* * *
И сплошное – да не месиво…
Год, хотя не женский род,
точно зверь, двенадцать месяцев
носит следующий год.
Месяцами да неделями
неделимое поделено,
всё живое до секунд
стрелки ловкие секут…
А одетая не ахти как
целиковая душа
водит в котелке галактики
поварёшкой не спеша –
мол, которое ни зарево,
а успеется долить
едокам, что время-варево
могут залпом одолеть.
* * *
Был – имя рек, а станешь – имярек,
в летучий снег войдя летучим пеплом…
Двадцатый год добил двадцатый век –
остались те, кто выжил в двадцать первом.
Носители ославленных идей,
любители блуждающих огней,
хранители целительного слова,
упёртые ценители теней
и облаков небесного улова,
спасатели ветшающих корней –
но и оберегатели живого…
Пока растёт – мы не наперечёт,
хоть и по нашей очереди тоже
часы, как счётчик Гейгера, стучат,
частицы жизни малые итожа.
* * *
Жизни отзвук придаёт
двойство языка…
Снег идёт и падает,
и встаёт река.
Всё течёт со временем,
сыплется мукой.
Тканое со рвением
рвётся под рукой.
Сикось-накось выкуси
вволю от щедрот…
Снова многих выкосил
високосный год.
* * *
Был февраль, да был таков –
лишь капели лёгкий лепет.
Девочка снеговиков,
под окном гуляя, лепит.
Производственный поток,
верно, выстроить решила –
на скамейку, на капот
продырявленной машины.
Нагребает снег сырой,
старый дом увеселяет –
словно свежей детворой
землю снова населяет…
Населяет – стало быть,
под невзгодою и взгодой
будет женщина творить,
что назначено природой.
А что малы да влажны,
ручки – сломанные ветки,
до апреля неважны
эти маленькие бедки.
Не разжалобишь прогноз –
и они не оробеют:
снова поутру мороз –
закалятся, загрубеют.
Устоят который раз
при обыденной погоде…
Лето красное у нас
тоже оттепели вроде.
* * *
Встану руки в брюки
посреди земли –
в Екатеринбурге
дички зацвели.
Горная столица
без обиняка
заново рядится
в белые шелка.
Далека дорога
по земной коре,
нежности немного
сыщешь на горе,
да на медный грошик
плодом бытия –
яблоко с горошек
в клюве воробья.
Рады ли не рады,
а по временам
более награды
не дождаться нам.
Но пока надежды
вовсе не пусты –
белые одежды
новые чисты.
* * *
На семи мостах через Исеть
город умудряется висеть –
словно две береговых горы
вытряхают пыльные ковры.
Или как извилистая ось
ниточка продёрнута насквозь,
а игла затеряна в степи,
так что не увиливай – терпи.
Или все летучие года
плоть его – текучая вода,
да неотменяемо жесток
выложенный камнем водосток.
* * *
«Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу,
то чем сделаешь её солёною?..»
Матф. 5:13
Ладно бы хижина или дом –
город на куполе соляном
сталью когтистой несметный год
из-под себя на-гора гребёт.
И незапамятные года
штольни былые грызёт вода,
так что осыпаться нехитро
городу в съеденное нутро…
Люди на куполе соляном
мне рассказывали об ином:
мол, рудники, хоть и велики,
теперь от окраины далеки,
горные выработки всерьёз
не достают до корней берёз,
так что гребём и живём с умом
нынче на куполе соляном…
Ладно, когда всё идёт на лад,
если не вглядываться назад.
Может, и вправду глухой провал
напрочь наелся, отпировал.
Может быть, попросту надо быть –
каменные пласты рубить,
чтобы и дальше менять могли
соль под землёю – на соль земли…
г. Березники
* * *
Простором досыта наполнись,
пока наверняка века
перемолачивает поезд
глубинами материка,
где под корнями ходит море,
и орошается земля
на придорожном косогоре
фонтанчиками ковыля,
и, как процеженная ситом
через кедровые тела,
степь, рассечённая Транссибом,
голубовата избела.
* * *
А жизнь остерегает: насладись –
единственная, хоть и неказиста…
Развеют прах, зачистят жёсткий диск,
а с книгами придётся повозиться.
Что ни напишем и наговорим –
крошатся пеплом вещи человечьи…
Мы в них по-настоящему горим –
да костровые отблески зловещи.
Дешёвые годны на перекур,
но сеет кто из нынешних махорку?..
И я в библиотечный коридор
непрочности своей наперекор,
продолжив незапамятный набор,
себя сложил на полку и подкорку
в надежде, что недолговечный труд,
исполненный безвыходной отваги,
не дети, так иные подберут,
не тяготясь обузою бумаги.
* * *
В жизни много всякой хрени,
но случается сюжет:
за окном – разрыв сирени
цветом в яблоневый цвет.
И сюжета в общем нету –
салютует добела
то ли деду за Победу,
то ли будущему лету
и тому, что дожила.
И ликующей Отчизне,
и таящейся – Бог весть…
Или просто цельной жизни
на сто лиц – какая есть.
* * *
Зелёные ядрышки ягод
сулят утешение на год:
когда к сентябрю нарастить –
получится, чем угостить
всех тех, что порой снеговою
рассядутся вкруговую
из времени и далека
и связаны нами пока…
* * *
Поведя на прохладе плечом,
ощути, как ребёнок, спросонок:
запах груши едва различим,
запах сливы неслыханно тонок.
И, почуяв животную связь,
неподвластную точным наукам,
улови, как, перевоплотясь,
он становится светом и звуком.
* * *
По лесной тропе заборов мимо
в неизменном венчике из роз
едет к воротáм Ерусалима
опылённый вербою Христос.
И, знакомы с ним не по иконе,
отвлекаясь от парящих гряд,
женщины глядят из-под ладони
и между собою говорят.
Сны, мол, беспокойные не в руку –
горевать не надо наперёд.
Снова едет – стало быть, по кругу
время, как положено, идёт…
И над миром – экая забава! –
благодарен Господу-отцу,
радуется ветер, как Варавва,
разметая жёлтую пыльцу.
Опубликовано в Бельские просторы №1, 2022
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!