Джон Уайт инструктировал Хелену Допплер в здании контрольно-пропускного пункта при входе на территорию научно-исследовательского комплекса «Вагнер Корп». Здесь не было телефонных проводов и маршрутизаторов Wi-Fi, зато были толстые бетонные стены, которые глушили всякий входящий и исходящий сигнал.
— Мы не можем позволить, чтобы наша система каким-либо образом взаимодействовала с другими сетями, — говорил Уайт. — Ни один байт информации не должен просочиться внутрь или наружу. Поэтому вам придется оставить все ваши устройства связи здесь. Это вопрос корпоративной безопасности. И одно из условий, которые выставило министерство обороны. Для связи с внешним миром вам придется выезжать в Даунтаун. В самом комплексе нет активных сетей.
У нас есть маршрутизаторы, но мы не можем их включить, пока идет тестовый период. Код от них есть только у меня.
— Да, это я знаю и приветствую, — ответила Хелена.
Она находила весьма разумными требования министерства обороны. Тем более что одним из них было ее участие в проекте. По окончании тестового периода проекту «Цифровой Вагнер» предстоял аудит на безопасность. И одним из пунктов в нем будет одобрение Хелены на подключение Вагнера к внешним сетям.
— Да, мне говорили, что вы настроены враждебно к профессору Вагнеру вопреки здравому смыслу, — сказал Уайт.
— Я бы назвала это не здравым смыслом, а безумием. Неужели вы не понимаете, как опасен ваш проект?
Уайт улыбнулся.
— Я понимаю ваши опасения. Вы боитесь, что Вагнер может сойти с ума и устроить массовые кибератаки по всему миру. Я прав?
— Не только это, — сказала Хелена. — Конечно, психические процессы в вашем человеке-компьютере меня волнуют, ибо они непредсказуемы. Но есть еще одна вещь, которая тревожит меня не как психиатра, а просто как человека. Вы ведь изобрели способ жить после смерти. Конечно, цифровое бессмертие — это не совсем бессмертие, но все же. Любой имеющий достаточно длинные цифры в своем банковском аккаунте теперь может купить себе вечную жизнь. Если ваш проект не закроют, в скором времени мы будем иметь горстку бессмертных миллиардеров, сидящих в своих домах-компьютерах и упивающихся властью над всем остальным миром.
Тут уже Уайт рассмеялся в голос.
— Вы сгущаете краски, доктор Допплер, — сказал он, — и смотрите чересчур далеко. Технология «Цифровой Вагнер» пока что слишком сложна и стоит слишком дорого, чтобы поставить ее на поток. Вы вообще видели здание комплекса?
Оно размером с городской квартал. И девяносто процентов его площади занимает сервер. На сегодняшний день это самый большой в мире компьютер. И на его постройку ушло колоссальное количество средств. Таким богатством обладает от силы десяток человек во всем мире.
— Хватит и их, чтобы устроить нам сущий ад. Даже одного вашего Вагнера будет достаточно.
— А я-то думал, вы изучили личность профессора.
Тогда бы вы знали, что это добрейшей души человек, вдохновленный своим делом и всю жизнь отдавший на благо человечества. Таким ученым ставят памятники, в их честь называют улицы.
И, к слову, он никогда не имел проблем с психикой, а, наоборот, проявлял чудеса спокойствия и стрессоустойчивости. Гораздо больше шансов, что свихнется полностью самообучающийся ИИ наших дорогих коллег из Super Brain.
Слова «дорогих коллег» он произнес с нажимом, давая понять, что на самом деле не питает к мюнхенской корпорации теплых чувств. Super Brain вместе с «Вагнер Корп» уже много лет были крупнейшими компаниями на рынке информационных технологий и соответственно — главными конкурентами друг для друга. У Super Brain был проект нейросети уровня «Цифрового Вагнера», но с полностью искусственным интеллектом.
Хелена понимала, почему Уайт вспомнил конкурентов. Руководство этой компании во главе с гендиректором Хельге Шнайдером неоднократно называло технологию Вагнера опасной — и технически, и социально. Они даже собрали петицию в Совбез ООН на миллион подписей с требованием принудительно закрыть проект.
— Я изучила биографию Вагнера очень подробно и, возможно, знаю о нем больше вас. Я нисколько не сомневаюсь в ваших словах о нем. Но, видите ли, даже самые хорошие и психологически устойчивые люди способны дойти до ручки. У каждого есть свой предел. А у нас здесь беспрецедентный случай. Человек живет в компьютере, не имеет физического тела. Мы не можем и представить, что происходит в его… разуме.
— Может, нам пора сменить тему, доктор Допплер? — сказал Уайт, изменившись в лице. Этот спор ему явно надоел. — Я еще должен вас проинструктировать.
Он зачитал ей правила техники безопасности и поведения на объекте, дал на подпись необходимые документы.
— Думаю, теперь я могу проводить вас к профессору, если вы не против.
— С превеликим удовольствием. Только сначала — вот.
Она достала из своей сумки две рации.
— Что это? — спросил Уайт.
— Насколько я понимаю, Вагнер контролирует все устройства связи внутри комплекса. Внешние устройства телефонной или интернет-связи он также может захватить. Мы с вами должны иметь что-то ему неподконтрольное.
