению пчёл.
Комната старого князя Мехметова был обставлена аскетично.
– После смерти жены – моей тётушки, – рассказал Николай, – то есть, около пятнадцати лет назад дядя по примеру предков перешёл в магометанскую веру. Все положенные обряды он выполнял ревностно, а образ жизни соблюдал чрезвычайно умеренный. Разведение пчёл было его единственным хобби. Кажется, так у вас в Англии называют любимые детские игрушки?
Когда мы закончили осмотр кабинета, Мехметов предложил нам отведать кофе или чего-нибудь покрепче, но я, переглянувшись с Карагаевым, от этого отказался.
Хозяин не настаивал, и мы покинули усадьбу. При прощании я заметил во взгляде Николая Мехметова еле скрываемое торжество. Что ж, он имел на это некоторое право. Над своим алиби (если оно ему было нужно) он поработал на славу.
И всё же интуиция подсказывала мне, что Мехметов замешан в преступлении. Визит в его усадьбу укрепил мои подозрения.
– А как же факты? – спросил я. – Ведь они шли вразрез с вашей интуицией. Не вы ли всегда говорили, что рассуждения, не основанные на фактах, вредят делу? Да и чем вы объясните такую явную благосклонность к Мехметову со стороны сопроводившего вас к нему полицейского чиновника?
– Ну, это как раз очень просто, – усмехнулся Холмс. – Сговор, подкуп, коррупция. Но, между прочим, у коррупции, Ватсон, есть и свои положительные стороны.
– Неужели?
– Представьте себе. Если бы не коррупция, это «пчелиное дело» так и осталось бы нераскрытым. После визита в дом Мехметова и осмотра личных вещей старого князя у меня возникла одна зыбкая гипотеза, которая требовала проверки. И благодаря взятке (увы, на это пришлось пойти) и негласной договорённости в местном санитарном ведомстве она стала возможной.
– В санитарном?
– Да. Карагаев-младший нашёл, разумеется, тайно и за некоторую мзду, одного местного чиновника. И он, следуя моей инструкции, изучил записи в медицинском архиве губернии и добыл-таки нужные сведения. Надежды на успех почти не было, но нам повезло. Оказалось, доктор, что больше тридцати лет назад с князем Мехметовым произошёл один случай, чуть не стоивший ему жизни. Вы ещё не догадываетесь, в чём он состоял?
– Конечно, нет! – воскликнул я. Моё нетерпение достигло предела. – Не томите же, Холмс!
– Его укусила пчела, и от этого ему стало дурно настолько, что он чуть не умер! Его спас местный врач по фамилии Тревилье, дежуривший в тот день в земской больнице. Он произвёл над несчастным очень простую, но действенную процедуру. Доктор Тревилье накачал князя водкой.
– Что за блажь! – не удержался я. – Этого нет ни в одном медицинском руководстве!
Шерлок Холмс торжествующе взглянул на меня.
– Ватсон, но это известно любому опытному пчеловоду. Вы, конечно, знаете, что есть люди особенно податливые к укусам пчёл и других насекомых. От этого можно даже умереть, и таких случаев, к несчастью, хватает. Но вовремя сделанный добрый глоток крепкого алкоголя – водки, виски, рома, неважно чего – может спасти обречённого.
Старый князь Мехметов относился к числу таких вот «податливых» особ. Думаю, именно с тех самых пор, как с ним произошёл этот памятный случай, он и стал (очевидно, по совету спасшего его от смерти врача) постоянно носить с собой, как средство первой помощи, фляжку со спиртным. В таком городе, как Арск, где ульи стоят в каждом втором дворе, риск быть покусанным, согласитесь, высок.
Я пожал плечами. Возразить на это было нечего.
– Самоубийцей старый Мехметов быть не мог, – продолжил Холмс, – это противоречило его религиозным убеждениям. И не мог он быть пчеловодом практически по той же самой причине. В начале разговора, доктор, вы задали вопрос – кусают ли пчёлы своего хозяина? И я вам отвечу: конечно! И постоянно! Если бы старый джентльмен занимался пчёлами, то он скончался бы от очередного пчелиного укуса ещё много лет назад. Или же давным-давно сделался бы пьяницей. А с ним не случилось ни того, ни другого! Вывод: пчёл он не разводил, и, стало быть, Мехметов-младший солгал.
– Что навело вас на эту мысль, Холмс?
