***
обращение к своему молчанию –
диалог с перерезанным глазом
по имени «слепота»
на пачке сигарет –
мы друг на друга
смотрим и смотрим.
пойманный на отсылке,
открываю книгу и сразу же вижу:
«Над этой всей твоей
скорбью: никакого
второго неба» –
диалоги возникают сами собой.
ноль – точка роста,
когда цезари падают от ножей.
ты ничего не знаешь,
отсылки – только отсылки,
красные слова в сером-сером мире
***
Если спичку ты потянешь не с того конца,
То родит девица к лету пегого мальца
В сером поле кипарисов, в поле без ручья,
Крестным станет крот речистый, крестной – саранча.
Солнце сине, он бессилен, поживет и так,
Будет слушать песнь гиены, правду от макак.
Заработает подагру и нейродермит,
Кто красой своей не блещет, тот и не взлетит.
Много мнений. Отражений нет лишь в поле том,
И никто не называет голубей скотом.
И никто не рассуждает громко, сгоряча,
Как живется в этом поле, в поле у ручья.
***
…что, как снег, упокоившись, ляжет той ночью на землю.
Петь о рыбе-мечте, потонуть, не хватаясь за вёсла,
И зима сбережёт, заслонив толстым льдом под метелью.
Все, наверно, уснули тогда, хоть во ртах и сверкали блёсны.
Светлый день поминает. Поминки позёмкою кружат
Над водой, лёгким эхом дымясь в предрассветном тумане.
Чей-то сын побежит, упадёт, заскользит неуклюже
И расстает в снегу, как таблетка в гранёном стакане.
В банках солят баженье, к столу подаётся съестное…
Жизнь продолжится снова, словно ни в чём не бывало.
И по лёдышку речки потащится ковчижек Ноя
С песнопеньями в Лету. Только и этого мало.
Молчание
Распахни окно:
за окном – белый шум
колыбельную песню поёт.
Мир, как лёд –
попытаться не биться,
как в форточку птица,
превращаясь в поклон.
И то –
особое умение молчать,
не говорить
как тихо рвутся ткани,
и как молчание придёт.
Прядётся шерсть,
и безупречное сукно
не пропускает воду.
***
Воздух затхлый и между столами, как груз, висит.
Возвращаясь с работы, бросаешь слова, как вещи.
Встретишь – три реплики. Больше нельзя. Лимит.
Можно три реплики. Можно. Но лучше меньше.
Воздух дрожит, что слышен как будто свист.
Чайник гудит и, кажется, скоро взорвётся.
Тонкий овал лица напротив – исписанный лист.
В почерк вдаваться не хочется. Хочется солнца.
Чай, бергамот. Вспомнишь деревню – там печь,
Гревшая в детстве. Луга и поля. Истома.
Две недели до отпуска. Выключить свет и лечь.
Не забыть потрепать по голове Артёма.
***
«И вот красотой неба пленённый,
Насладишься, ногой врастая в лёд.
Где-то в толщах мутной жижи
Тоже кто-то плывёт,
Лицом убелённый,
Но очернённый в глазах, как крот.
Но где-то там и здесь он не к месту.
Смотришь вверх:
Земля поставляет небу кресты,
Как на закланье невесту.
Взлетают, как стерх
Орды поломанных хилых стволов.
А ты
Не иди с природой встык,
Надорвешься, порвешь «кресты» –
Сложено много голов
Где-то под толщей воды.
Не жалко: стерпим, слюбим, посадим –
Вот он, великий труд:
Ясная радость, сердечная тупость…
И ото всего неясная грусть:
Среди мусорных груд
Человек человеку – балабол Сатин,
Человек в человеке пуст.
Будем считать дни –
Песенных соков сбиратели.
Под разряженными облаками,
Здесь, в пустоте земной,
Растёт ковыль,
А не произрастает ничего
Или
А произрастает – ничего.
(А стерху дерёт горло выпь)
Испитые сны –
В них юные небогробокопатели
Ведут бой из-за каждой сосны
Даже в задохлый зной.
Каждый приправлен духом и пропечён,
И каждый вязнет в мыслях, как муха
В растаявшем воске под свечой.
А улыбка от уха до уха…
Вот и пустота – благословенная нами.
Бог в своей доброте дарует нам то, чего мы хотели.
Но здесь ни войны, ни любви – ничего вообще нет,
Как нет смысла в голод отдать долг плодами,
С земли омертвевшей в метели,
А до весенних лет
Надо держаться годами.
Под электрическими облаками
В тумане густом
Не видно ни зги…
Лишь соглядатай заметил,
Что жизнь свернулась клубком
Где-то в конце строки».
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!