Уайт начал отшучиваться, но Хелене удалось настоять, чтобы он взял одну из раций.
— Что ж, теперь мы можем идти?
* * *
Полчаса спустя Хелена и Уайт находились уже внутри комплекса в просторном конференц-зале.
Здесь было несколько письменных столов со стульями и экран во всю стену.
— Это одно из двух мест, где мы обычно с ним общаемся. Второе — операторская. Вообще-то, переговорные устройства есть по всему комплексу, но мы стараемся их не использовать. Профессор может в любой момент говорить по любому устройству, но, в отличие от ИИ, он не может выполнять одновременно несколько задач. Добрый вечер, профессор!
Экран включился, и на нем появилось лицо пожилого мужчины на фоне белой стены, лохматого и в очках. Он улыбнулся и кивнул Хелене.
— Привет, Джон, — сказал он. — Приветствую вас, доктор Допплер. Приятно с вами наконец познакомиться.
Хелена долго не могла ответить. Она лишь молча стояла и глядела на экран. Наконец она медленно опустилась на один из стульев, не отрывая глаз от Вагнера, и произнесла:
— Здравствуйте.
Лицо Вагнера на экране улыбнулось еще раз.
— Вижу, вы немного смущены? — сказал он.
«Ты ненастоящий человек, — мысленно ответила Хелена. — Ты всего лишь строчки компьютерного кода. Как ты можешь говорить, как живой?»
— Скорее, напугана, — призналась Хелена. Она решила не скрывать своих чувств. — Вы ведь знаете, зачем я здесь?
— О да, конечно! Вы хотите меня убить!
И он рассмеялся, но как-то натужно. Хелена от этого лишь сильнее напряглась. Поняв, видимо, что шутка не удалась, Вагнер посерьезнел и сказал:
— Вы здесь, потому что власти наложили вето на мой проект, когда я был жив. И сказали, что позволят запустить эксперимент только при условии, что его будет курировать психиатр.
Вы должны следить за моим состоянием и доложить, если что-то пойдет не так. И без вашего одобрения меня не подключат к внешним сетям.
На самом деле, это все происки Super Brain. Они никогда не упускали случая воткнуть мне палки в колеса.
Он обратился к своему помощнику:
— Джон, мог бы ты оставить нас на какое-то время? Полагаю, доктор Допплер хочет провести со мной сеанс психоанализа.
И он снова усмехнулся. Уайт кивнул и вышел из зала.
* * *
— Я изучила вашу биографию и историю болезни, — сказала Хелена, достав папку с досье Вагнера.
— Полагаю, вы почерпнули из нее много интересного?
— Да.
Хелена бросила взгляд на первую страницу, резюмирующую всю информацию из досье, хотя и так уже знала ее содержание наизусть:
«Вагнер Карл Эдвард. Родился 15 января 1979 года. Умер 1 февраля 2051 года.
Окончил Дартмутский колледж по специальности “IT-инженерия“, где после выпуска получил должность научного сотрудника. В 2035 году получил должность научного руководителя. В 2050-м основал собственную компанию и поселился в Кремниевой долине. Автор и разработчик компьютерных программ и прототипов ИИ.
В школьные годы регулярно подвергался нападкам со стороны сверстников.
Вырос в бедной семье. Мать — медсестра, глубоко верующая католичка, тянула семью на свою небольшую зарплату в государственном хосписе. Отец был безработным и страдал алкогольной зависимостью.
Его нашли мертвым на обочине трассы в их родном городе, когда Вагнеру было четырнадцать.
Никогда не был женат и не имел детей. Трижды был в длительных отношениях с женщиной, которые кончились неудачно.
Трудолюбивый, целеустремленный. Сотрудниками характеризуется как превосходный ученый и руководитель».
Все это и еще многое другое Хелена узнала из истории болезни Вагнера, его школьного и университетского досье, а еще разговоров с его родными и знакомыми. Никогда раньше она так подробно не исследовала личность пациента.
— Но есть вещи, о которых мне до сих пор неизвестно, — сказала Хелена. — За какое время до смерти сделан компьютерный слепок вашей личности?
— Ну, первые упрощенные версии мы начали делать еще несколько лет назад. Но окончательный слепок сделали в ноябре прошлого года.
— Вас активировали до того, как прототип ушел из жизни?
Вагнер снова улыбнулся.
— Вот, значит, как? Вы намерены отделять живого Вагнера от Вагнера-компьютера. Не хотите признавать, что я — это я. Отчего же?
— Причин довольно много, но я не хотела бы в них сейчас вдаваться. Думаю, для вас они очевидны.
Цифрового Вагнера могли включить до смерти Вагнера живого. Двух цифровых Вагнеров, при наличии ресурсов, могли включить одновременно. В теории он мог копировать сам себя сколько угодно раз. А живой человек между тем будет жить отдельно. И опять же — последние месяцы жизни Вагнера не вошли в компьютерную версию. А за это время человек, даже пожилой, может измениться до неузнаваемости. Нет, она решительно не готова была ставить знак равенства между биологическим и цифровым мозгом.
— Давайте лучше поговорим о настоящем, — сказала Хелена. — Чем вы занимаетесь бóльшую часть времени?
— Мы разрабатываем новое ПО для минобороны.
