* * *
Горный Алтай. В чабреце пчела,
Птица поймала мошку.
Я наблюдаю: ручей из вчера
Вынес не только хорошее
И загремел, покатил шары
Мыслей тяжёлых, каменных.
Дети спасаются от жары
У берегов, израненных
Лавой, застывшей сто тысяч лет,
Лавой вчера застывшей.
Мамы зовут сыновей на обед,
Мамы зовут под крыши,
Спрятать, сберечь, не отдать своих
Тоненьких и беспечных.
Ветер молчит, ветер затих,
Небо глядит из речки.
* * *
Я, словно в детстве, слушаю рассвет,
Мычание коровы, голос ветра
В ветвях деревьев, в луговой траве.
И к чаю будет мёд, а не конфеты.
Мой телефон беззвучен, календарь
Не нужен, я не помню день недели.
Здесь пихтовый рассвет и птичьи трели,
А не будильника-такое-то-среда.
Мой день беспечен, я живу сейчас.
Взбираться в гору тяжело в плюс тридцать.
Иду вперёд в надежде возвратиться
И в рюкзаке несу алтайский чай.
А в Замке Духов нету ни души.
Дыши и слушай.
Всей душой дыши.
* * *
Проснёшься в сумраке щавелевом:
Сквозь листья светят фонари, –
Ты говори мне, говори,
Что ночь измерена шагами,
Что поцелуев до зари
Нам хватит, чтобы скрыться в ветхом
Замолченном, уютном сне,
И долго мне в глаза смотри,
И думай только обо мне.
Рассвет – жесток и беспощаден.
Вернётся время, но не к нам.
Я не хочу его! Гони!
Мою ладонь держи в ладони.
Не шевелись, молчи, дыши.
Пусть утро вызреет в бутоне
Моей встревоженной души
И в шуме солнечном утонет.
* * *
День каруселью солнечной и жуткой,
И гул Москвы, и жаркий топот ног.
Прощанья раскалённые минуты
Брусчатки обжигают позвонок,
Тревожат полированные нервы
Надеждами на встречи впереди.
А на реке огромный Петр Первый
На человеков маленьких глядит.
Бежит вода, и корабли, и рыбы,
И ветер золотую рябь несёт.
И мы с Петром сбежать вполне могли бы,
Но Петр – железный, я – наоборот.
Стоим и смотрим (что еще осталось?).
У нас обоих кругом голова.
Наверное – жара, наверное – усталость
Здесь виноваты. И чуть-чуть – Москва.
* * *
Прошу у камня стойкости и силы –
Камень молчит.
Прошу у моря солёных брызг –
Щиплет глаза.
Прошу у тебя заботы –
Кричишь.
Просишь прощения –
Я не могу простить.
Камень, я замолкаю.
* * *
Вот стоят дома и дым из трубы.
Или пар? Теплосеть
Продолжает нам воду греть.
А дома стоят,
А машины едут,
И пыль летит…
Если вдруг все исчезнет?
«Рыбы бы», «Чеснок», «Магнит»,
«The еда»…
Что – тогда?
Вновь на небе гул: самолеты туда-сюда.
И гудят шмели внизу, и гудят провода.
Вот гуляют дети, собаки на поводках,
Поднимает ветер и в лица бросает пыль,
А на рынке к Пасхе все в искусственных цветах,
И приехал цирк, муж билеты уже купил.
Прогоняю мысли, не надо во мне гудеть, –
И без гула слышно: летит, приближаясь, смерть…
Но прислушалась, в этой песне:
Христос воскреснет,
Христос воскреснет!
И – воскрес!
* * *
Холодно, холодно…
Обними – нет, не трогай.
Ты – больно, ты – боль.
«Холодно!» – море кричит,
Взывает к Богу,
А Бог видит соль
И чаек,
И Он ничего не слышит,
Он рождён глухонемым.
А дождь выстукивает по крыше
Азбуку для разговора с Ним.
Но кто, кто, скажи,
Этот голос услышит,
Кто переведёт на божественный ритм
Это море, и эти крыши,
И черепицу крошащихся рифм?
Ты мимо проходишь,
Тебе безразлично.
А я? Я каменная, я стена,
Отполированная отлично
Отсутствием сна.
Донёс ветер южный:
Надежда – там, в сырой подворотне.
Море солёные губы мои
Щекочет горячими полукружьями
И жизнь перелистывает сотней
Книг.
И я дышу, приноравливаясь к ритму.
Возможно, Он услышит и Он поймёт.
Но какое мне дело, если ты,
Если ты, если…
И как мне дальше?
И как дальше ты?
* * *
С облаков сирени, черешен и диких груш
Собирают пчёлы свой горький небесный мёд.
Тает пенка небесная на окаёмке луж,
А река внизу вскипела и вспять течёт.
Я смотрю на небо – а в небе сверкает страх.
Разрывает тучу – и падает, и стучит
В барабаны крыш, перешёптывается в кустах,
Лепестки уносит в ручьи.
Град пройдёт и останется на меже,
На побитых листьях, в усталых ладонях дня.
Только слово в винительном падеже
Тихо выскользнет, но не найдёт меня.
Опубликовано в Бельские просторы №3, 2023
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!