Антон Андреев. АФФЕКТ НАБЛЮДАТЕЛЯ, или КВАНТОВАЯ ЗАПУТАННОСТЬ СЕРЖАНТА ПРОКОПЧИКА

Победитель краевого литературного конкурса имени Игнатия Рождественского в номинации «Проза» 

…Реальность различается в зависимости
от того, наблюдаем мы её или нет…
В. Гейзенберг. Физика и философия

Сержант ГИБДД Олег Прокопчик был сравнительно честным полицейским. Ему капитан Колосов из районного ОВД всегда так и говорил: «Дурак ты, Прокопчик. И не лечишься. Хотя медицина для нас бесплатная». Нет, деньги Прокопчик, конечно, брал. Но только иногда. Когда совсем уж никак не откажешься  —  иначе, например, придётся нарушителя прав лишать. А нарушитель  —  он тоже человек, и ему без прав как ездить-то?
Так что если и брал, то не ради корысти, а вот именно из человечного этого принципа. А деньги что? В деревне Ширяй, где служил (а до этого двадцать семь лет назад родился и постепенно вырос) сержант Прокопчик, больше пятисот рублей в день и потратить-то было сложно. Разве что в отпуск с женой Маринкой два раза в год съездить. И то  —  дорога туда-сюда за казённый счёт. Ну и на выходных «в область» на денёк смотаться за покупками. Ну, там  —  да, денег, конечно, надо.
Вот так и жил-был сержант, контролируя дорожную обстановку на вверенной ему территории Ширяевского района, пока не подкинули ему на участок вот эту самую штуковину. То ли регистратор скрытый, то ли датчик какой-то. Не разберёшь, твою налево… Да и кто подкинул? Кому это в деревне сдалось? Но факт есть факт. А дело было так. В прошлом июле дело было.
Дежурил Прокопчик, как обычно, на свороте с железнодорожного переезда. Место было самое хлебное. В смысле отчётности. Месячный план тут можно было выполнить… нет, ну не за неделю и не за две. Недели за три можно было. На верочку  —  за месяц. Да, вот за месяц можно. А без этого переезда  —  прощай, план и квартальные премии. Потому как нарушать ПДД во всём районе было больше и негде  —  лес, поля, бездорожье. А тут хотя бы дорожные знаки стояли.
Воткнули их как попало, так что не нарушить хотя бы один было просто невозможно.
К тому же в этом месте через Ширяй, с заездом в оба его продуктовых ларька, летом вечно тянулась вереница автотуристов. Ехали сплавляться по таёжной реке Мане, лазить по местным пещерам или просто по памятным местам  —  годах в шестидесятых тут на месте лесосек снимали кино с участием Высоцкого. Теперь вот даже фестиваль в честь него придумали проводить: турьё, сувениры, песни под гитару, вот это всё. Самогон местный, рыбалка.
Вот и в тот день  —  пятница как раз была  —  поставил сержант свою патрульную колымагу ВАЗ-2115 за переездом, так, чтобы с дороги со стороны города не видно было. А сам прохаживался тут же, рядом, в теньке разросшейся ивы.
Нарушителя он услышал ещё издалека, как только городские заехали на бывшее совхозное поле, где теперь рос высоченный, в два метра ростом, иван-чай. Играла в салоне какая-то навязшая ещё с позапрошлого года песня про баклажан, слышались развесёлые крики.
Тормознул туристов Прокопчик по-ковбойски лихо, чуть приподняв жезл от бедра. Пока брусничного цвета «Санта Фе» тормозила, на лице водителя  —  парня лет двадцати восьми, трезвого  —  можно было прочитать всю палитру быстро сменяющихся мыслей. Первую долю секунды он удивился, явно не ожидая увидеть инспектора за двести километров от города, потом на лице мелькнуло осознание того, что да, вот точно, стояли же в иван-чае какие-то дорожные знаки. Последней читалась мысль: «Встрял на пятёрку, не меньше».
Автомагнитолу с «баклажаном» тут же выключили.
Разговор, хоть и начался с формальностей, закончился уже через полминуты: водитель ничего не отрицал, кающейся интонацией начал тянуть что-то типа: «Командир, ну на отдых едем». Полез сначала в карман, потом в бардачок за документами. Пару хрустящих новеньких купюр ему передали с задних сидений.
Прокопчик потянулся уже было за свёрнутыми бумажками, внутри которых еле заметно рыжели торцы денежных знаков. Успел даже подумать, что было бы забавно дать городским ещё и сдачи. Потому как по-хорошему пятёрки было за глаза. И тут где-то со стороны переезда что-то защёлкало. Негромко так, но слышно. Как будто включилось, навелось, зашуршало, отстраиваясь. Потом начало тикать, что ли. Прокопчик сообразил сразу: регистратор с оптикой, как у фотоаппарата. Или просто камера скрытая. А может…
Рука сама ушла в сторону от протянутых документов. Сержант шагнул вокруг машины так, чтобы отвернуться от переезда. Заглянул зачем-то под переднее колесо, выпрямился и принял решение.
— На отдых говорите? На речку нашу? Ну ладно, чего уж там, проезжайте. Счастливого пути! Спиртным не злоупотребляйте, особенно местным самогоном  —  садит так, что с непривычки можно и тятю, и маму забыть. Не нарушайте больше.
А у самого на спине промок, кажется, даже китель. Твою-то за ногу.
Поставили. Кто? Когда? Кирпичная железнодорожная будка на переезде с девяностых годов была необитаема. Путейцы присматривали за ней, окошки были целые. Но никакого сторожа или смотрителя в ней не было. Да и оборудования тоже  —  переезд никак не регулировался.
Прокопчик незаметно покосился на железнодорожную насыпь. Ну да, а больше-то негде. Тут же сообразил, что щёлканье и тихий скрежет уже прекратились. Ага, засняли, стало быть, и дистанционно отключили, чтобы зря не снимать пустую дорогу. Ну и дела. А камеру-то могли бы и бесшумную поставить. Работнички, мать их, всё-то у нас в России через… Хотя и слава Богу, что такая попалась. Списанная, наверное. Кто ж новую камеру в деревню повезёт? Украдут же.