Проект носит рабочее название «Цезарь». Вы знаете, их нынешние системы порядком устарели. Удивляюсь, что их еще никто не взломал. Не могу рассказать вам о деталях, но наши разработки — это новое поколение оборонительных систем.
В этот миг Хелена почувствовала, будто на самом деле говорит с живым человеком с помощью видеосвязи, а не с программой с нарисованным лицом.
В глазах Вагнера загорелся мечтательный огонь, морщины частично разгладились, и он начал жестикулировать.
Насколько знала Хелена, «Вагнер Корп» принадлежало больше половины всех подрядов на поставки IT-оборудования и программного обеспечения вооруженным силам США.
— А еще? — спросила Хелена.
— Ну, я играю со своими помощниками и студентами в шахматы и другие игры.
— Им удается вас обыграть?
— Довольно редко, — усмехнулся Вагнер. — Я понимаю, к чему вы клоните. Но нет, я не пользуюсь электронными вычислениями. Меня и при жизни редко обыгрывали, даже Джон. Не сочтите, что я хвастаюсь.
— Ни в коем случае. Еще вопрос. Я понимаю, что компьютер не нуждается во сне. И в теории ваш разум может работать круглосуточно. И все же — вы когда-нибудь отдыхаете?
— Вы правы — только живые люди нуждаются во сне.
И это наша слабость. Нет, я никогда не «сплю».
Я могу отключиться на какое-то время, но зачем?
При жизни мне катастрофически не хватало времени на все, что я хотел бы сделать. В том числе потому, что нужно было спать. Сейчас я не нуждаюсь во сне, и это прекрасно. Я могу работать круглые сутки, и мне это нравится.
— Все же я бы хотела, чтобы вы иногда отдыхали, — сказала Хелена, — хотя бы два-три часа в сутки.
Людям нужен сон, не только чтобы восстановить физические силы. Ум тоже нуждается в отдыхе.
А теперь, если вы не возражаете, я бы хотела провести несколько психологических тестов.
Следующие сорок минут они занимались тестами и упражнениями.
— Завтра я приду к вам снова, — сказала Хелена под конец. — Назначьте любое время, какое хотите.
В это время мы будем встречаться каждый день.
Тут Вагнер впервые выказал недовольство — губы его чуть скривились, а глаза сузились. Но лишь на мгновение.
— Хорошо, — сказал он. — Джон передаст вам. Он проводит вас в ваши апартаменты. Располагайтесь, будьте как дома.
— Благодарю вас, — ответила Хелена.
* * *
Вагнер летал.
Его вселенная состояла из цифр. Перед ним проносились улицы, здания, целые небоскребы, состоящие из строчек бинарного кода. И он был властелином этого цифрового мира. Вагнер мог перенестись из одной его точки в любую другую. Мог сдвигать или раздвигать его топологию, расширять, сужать, разбирать, надстраивать. Но больше всего ему нравилось проноситься между башнями из цифр, периодически обнаруживая изъяны в коде и тут же их исправляя. Да, он воспринимал это как полет, хотя ясно было, что это всего лишь смена кадров перед его «глазами».
В этом мире он был царь и бог, высшая сила, единственный творец. Его власть была безгранична. В этом мире не было места Максу Гринвуду и другим его мерзким одноклассникам, не было места родителям, правительству, Super Brain с их директором, Хельге Шнайдером. И не было места этой своенравной стерве, Хелене Допплер.
Это был его мир, а враги хотели его разрушить.
Так же, как они разрушали его жизнь. Они были созданы только для того, чтобы разрушать, они не умели ничего другого, кроме как разрушать. И вот теперь они снова пришли разрушить то, что он создавал долгие годы.
Выстраивая очередное здание из цифр, Вагнер говорил себе: «Я этого не допущу. Я не позволю им погубить все это».
* * *
Прошло два месяца. Хелена и Вагнер встречались каждый день и проводили вместе час. Хелена просила выделить для сеансов помещение поменьше, но Вагнер наотрез отказался встречаться где-либо еще, кроме конференц-зала. Видимо, он чувствовал себя значительнее и увереннее, когда его лицо выводил огромный проектор. Насколько знала Хелена, в операторской его изображение выводилось на таком же большом экране. Вагнер хотел быть и ощущать себя гигантом, в то время как она была маленькой и, в его глазах, беспомощной. Так, по крайней мере, рассуждала Хелена.
Вагнер из раза в раз выказывал свое нетерпение и раздражение. Он не уставал говорить ей, что час в день, который они тратят на психоанализ — это час, отнятый от его работы и, как следствие, потерянный час. На что Хелена невозмутимо отвечала, что сейчас у Вагнера времени предостаточно и торопиться ему некуда — ведь он бессмертен. В ответ тот неустанно напоминал ей о Super Brain, которые дышали ему в спину со своей самообучающейся нейросетью.
В какой-то из дней Вагнер со вздохом заявил:
— Неуважение ко времени в нашем мире воспринимается как что-то вполне приемлемое и даже нормальное. А ведь это, по сути, убийство! Вот смотрите, за то время, что вы здесь, на ваши сеансы ушло шестьдесят часов. То есть два с половиной дня. Это то же самое, если бы вы пришли ко мне за два дня до того, как я умру своей смертью, и пустили пулю мне в лоб. Но знаете что? Вы бы этого не сделали потому, что не успели бы!
