Алексей Шутёмов. Я НАПИШУ РАССВЕТ ЗА ТЕБЯ

Он никому и никогда не давал интервью. Хотя стать художником, которого на улице узнают, ещё сложнее, чем стать узнаваемым писателем. И, тем не менее, узнавали и его, и его картины, что он писал в больших количествах. Он не признавал никаких более-менее «экспериментальных», по его выражению, течений – только классицизм. Хотя мне его творчество более напоминало соцреализм времён Великой Отечественной – с детальной, почти фотографической прорисовкой. Была у него одна особенность – абсолютно во всех его картинах присутствовала обнажённая натура, всех возрастов и комплекций, – если уж не на первом плане, то на втором. Рисовал ли он Библейские сюжеты, батальные сцены, портреты, иллюстрировал классиков или детские книжки – этот момент был неизменен.
И вот мне, как старому другу, редакция газеты предложила попытаться взять интервью. Подружились мы с ним ещё в период студенчества. Тогда худграф и журфак были отселены в одно здание, и он подрабатывал в нём ночным сторожем.
Я же, по своему обыкновению, приходил до первых трамваев и торчал на крыльце, любуясь восходом. Он стал запускать меня внутрь, и мы чесали языками об угол до прихода коменданта корпуса, он сдавал ключи и шёл домой, а я оставался на парах. Потом он остался преподавателем на худграфе, а я ушёл работать на радио.
Удивительное дело, на интервью он согласился. В свою мастерскую он никого не пускал под страхом смерти, а проверять охотников не было. Наброски с натурщиков и натурщиц он делал в учебных аудиториях, ну а доводил – у себя.
И вот мы сидим в его «гостинке».
В кухонном углу свистит чайник, хотя те звуки, что он издаёт, более похожи на сдавленные стоны.
– Почему я согласился дать интервью тебе? Я давно знаю тебя, как человека весьма странного, способного понять мои странности и правильно о них рассказать.
Ну какой ещё чудик будет вставать в пять утра, чтобы пройти пешком полгорода и встречать на крыльце рассвет? – он наливает чашку крепкого чая, и мы поглядываем на город за окном. – В чём секрет моей славы? В исключительном везении. Так не может быть. Но так было.
Я помалкиваю. Иногда интервьюер должен помолчать, дать высказаться до конца. Редко кто из журналистов это делает…
– Всё дело в преподавании на худграфе. Только в нём. Вот вопрос – дело всей жизни должно быть работой или хобби?
При том, что такая работа тебя никогда не прокормит. Чем более гениально произведение, тем меньшее число людей способно его понять и оценить. И тем меньше шансов заработать на кусок хлеба. Вот мой однокурсник Ренат – помнишь? Он был куда мастеровитей меня. Но пошёл компьютеры ремонтировать – по школьной специальности. На досуге он пишет картины. Но! Во-первых, времени на художество у него исчезающе мало. Во-вторых, руку-то надо тренировать. А то забудешь и то, что умел. В-третьих, практически нет времени на раздумья! А картину надо очень долго продумывать. Тогда картины и остаются на уровне хобби. Есть и другой вариант — пойти по пути Чорткова.
И малевать на заказ. Но не превратится ли написание стоящих картин в то же самое хобби? И не растеряешь ли навыки?
Можно попытаться и настоящие картины продавать, но много ли тебе за них дадут?
Так что мне повезло – и кусок хлеба есть, и мастерство поощряется.
Он немного помолчал.
– Я не люблю вопросов об обнажённой натуре. Спросите о том Ренуара и Дейнеку. А если честно, я любые тряпки ни в грош ни ставил – редко кто может похвастаться дизайнерской одеждой, а ширпотреб – это тряпьё. Кто-то, может, что и шьёт сам, но это же редкость. Поэтому я и удаляю, по мере возможности, сей ненавистный мне элемент. А если честно… – он наклоняется ко мне, будто вероятному подслушивающему это может быть интересно, – не для интервью. Я ведь с отчаяния обнажённую натуру рисую. Я всегда мечтал запечатлеть рассвет. Но у меня никогда не получалось. Фальшивка какая-то… Не то всё. Вот звёздная ночь у меня получалась вполне сходная. Будь ты художником, ты бы сумел написать рассвет.
Он проводил меня до дверей подъезда. Я пришёл домой и решил было не писать. Никто этого не поймёт. Потом вспомнил наш разговор. Нет. Надо. Кроме меня, никто этого не сделает, а сделать необходимо. Я включил питание на системном блоке и прикрыл лицо ладонями, глубоко задумавшись. Потом набросал заголовок:
«Я напишу рассвет за тебя».