Сержант выпрямился, выгнул спину так, чтобы китель хоть немного отлип, и, помахивая как ни в чём не бывало жезлом, прошествовал к патрульной машине. Сел, для виду повозился в салоне, посидел, посмотрел на часы и не спеша тронулся к центру села, проехав и мимо ларьков, где тарились пивком давешние туристы. Строго посмотрел на них через правое боковое стекло, те потупили взоры и, побросав окурки в пыль поселковой дороги, стали понуро грузиться в свою «Санта Фе».
Весь день мыкался Прокопчик то по селу, то по дороге, мотаясь из края в край. Даже пообедал два раза. И всё это время размышлял.
Раз они эту штуку поставили, значит, всё равно сколько-то будет она там стоять. Раз она будет стоять, а его на переезде не будет, то начальство увидит как раз, что нарушения-то в районе есть, но никто их не пресекает. С другой стороны, как их будешь пресекать, если камера всё видит? Деньги уже не возьмёшь. А каждого проезжающего лишать прав  —  так и отчётность всю собьёшь. Да и вообще вопросы возникнут: почему у вас одни лишения, мать вашу так растак? А хуже того  —  вспомнят, что знаки-то на переезде никто и не ставил. Официально. А вкопал их предшественник Прокопчика старший лейтенант дядя Коля Панаенков. И спецом так, чтобы не нарушить было нельзя.
Большого ума был человек, всю жизнь ментом проработал в одном селе. Утонул потом, когда пьяный на лодке врезался в баржу на Енисее.
Ночью не спалось. Снился капитан Колосов. Суровый и молчаливый. Он ходил по огороду сержанта прямо в сапогах по грядкам, мял ногами перья лука и заглядывал в щели и замочные скважины сараев и всяких там пристроек. Даже в сортир заглянул через пропиленное в двери сердечко…
Проснулся сержант Прокопчик посреди ночи, как будто задыхаясь.
Жена спала рядом. Выглянул в окно  —  на огороде никого не было, но лук, кажется, и впрямь был помят. Захотелось курить и выпить. Хотя сержант и не курил, и пил только по праздникам.
Последующие дни прошли словно в бреду. Как только сержант приезжал на переезд и останавливал там нарушителя, в железнодорожной будке что-то щёлкало, и слышно было, что идёт запись,—  то ли кассета какая шуршит, то ли переключатели какие переключаются.
Одним словом, работает техника. И вроде бы тихо так. Но слышно.
Уже и нарушители сами стали обращать внимание на странного сержанта. Денег не берёт, настороженно стрижёт ушами по сторонам, оглядывается. Да и по селу слухи пошли. Даже жена Маринка стала допытываться.
— Ты чего? —  говорит.
— Да так, по службе там,—  отвечает Прокопчик.
— Ну смотри, а то к врачу бы сходил. Для вас всё равно бесплатно,—  советовала жена.
С деньгами тоже началось. В один из дней Прокопчик поймал себя на том, что стоит в ларьке у тёти Клавы и пересчитывает мелочь, чтобы купить хлеба и пачку чая. Раньше, не глядя, кинул бы сотку да попросил бы рассыпных семечек на сдачу.
А ещё в августе в отпуск собирались в Крым, а с зарплаты и отложить даже ничего не получилось. Да и забор поправить хотел на неделе, а это сетку-рабицу надо, столбы покупать, краску. «Рублей» двадцать уйдёт. А где их брать?
В следующую пятницу приехал Колосов. Застал Прокопчика как раз у сельского озерца. Сержант сидел на чурочке возле капота патрульной машины и пил разливное пиво из трёхлитровки. Обдумывал, как бы зловредный щёлкающий регистратор обмануть, чтобы начальство не заметило. А начальство уже и само в гости пожаловало.