– Подозрение возникло при визите. Младший Мехметов был настолько в себе уверен, что даже позволил мне осмотреть личные вещи своего дяди. Это его и подвело. С людьми подобного сорта, игроками, привыкшими к постоянному риску, такое бывает. Хотя он неплохо приготовился. В кабинете я обнаружил множество предметов, необходимых пчеловоду – специальную маску с сеткой, особую стамеску, дымарь, ящики для пчелиных рамок и так далее. Всё это, впрочем, можно легко купить или позаимствовать, принести в дом и создать соответствующий антураж. Но среди всего этого я увидел вещь, явно принадлежавшую старому князю. Фляжку. Воспользовавшись тем, что Мехметов отвлёкся, я открыл её и познакомился с её содержимым. Она была наполнена джином, Ватсон!
– Может быть, это была чужая вещь? – возразил я.
– Чужая? С личным вензелем Мехметова? С той самой родовой тамгой? Вряд ли, доктор.
Мы помолчали.
– И всё-таки, – заговорил я, – ваша, признаюсь, эффектная, но и зыбкая «пчелиная» теория, Холмс, меня до конца не убедила! Что, если джин появился во фляжке уже после смерти старого князя? К тому же такое свидетельство, добытое, как вы пояснили, незаконным путём, нельзя предъявить суду.
– Это верно, Ватсон, – кивнул Холмс. – Но, во-первых, мой клиент не ставил себе целью судиться со своим обидчиком. «Мне нужно только одно, – объявил князь Александр. – Веское доказательство лжи. А дальше – существуют принятые в приличном обществе процедуры сатисфакции». К слову, мне показали русский дуэльный кодекс, составленный графом Дурасовым. Он до сих пор действует. Впечатляющий документ, доктор. Образец ясного стиля и чёткой мысли. А во-вторых, эта моя, как вы заметили, зыбкая теория неожиданно получила полное подтверждение.
– Каким образом?
– Приступив к изучению архива арской земской больницы, наш агент почти сразу наткнулся на ещё одну запись, которая не могла его не заинтересовать. Оказалось, что на другой день после нападения на усадьбу Карагаевых в эту больницу обратилось сразу несколько молодых мужчин. Как вы думаете – по поводу чего?
– Чего же?
– Пчелиных укусов, Ватсон!
– Чёрт возьми, Холмс! – уже в который раз в течение рассказа великого сыщика я подался вперёд. – И что?
– Мы навели кое-какие справки и выяснили, что все эти господа принадлежат к хорошо известной в городе банде. Они называют себя «Мечи», по названию района города Мечетная слобода, где и обитают. Эта банда промышляет разбоем, шантажом и тому подобными неблаговидными делами. Мехметов нанял их специально для нападения на усадьбу Карагаевых.
– Как вы об этом узнали?
– Карагаев-младший разыскал одного из членов этой банды и, что называется, прижал его к стенке. И тот признался. Действительно, это они напали на Карагаевскую усадьбу, похитили улья и перевезли их к Мехметовым. Кстати, по его словам, и пожар-то возник от неумелого использования ими дымаря.
– Вы сообщили об этом обо всём в полицию?
– Да. Но, к сожалению, этот важный свидетель на следующий день был убит в пьяной драке в одном местном трактире, а других «мечей» найти нам не удалось. Но молодому Карагаеву это уже не было нужно.
– Чем же всё закончилось? Дуэлью?
Шерлок Холмс затянулся сигарой.
– Не знаю, Ватсон. Я не стал дожидаться окончания событий. Миссия моя была выполнена. Мы тепло попрощались с князем Александром, и я отправился домой. В Англии у меня накопились кое-какие дела. Собственно, я только что вернулся, вы застали меня с колёс.
Я был несколько разочарован.
– Но вы имеете какие-либо известия из Арска?
– Пока нет, – ответил Холмс. – Но надеюсь их вскоре получить. Я планирую вернуться в Россию, мой дорогой друг. Там интересно. И, думаю, со временем будет ещё интереснее. Именно в таких вот пока маленьких и мало кому известных провинциальных российских городах. Да, и мне понравились русские. Русские, доктор, это такое человечество в миниатюре. Действующая модель нашего возможного общего будущего. Все эти доктор-француз, полицмейстер-литвин, чиновник-малоросс, дворяне-тюрки и прочие, прочие, прочие. Думаю, там нашлось бы место даже старому англичанину-пчеловоду.
– Вы шутите, Холмс?
– Кто знает, Ватсон? Кто знает?
Великий сыщик бросил в камин окурок своей сигары и замолчал.
Опубликовано в Бельские просторы №9, 2019
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!