КРЕСТ
Стоял туман. Он растворял слова,
от выдоха сгущаясь и теплея,
болела третьи сутки голова,
и голубь реял – инея белее –
над головой, и стала жизнь проста,
как смерть, пуста, как дом, как это тело,
откуда, тороплива и чиста,
твоя душа внезапно отлетела.
Немела непослушная рука,
гружённая улыбчивым портретом.
На лацкан гробового пиджака
упали капли и мерцали светом.
И я, тебе поправив воротник,
смахнула их, щекой к виску прижалась…
Дубовый крест над холмиком возник.
А мне казалось, мне всерьёз казалось,
что ты живой и тёплый, как всегда.
И вздрагивала в воздухе вода,
и сердце от усталости дрожало,
когда, коснувшись этого креста,
читая с опустевшего листа,
я голубя глазами провожала.
ДЕВЯТЫЙ ДЕНЬ
А на девятый день похолодало,
дохнуло на оконное стекло,
и снегом белым, тихим снегом талым
померкший горизонт заволокло –
как будто снова я была невестой
в невозвратимой памятной дали
и лепестками сакуры небесной
заполнилось пространство до земли.
Они неслись – легки, неуловимы,
пунктиром освещали темноту,
чисты, как оперенье херувима,
как души предков, тая на лету.
И знала я, застыв на этом свете,
от слёз и горя бережно дыша,
что где-то среди них летит и светит
твоя освобождённая душа.
И голос – нежный, ласковый,
не трубный –
мне пел, стихая очень далеко,
что без тебя немыслимо и трудно,
зато тебе теперь легко, легко.
НУ ЧТО СКАЗАТЬ…
Ну, что сказать про долгожданный снег,
стремительно преображённый в грязь?
Бредёт по этой жиже человек,
вполголоса ворча и матерясь,
сереет будто нежилой массив
на фоне туч, деревьев и воды…
Припудренный газон весьма красив,
подмёрзшей дички жухлые плоды
на нём темно краснеют от стыда
соблазном для хозяйственных ворон.
Тяжёлых туч бездомные стада,
антенны чёрных оголённых крон,
и морось, и засохшая трава…
Но вдруг мелькнёт сквозь мрак и неуют:
мой бог, а может, вечность такова
и то не ветер – ангелы поют…
ВИНТАЖ
Примирясь, что уже не за тридцать
и не выловишь пенную блажь,
весь багаж – разбит(н)ое корытце
превратить в элегантный винтаж,
в говорящий предмет интерьера
для эстетских бесплотных утех,
где безумно важна атмосфера
и безумно неважен успех,
где походка у времени лисья,
где кончается птичий полёт
и Пиаф про осенние листья
так отчаянно нежно поёт,
и потёртости смотрятся резче,
и глядишь, и глядишь навсегда,
как в проёмы божественных трещин
утекает живая вода.
ЖИЗНЬ
Не проси меня, не смогу.
Не сегодня, а никогда.
Не храню и не берегу,
но подтачиваю: вода.
Растворю и разъем на дне,
и огню не достать до дна.
Но сиянье верну вдвойне,
приумножу его: луна.
Укачаю и утолю,
переполню любой сосуд.
Помни: волны лгут кораблю
и на рифы его несут.
Не засеять морскую зыбь
никаким земным семенам,
океан молчаливых рыб
намекнёт молчаливым нам,
кто театр и шапито,
кто пройдёт, словно с яблонь дым,
почему до сих пор никто
не ушёл от меня живым.
СМЕРТНАЯ ТАЙНА
Я разгадала бы смертную тайну,
если б могла.
Жизнь – это рана
с исходом летальным,
топкая мгла,
будь ты творящий, берущий, дарящий
или злодей,
жизнь – это всепожирающий ящер
высших идей,
будь хоть мудрец,
хоть отъявленный юзер
с веком юнца,
жизнь – торжество
безупречных иллюзий
вплоть до конца.
Но в лабиринтах творенья и быта,
чем ни живи,
как паутинки, колеблются скрыто
нити любви.
С ниткой такой без надежды
вчерашней
в новую мреть
перебираться – ни выжить
не страшно,
ни умереть.
А Я ВСЁ ЖДУ
Ведь человек не должен быть один…
Собрать в кулак стремясь умишко куцый,
я тру виски, как лампу – Аладдин,
в тупой надежде наконец проснуться.
Ноябрь сеет пригоршнями дождь,
лениво часовую стрелку вертит,
а я всё жду, что ты вот-вот придёшь,
обнимешь и останешься до смерти –
в один прекрасный день. Но смерть сама
распорядилась осенью бескрылой:
глаза мне отвела, свела с ума,
тебя взяла и нас перехитрила.
ШАЖОК ЗА ШАЖКОМ
О чём говорить с человеком, который.
Зачем объяснять человеку, кому ты.
Он полон стремлений, он полон историй,
ты – омут и смута.
Ты – ёжик в тумане, комочек колючек
плюс узел на палочке – вот и всего-то.
Закрытый замочек, потерянный ключик…
Забота, зевота.
Слова ненадёжны, слова бесполезны,
и музыка смолкнет, и песня обманет…
… Шажок за шажком над безумием
бездны
да фига в кармане.
ОГЛЯНУТЬСЯ
стались самые простые
простые самые слова
Слова люблю, люблю прости и
произносимое едва
но это самое простое
простое самое прости
из состояния застоя
так тяжело произвести
так вывести из сердца дико
как в стужу распахнуть окно
как из Аида Эвридику
умершую давным-давно
на свет а яблочко по блюдцу
катись не так не то не ту…
не оглянуться оглянуться
и погрузиться в немоту.
БУДЕМ
Скажи мне – под гул несмолкающих буден
на светлый шепни водоём –
что будем, мы будем, когда-нибудь будем,
мы будем с тобою вдвоём
глядеть из увитого зеленью дома
в заросший шиповником сад,
где время неведомо, тьма невесома
и звёзды как вишни висят.
А в доме камин, и бокалы искрятся
старинным кровавым вином,
и лунные блики колеблются в танце
за венецианским окном.
А воздух наполнен простым и заветным,
которую вечность подряд
там буквы летят мотыльками на свет, но
стихи не горят, не горят.
А чёрные кони и вещие птицы
встречают небесный паром.
И нам не расстаться, нам не воплотиться,
и мы никогда не умрём.
<empty-line/
Опубликовано в Новая Немига литературная №1, 2022
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!