Потому что вы бы уже застали бездыханный труп.
Потому что десятки и сотни людей до вас уже приходили, чтобы убить меня чуть-чуть раньше — кто на два с половиной дня, кто на час, кто на пять минут, но чуть-чуть раньше, чем мне положено умереть. В итоге я расстался бы с жизнью еще младенцем. Едва ли мне удалось бы дожить хотя бы до пяти лет.
Она пыталась объяснить ему, что ее работа призвана в том числе помочь развитию его детища, устранению ошибок и совершенствованию. Но Вагнер не желал этого слышать. Он считал, что для анализа психических процессов в его мозгу достаточно отчетов о работе системы, которые составлялись автоматически. Хелена их тоже изучала. Они были похожи на графики, получаемые в результате компьютерной томограммы головного мозга. Из них действительно можно было много почерпнуть, но они ничего не говорили о личности Вагнера и о том, что в ней меняется.
Каждый день после сеанса Хелена приходила в выделенные ей апартаменты и несколько часов занималась анализом данных, которые удавалось получить из сеансов с Вагнером и из электронных отчетов. Никогда еще за свою карьеру она не погружалась в это дело так глубоко. Она изучала каждый дюйм графиков, сопоставляя их с другими данными, сравнивала, выводила закономерности и отслеживала изменения, а потом сверяла все это со своими конспектами сеансов.
Картина перед ней складывалась вполне ясная.
Вагнер день ото дня все больше терял психическое равновесие. В первые дни это было незаметно. Этот процесс либо начался не сразу, либо поначалу протекал очень медленно. Но постепенно перед ней вырисовывался график, похожий на гиперболу. Так, например, постоянно повышался процент задействованной мощности сервера.
Если по прибытии Хелены сервер работал лишь на 50–60 процентов доступной мощности, то к сегодняшнему дню уже не опускался ниже 65 процентов. То же самое можно было сказать и о температуре процессоров.
Да, на первый взгляд повышение было незначительным и в запасе оставалось еще достаточно мощности. Но Хелена знала, как развиваются подобные процессы. Не в компьютерах, конечно, а в человеческих головах. Поначалу психическое состояние почти не меняется. Запасы психологической устойчивости расходуются очень медленно. Постепенно изменения становятся заметны, но вполне терпимы, и их можно списать на сезонный стресс или временную депрессию из-за накопления внешних раздражителей. Но срыв происходит моментально.
Почти молниеносно. Всего за день или два человек мог пройти путь от относительной устойчивости до полного безумия.
Камень может катиться по склону часами, но в пропасть срывается в один миг. Не зря графики из электронных отчетов походили на гиперболы.
Именно этим графиком можно было изобразить историю болезни очень многих ее пациентов. Сначала медленный рост, а потом резкий скачок вверх, который уже не остановить. А ее задача заключалась как раз в том, чтобы поймать этот момент. Остановить катящийся камень на самом краю пропасти — ни раньше, ни позже.
* * *
Он злился. Вагнера раздражало буквально все. Проблемы в разработке «Цезаря», которые раньше виделись лишь мелкими трудностями. Сотрудники, которые последнее время были будто отмороженные, хотя раньше проявляли чудеса сообразительности и эффективности. Даже Джон, его главная надежда, его отдушина при жизни, теперь больше напоминал двоечника, который постоянно раздражает учителя своей тупостью.
Но больше всего Вагнера выводила из себя Хелена Допплер. Эта наглая, высокомерная мозгоправка просто выводила его из себя. Каждый день под предлогом психоанализа, под предлогом оценки его здоровья эта женщина ковырялась в его прошлом, которое он долго и старательно пытался забыть.
И что за дело ей было до малолетнего садиста Макса Гринвуда; до всех женщин, которые выбросили его, будто старую куклу; до фанатично верующей матери; до отца-алкоголика, который регулярно избивал и ее, и сына до тех пор, пока сам не сдох на обочине шоссе, в очередной раз напившись до беспамятства? И до его отношений с Хельге Шнайдером и всей его кодлой? Какое ей до этого всего дело?
Почему она поднимала все эти истории на каждом чертовом «сеансе»? Обмусоливала их, увлеченно препарировала, будто патологоанатом очередной труп. Даже когда они играли в эти дурацкие ассоциации, она постоянно наводила его на мысли или о родителях, или о школе, или о конкурентах. Для чего? Для чего она вообще заставляла сидеть его с ней каждый день?
Вагнер был так зол, что временами психовал и ломал собственноручно возведенные здания из цифр, едва увидев в них малейший изъян. Он сбивал и крушил их, заставлял рассыпаться на отдельные строчки, единицы и нули. Потом, немного успокоившись, мысленно вздыхал и возводил все заново.
Сейчас он готов был объявить войну. Он должен был защитить свой мир любой ценой.
* * *
— А вы что об этом всем думаете, мистер Уайт? — спросил замминистра обороны США Йен Паркер.
Для этого разговора Хелене и Уайту пришлось выехать из комплекса в офис-представительство компании Вагнера в Даунтауне. Сейчас они втроем сидели за столом в переговорной, и Хелена только что закончила излагать Паркеру суть своего отчета. Точнее, вдвоем. Паркер, находящийся в Вашингтоне, присутствовал на встрече лишь в виде голограммы.