— Совсем уже ты, Прокопчик. Охренел, что ли? Ты ещё водку посреди села начни пить в служебное-то время и в форме. Не зря передавали мне, что ты в своём Ширяе тут распустился: нарушителям потворствуешь, отчётность нулевая пошла…
— Вы, Игорь Прокофьевич, сами того… виноваты. Поставили мне эту штуку, ничего не сказали. А она щёлкает теперь.
Капитан, как оказалось, ничего про скрытую камеру не знал.
Пиво допивать не стали, сразу поехали на переезд. Остановились подальше, потихоньку между кустами прокрались к железной дороге. Штуковина молчала, и капитан уже начал намекать Прокопчику на «белочку» и на димедрол в пиве. Но как только тот для чистоты эксперимента тормознул «уазик» с пьяными лесниками из соседнего района, штуковина снова тихонечко защёлкала, захрустела микроплёнкой или дискетами, шурша, наводила объективы, но сама не показывалась.
Лесников штрафовать не стали: как говорят в народе, нечего плевать в колодец, если пригодится ещё лес на строительство или на дрова там рубить.
Постояли в кустах. Допили пиво.
— Да, мать иху так… Кто ж их надоумил сюда эту камеру тебе впендюрить? —  гадал капитан.—  Может, кляузу кто на тебя настрочил, а теперь проверяют? Хотя нет, кляузу всё равно на меня же и спустили бы, а я бы тебе передал. Ох, нечисто тут. Поеду выяснять.
И уехал. А Прокопчик остался один на один с этой штуковиной.
Дни тянулись своим чередом, и служба летела под откос. В самый рыбный сезон остался Прокопчик без нарушителей, по линии дисциплины начались взыскания: почему, мол, «палок» в журнале раскрываемости нет уж полмесяца? Жена, заглянув в комод, где хранили заначку на августовский отпуск, и пересчитав деньги, закатила скандал и уехала в Абазу к матери. Соседи уже не просто шептались за спиной, а откровенно крутили пальцами у виска: «Такой молодой, видать, спайсы эти городские нюхает».
Спать по ночам не получалось, днями прятался от жары по кустам и пил  —  до обеда пиво, потом переходил на самогон, чтобы уснуть к вечеру. Но на таком нервяке не помогало. Колосов потерялся, сначала на звонки отвечал односложно или двусложно максимум. Мол, нет никакой от начальства информации, кто камеру ставил и для чего.
А потом и вовсе перестал отвечать.
Прокопчик отчаялся, но никаких действий не принимал. Да и какие тут действия? Перевестись в соседний район? А что толку?
Сломать эту хреновину ко всем богам? А что это изменит? Хотя-а-а…
Подобрав ночь побезлуннее, сержант одним залпом махнул из кружки граммов триста для храбрости, оделся, как в кино, в чёрное трико, чёрные носки, чёрные кроссовки и водолазку и огородами пробрался к переезду. Ни одна собака не залаяла, никто не попался на пути.
Переезд встретил мертвецкой тишиной. Стоял он всеми покинутый, наглухо затворённый железной дверью, с пыльными окнами и ржавой крышей. Прокопчик дважды обошёл здание кругом, осторожно посвечивая маленьким фонариком. Никаких отверстий или прозрачных поверхностей, за которыми могла бы стоять камера.
Только на чердаке виднелось незаколоченное досмотровое окошечко  —  размером как раз, чтобы пролезть бочком и полулёжа. Выходило оно строго на дорогу за переездом. Туда, где стояли знаки-ловушки.
Сержант, как заправский японский ниндзя, засунул за спину прихваченную из дома монтировку, закрепив нижний её конец под резинку трико, и, цепляясь за откосы, выступы и выщербленный кирпич, вскарабкался к чердачному окошку. Заглянул внутрь  —  никого, камер не видно. Минут пять ушло на то, чтобы втиснуться плечами вперёд в узкий проём и протащить туда всё остальное тело. Вдруг что-то знакомо щёлкнуло под крышей. Ага!