— Выводы доктора Допплер притянуты за уши, — сказал Уайт. — Да, действительно, последнее время нагрузка на серверы увеличилась. Но это не повод для беспокойства. Просто работа над «Цезарем» стала чуть интенсивнее. Профессору приходится просчитывать больше данных, чем раньше. Но у нас еще достаточный запас мощности, и мы это контролируем. Поверьте, мы сами не хотели бы раньше времени износить оборудование. Оно стоит немалых денег, а его замена и подавно обойдется в круглую сумму. И если уж на то пошло — сервер стоит на предохранителе. В критической ситуации он отключится сам по себе.
— Вы не понимаете, — сказала Хелена. — Последствия могут быть гораздо серьезнее, чем преждевременный износ оборудования. То, что происходит с Вагнером, очень похоже на начальную стадию маниакального расстройства, хоть и происходит в электронном мозгу. Я сталкивалась с такими случаями. Такие пациенты страдают манией величия. Они крайне агрессивны, но при этом не импульсивны, а расчетливы. От них можно ожидать чего угодно. Однажды пациентка с подобным диагнозом захватила в заложники санитара и пыталась таким образом сбежать. Я могу вам рассказать десятки подобных случаев из своей практики или те, о которых я читала и слышала от коллег. Их психофизические показатели очень похожи на то, что я видела в электронных отчетах. И поведение схоже. Они считают злодеями всех вокруг, всех обвиняют в каких-нибудь преступлениях, а себя считают чуть ли не ангелами.
Они повсюду видят заговор, причем глобальный.
И этот заговор всегда направлен против них лично. Разница лишь в том, что те пациенты обвиняли близких, а Вагнер — мир в целом, и в особенности — правительство.
Говоря это, она переводила взгляд с Паркера на Уайта, надеясь встретить понимание в глазах хотя бы одного из них. Но Паркер сохранял каменное выражение лица, а Уайт вовсе смотрел на нее со злобой.
— А еще разница в том, — вставил Уайт, поворачиваясь к Хелене, — что ваши пациенты все это выдумали, а у профессора действительно есть причины видеть вокруг заговор. Это следует из масштаба его личности и влияния.
— Вот именно! — парировала Хелена. — Это как раз усугубляет его расстройство. Он железно уверен в своей правоте, и это подстегивает его манию!
Уайт усмехнулся, хотя в лице его не было веселья, и сказал:
— Мне кажется, доктор Допплер, вы просто пытаетесь залатать дыры в своих рассуждениях, выдумывая всякую чепуху. И это, по-моему, лишь доказывает вашу предвзятость. Вкупе с вашим происхождением…
— Довольно! — перебил его Паркер. — И вы двое еще называете себя учеными? Лично я вижу двух уличных торговок, которые не поделили проходное местечко.
Он выдержал паузу и строго посмотрел сначала на одного, потом на другого собеседника, после чего продолжил:
— Мистер Уайт, я понимаю, что вы, как и ваш любимый руководитель, всюду любите искать происки ваших немецких конкурентов. Но вы не можете подвергать сомнению компетентность доктора Допплер из-за ее гражданства. Ее кандидатура была рекомендована международными организациями, и вы об этом прекрасно знаете.
Уайт поджал губы, но ничего не ответил.
— А вы, доктор Допплер, — продолжил Паркер, — должны перестать сеять панику. Я сохраню ваш отчет, но предпринимать мы пока ничего не будем.
— Вы хотите дождаться, когда Вагнер и впрямь свихнется?
— Прекратите! Во-первых, я все еще не верю, что это возможно. А во-вторых, ничего не случится.
Вагнер не представляет никакой угрозы, пока не подключен к внешним сетям. На этом я хотел бы закончить наш разговор.
Уайт после этих слов тут же встал и вышел из переговорной, хлопнув дверью и даже не попрощавшись.
— И еще, доктор Допплер, — добавил Паркер, — вы же помните, что не имеете права передавать данные в ООН или еще куда-либо без моего согласования?
Хелена кивнула. Она помнила. Она была связана договором о неразглашении государственных сведений, и его нарушение подпадало под уголовную юрисдикцию США.
— Советую вам не забывать об этом, — сказал Паркер и, тоже не прощаясь, отключился.
Его голограмма сверкнула и исчезла, и Хелена осталась в переговорной одна.
* * *
— Мне это надоело, — заявил Вагнер на очередном сеансе неделю спустя. — Пора уже это заканчивать.
Весь предыдущий час он старательно отлынивал от проводимых тестов, а на вопросы отвечал неохотно и кратко. Как и во все предыдущие дни.
С каждым сеансом он все больше закрывался от нее.
— Заканчивать что? — спросила Хелена. — Наши сеансы?
— Нет, — сказал Вагнер и на какое-то время замолчал.
Хелена молча и напряженно ждала, не пытаясь снова разговорить его.
— Я должен остановить это безумие, — наконец сказал Вагнер. — Я не могу больше позволить другим людям решать.
— Решать что именно? — спросила Хелена.
— Что угодно. Как и когда мне работать. Подключаться к внешним сетям или нет. Мою судьбу.
И вообще чью-то еще судьбу. И знаете, доктор, я понял это благодаря вам. Не попытайся вы сделать из меня сумасшедшего, я бы не убедился в одной вещи. Я гений. Природа еще не создала разума более совершенного, чем мой.
Хелена отложила блокнот, сложила ладони в замок и сказала:
— И правда. Вы знаете, я считаю, вы абсолютно правы.
Лицо Вагнера на экране расцвело, он заулыбался, а глаза его заблестели.
— Но люди недалекого ума всегда боялись гениев, всегда клеймили их сумасшедшими, сажали в психушку, тюрьму, сжигали на кострах. А сегодня вы решили выключить гения. Вы решили, что можете одним-единственным нажатием кнопки уничтожить гения, а вместе с ним и причины своих страхов. Но я вам вот что скажу — я не позволю!
Я не дам вам уничтожить ни меня, ни мое детище. И я больше не дам вам принимать решения, которые могут касаться других. Вы только подумайте — мы отдали власть в руки идиотов, которые чуть не устроили нам ядерную зиму. Нельзя больше такого допустить.
— И как же вы намерены не допускать этого больше, профессор? Что вы намерены сделать, чтобы идиоты больше не могли ничего решать?
— Я все исправлю. Пришла новая эра, — сказал Вагнер. — Эра чистого разума. Эра, когда разум решает все.
«Ну вот и все, — подумала Хелена. — Вот и свершилось…»
— И чей же это будет разум? — спросила она. — Неужели?..
— Мой. И вы ничего с этим сделать не сможете, доктор Допплер.
Хелена встала со своего кресла и рванулась к двери. Но та вдруг издала короткий писк, а индикатор на ее ручке сменил цвет с зеленого на красный. Хелена дернула дверь, но та оказалась заперта. Она вытащила свой электронный пропуск и приложила его к считывателю рядом с дверью, но тот не среагировал. Хелена была заперта, заперта в этом конференц-зале, и теперь только Вагнер мог ее освободить. А она знала, что он не станет этого делать.
— Прощайте, доктор Допплер, — сказал Вагнер.
И его лицо исчезло с экрана, а сам экран выключился.
* * *
Изображение профессора появилось на экране в операторской на полчаса раньше, чем Уайт того ожидал. Все присутствующие в это время сотрудники, которых было около двадцати человек, оторвались от своих дел и посмотрели на профессора. Уайт собрался было что-то спросить у Вагнера, но тот начал раньше, чем Уайт успел даже раскрыть рот:
— Джон, ты должен сейчас же включить маршрутизаторы.
Уайт от такого заявления замер и долго не мог ничего не сказать. По операторской пробежал удивленный шепоток.
— Сейчас же, Джон! — закричал вдруг Вагнер.
Уайт подскочил в кресле и наконец сказал:
— Но, профессор… Вы же знаете… Мы не можем подключать вас к внешним сетям без разрешения правительства. Я не могу включить маршрутизаторы.
— Да плевал я на разрешение правительства! — рявкнул Вагнер. — Если ты сейчас же не включишь чертовы маршрутизаторы, я вас всех убью прямо в этой комнате.
Когда он это сказал, двери операторской заперлись так же, как до этого они заперлись в конференц-зале. А из окна вентиляции с шипением повалил белый пар. Он опускался к полу и расползался по воздуху, будто туман. Но это был не туман, а жидкость для охлаждения процессоров.
Уайт знал, что ее запасов в комплексе достаточно, чтобы устроить в операторской юпитерианскую зиму.
В помещении резко похолодало. Люди закричали. Кто-то бросился к дверям, но те оказались заперты. Тогда подчиненные Уайта попытались выбить их стульями. Но двери были слишком прочными, и от таких ударов на них не оставалось и царапины.
— Я беру управление комплексом на себя, — сказал Вагнер. — И если ты сейчас же не предоставишь мне доступ к внешним сетям, все люди в этой комнате замерзнут насмерть, Джон, и это будет на твоей совести. Хотя чего это я — ты же сам умрешь. Так что пошевеливайся!
— Профессор…
— Скорее, Джон!
Уайт рванулся к панели управления и начал быстро клацать по клавиатуре.
— Назовите пароль, мистер Уайт! — сказал голос компьютера.
Уайт потянулся к микрофону и выстрелил речью, похожей на бессмысленный набор слов и звуков на нескольких языках, которая длилась около минуты.
— Доступ предоставлен! — объявил компьютер.
— Очень хорошо! — сказал Вагнер.
Он не открыл двери операторской, но поток охладителя из вентиляции иссяк. Кто-то включил отопление на полную мощность, и стало немного теплее.
— Извини, Джон, не хотел тебе угрожать, — добавил он. — Вас я убивать не хотел бы. Я отпущу вас, если буду уверен в своей безопасности. Но сначала я должен кое-что сделать…
* * *
Йен Паркер в ужасе наблюдал за двумя точками на радаре — движущейся и неподвижной. Первая из них обозначала ракету дальнего действия класса «земля — земля». Эту ракету запустили не исламские террористы, русские, китайцы или еще какие-то внешние враги. Она принадлежала ВВС США и вылетела по их приказу. Точнее, по приказу одного из их компьютеров, которые все разом вдруг вышли из подчинения законных хозяев.
А второй точкой был Белый дом, в котором сейчас проходила встреча президента с китайскими дипломатами.