Прокопчик с полминуты лежал, почти не дыша, и прислушивался. Кажется, камера не засекла его. Он медленно приподнялся и огляделся, включил фонарик, вытряхнув его, привязанный на верёвочке, из рукава водолазки. В другую руку сержант покрепче ухватил монтировку. Ничего примечательного на чердаке не было, кроме ржавого электроящика на деревянной стойке, подпирающей стропильную систему посередине. Сверху к ящику шёл толстенный шланг электропитания. «Ага!»  —  снова подумал Прокопчик.
На цыпочках и чуть сбоку (чтобы не попасть в объектив сразу) сержант приблизился к ящику, осторожно приоткрыл его и заглянул внутрь. И вот тут началось что-то малопонятное. Ящик защёлкал и заскрежетал на все голоса, изнутри в лицо инспектору выпорхнуло что-то чёрное, кричащее, клюющееся, царапающееся. Инстинктивно Прокопчик наобум хватил монтировкой по ящику, посыпались искры, рука на одну миллионную долю секунды стала прозрачной и словно бы примагнитилась и к монтировке, и к ящику. В это же время, а может, и раньше, что-то хлопнуло  —  и ничего не стало.
Эту историю, в разной степени детализации, до сих пор можно услышать в том районе и конкретно в селе Ширяй. Стоит только заговорить с местными жителями и спросить их о каких-либо достопримечательностях, каждый сразу вспомнит про Олега-мента, который «кукушкой поехал».
Сержанта Прокопчика нашли на следующее утро. Он сидел на рельсах с обугленной монтировкой в руке и повторял как заведённый:
— Сержант Прокопчик, Ширяевское РОВД. Почему нарушаем?
Его потом долго в городе лечили. Говорят, вылечили. На службу он не вернулся, занялся общественной активностью  —  теперь защищает права водителей, даже возглавил областное отделение Федерации автолюбителей России. Хвалят его как очень въедливого сутяжника по разным ДТП или по нарушениям дорожных служб, когда знаки неправильно ставят или ещё что.
А в сторожке той, на переезде, этим летом ремонт делали, и рабочие нашли на чердаке кладку яиц какой-то необычной птицы. Очень редкой  —  то ли чечевицы какой-то, то ли алтайского какого-то снегиря.
Не просто редкая, а даже и малоизученная. Сама птичка маленькая, неприметная, а может подражать самым разным звукам и особенно хорошо почему-то техническим. Про это даже и в газетах писали.
А яйца в краеведческий музей сдали  —  для коллекции.

Опубликовано в Енисей №1, 2019

Вы можете скачать электронную версию номера в формате FB2

Вам необходимо авторизоваться на сайте, чтобы увидеть этот материал. Если вы уже зарегистрированы, . Если нет, то пройдите бесплатную регистрацию.

Андреев Антон

Родился 7 апреля 1981 года в Северобайкальске — городе первопроходцев, строивших Байкало-Амурскую магистраль. В возрасте пяти лет по семейным обстоятельствам переехал в Красноярск, где больше века живёт вся родня по линии матери. С тех пор живёт здесь. Учился в школе №35 с углублённым изучением английского языка. Вместе с соседом по парте в старших классах начали публиковать юмористические заметки в местной прессе. В итоге вся жизнь оказалась связана с журналистикой. После школы — филфак КГУ, работа на радио, в газетах, интернет-агентствах, политическом пиаре. На литературу, к огромному сожалению, всегда не хватает времени: пишет рассказы, стихи только урывками.

Регистрация
Сбросить пароль