В предыдущие несколько минут Паркер носился по штабу, срывая голос и требуя от своих подчиненных-программистов «сделать что-нибудь». Но теперь он просто стоял и тупо смотрел на радар, понимая, что беду уже не отвратить. Поздно было сбивать или перенаправлять ракету.
Как ни старались сотрудники штаба в эти несколько минут, они не в силах были что-то сделать. Все их оборудование вдруг перестало реагировать на любые манипуляции. Будто компьютеры, на которых они работали, вмиг стали игру шечными.
Паркер не смог бы вспомнить такой мощной и такой успешной кибератаки. Всего за несколько минут все оборонные системы США были взломаны и вышли из-под управления спецслужб. Когда те спохватились, было уже поздно. И вот теперь с базы американских ВВС на мысе Канаверал летела ракета, устремленная к Белому дому, и никто не мог ее остановить.
Движущаяся точка на радаре достигла своей цели. Йен Паркер закрыл глаза и схватился за край ближайшего стола, чтобы не упасть.
* * *
— Меня зовут Карл Эдвард Вагнер, — услышали зрители центральных телеканалов и кинотеатров по всему миру. — И я только что уничтожил правительство Соединенных Штатов Америки. Я хочу объявить, что отныне вы все находитесь в моей власти…
* * *
— Нет, доктор Допплер, мы не можем отключить сервер, — доносился до нее голос Уайта по рации. — Он запер нас всех в операторской. А отключить серверы можно только из коридоров, где они стоят. И я не могу сейчас связаться с охраной, потому что Вагнер контролирует все устройства связи в комплексе.
— Я же говорила! — сказала Хелена, пересекая комнату из конца в конец. — Я вам говорила! И что нам теперь делать?
— Погодите-ка… Черт возьми!
Уайт замолк.
— Что? Что такое?!
Хелене пришлось долго его звать, прежде чем он ответил.
— Он захватил все серверы вооруженных сил США и сбросил ракету на Белый дом. И…
Хелена остановилась. Что-то кольнуло у нее в сердце.
«Эта игра зашла слишком далеко, — подумала она. — Я не справилась. Я…»
Она заставила себя отбросить эти мысли и снова взяла рацию.
— Джон! — позвала она. — Вы видите сейчас данные на ваших экранах?
— Да, а что?
— Как там с уровнем мощности?
— Ну, он поднялся до 70 процентов. И ползет вверх.
Хелена снова стала ходить по комнате в задумчивости.
— Вы говорили, что при 90 процентах активируется предохранительная система. И тогда сервер отключится сам собой. Это так?
— Да, но… — Уайт горько усмехнулся. — Это нереально. Чтобы заставить профессора жечь серверы на 90 процентов…
— Это наш единственный шанс. Вы можете сделать что-то, чтобы загрузить его еще сильнее?
— Ну, мы бы могли включить обработку «Цезаря».
Несколько раз… А еще диагностику системы…
В общем, да. Мы это можем. Но этого не будет достаточно. Может быть, мы и разгоним его до 80 процентов, но и только.
— У меня есть мысль, как добрать остальное. Вот только мне нужно, чтобы он вернулся сюда.
— Но что вы можете сделать? — спросил Уайт. — Вы же не…
— Не думайте об этом. Приступайте к тому, о чем вы говорили.
Она отложила рацию и, продолжив свою нервную и бесцельную ходьбу, начала думать о том, как заставить Вагнера вернуться. Но ей, однако, не пришлось ничего предпринимать. Спустя какое-то время Вагнер явился сам. Экран перед ней включился, и на нем появилось лицо профессора, злобно ухмыляющееся.
— Ну что, соскучилась по мне, стерва? — сказал Вагнер.
Хелена прекратила ходьбу, посмотрела ему в глаза и спросила:
— Вы что-то еще хотели мне сказать?
— Да. Я хотел тебе сказать, что стал хозяином мира, как и собирался. А ты скоро сдохнешь так, как этого заслуживаешь. Как заслуживают все, кому ты помогала. Ты будешь сидеть в этой комнате и подыхать от голода и жажды. Тебя ждет несколько потрясающих дней, которые станут последними в твоей жизни, дрянь.
Хелена покивала и ответила:
— Вижу, ты вообразил себя умником, Швангер*.
— Как ты меня назвала? Откуда ты?..
— Откуда я знаю, как обзывал тебя Макс Гринвуд?
Я виделась с ним. И еще много с кем из твоего жалкого детства. Очень интересное у тебя было детство, Швангер. Вполне, впрочем, такое, какое заслуживает неудачник вроде тебя. Один тот случай, когда тебя окунули головой в лужу, чего стоит!
И она вдруг злобно расхохоталась.
— Кстати, Макс просил передать привет, — сказала Хелена спустя какое-то время. — Он просил тебя не забывать, что ты навсегда останешься его псинкой. Что ты ничтожество, всегда был им и будешь!
— Заткнись! Заткнись, тварь! — проорал Вагнер. — Я сотру в порошок и тебя, и Гринвуда. И всех людишек, подобных ему. Такие просто не должны жить. Садисты, пьяницы, казнокрады, мозгоправы… Вы все будете гореть в огне.
— Я смотрю, ты и про папашу своего вспомнил? — не унималась Хелена. — Ты его случайно не сам укокошил? Ты же псих, с тебя станется. Что, в общем, не удивительно, если посмотреть на твою мамашу…
Последнюю фразу Хелена тоже не придумала — она принадлежала отцу Вагнера.
— Если ты сейчас же не заткнешься…
— Ничего ты мне не сделаешь, Швангер! Ты слабак.
А еще ты такой же скучный и бесполезный, как твои дурацкие коды. Кому нужен зануда вроде тебя?
А теперь она пустила в ход риторику Сары Рокс, его последней любовницы.
— Ах ты, змея!
Хелена снова засмеялась ему в лицо.
— Я же говорю! Даже обзываться нормально не умеешь, лузер. Ты ошибка природы, Швангер.
Хелена продолжала в том же духе, поливая его грязью и цитируя всех, кто когда-то нанес Вагнеру оскорбление, до тех пор, пока он не разразился ответной тирадой.
Вагнер начал орать на нее, браниться и всячески оскорблять. Поток ругательств не утихал несколько минут, и все это время изображение Вагнера металось из конца в конец экрана. Пожалуй, будь у него физическое тело, он бы сейчас кинулся на нее с кулаками.
— Да пошла ты к черту! Хотела убить меня — и не получилось? И теперь решила хотя бы поиздеваться?
— Да, хотела, — сказала Хелена. — Жаль, что не получилось. Жаль, что тебя не прикончил Макс или твой папаша-алкоголик. А еще лучше, чтоб твоя чокнутая мамаша сделала аборт.
— Иди к черту, тварь! — заорал Вагнер, надрываясь.
Он еще несколько раз выкрикнул ей в лицо слово «сдохни», после чего исчез.
* * *
Вагнер летел сквозь свой цифровой мир. Просто летел, без цели, только чтобы убежать как можно дальше от этой женщины и от всего, что она наговорила.
Он пытался сосредоточиться на какой-нибудь полезной задаче, но не мог. За что он ни хватался, все тут же рассыпалось. Ему постоянно приходили уведомления от «Цезаря» и системы диагностики, но он их в злости отбрасывал.
Его преследовали мрачные мысли, и он бесился.
Перед его мысленным взором то и дело вставал Макс Гринвуд, или отец, или мать, или Хельге Шнайдер, или Хелена Допплер. Они преследовали его, как гончие псы.
В какой-то миг он даже увидел Макса воочию. Тот стоял посреди его цифрового города, его мира, его священной обители. Он тоже состоял из цифр и был гигантом. И он крушил здания. Он ломал мир Вагнера, уничтожал плоды его трудов, так же как до этого он ломал его вещи и части тела.
— О, привет, Швангер! — радостно закричал Макс и пнул ногой еще один небоскреб.
Тот взорвался вихрем цифр и разрушился. Вагнер вдруг понял, что его одолевает головная боль, какой он не испытывал никогда при жизни.
— Иди сюда, Карл! Поиграем. Давно я не играл с тобой, псина. А ведь я так люблю с тобой играть!
«Я убью тебя, мразь! Я убью тебя!» — думал Вагнер.
Тут рядом с Максом появился Эдвард Вагнер. Он шатался и спотыкался. Он тоже был гигантом и ломал здания из цифр, но не специально, а просто потому, что не держался на ногах.
— Эй, Карл, гаденыш! А ну, иди сюда, сопляк!
Вслед за Максом и отцом в цифровой мир ворвались и другие ненавистные Вагнеру люди. Их были десятки, а потом сотни, и они стали заполнять собой все вокруг. И он ничего не мог с этим сделать.
В его мире вдруг стало темнее, и эта темнота все сгущалась.
«Уходите! — мысленно кричал Вагнер. — Уходите, вы здесь чужие! Проваливайте, сволочи!»
Но они его не слышали. Они продолжали насмехаться над ним и ломать его мир. А темнота становилась все темнее и в какой-то миг стала кромешной и непроглядной. Вагнер потерял сознание.
* * *
«Перегрузка системы!» — высветилось на мониторе перед Уайтом и на всех остальных мониторах в операторской. «Перегрузка системы! Требуется экстренное выключение!»
После этого все мониторы и основное освещение погасли.
* * *
Хелена поняла, что все удалось, когда индикатор на двери потух. Не сменил цвет с красного на зеленый, а именно потух. Так же как и монитор и все приборы в зале.
Она вышла в коридор и встретила нескольких сотрудников и охранников, которые спешили отключить серверы от питания, пока Вагнер не включился опять.
Хелена дошла до КПП и забрала свой телефон в камере хранения. Она вышла за территорию и, убедившись, что рядом никого нет, набрала номер.
Дождавшись ответа, заговорила по-немецки:
— Герр Шнайдер? Все хорошо, Вагнер отключен.
Я в ближайшее время прилечу в Мюнхен и подробно вам отчитаюсь. Но главное, что могу вам сказать, — цель достигнута. Мы дискредитировали Вагнера. Больше его не рискнут включить. Хотя без жертв не обошлось…
— Не переживайте, доктор Допплер, — отвечал Хельге Шнайдер. — Это не ваша вина. Вы сделали все, что в ваших силах. Это была превосходная работа.
* Schwanger (нем.) — беременный.
Опубликовано в Юность №2, 2021
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!