ТОЛМАЧ
Покажется, присел на мель,
но докторам видней –
рекомендуют мне апрель
раз в год по 30 дней,
когда стрижи из-под застрех
снуют и просят пить –
сдаюсь без всяких «руки вверх»,
чтоб небо не пробить,
с тобой, красавица, совьём
звенящий день с канвой,
задумаешься о своём,
так вот я – в доску свой,
поставлю «венус» – шокен блю,
смахну репьи с хвоста,
я, может, так себе люблю,
и выпил неспроста,
поддерживая небосвод,
простуженно трубя,
переведу на час вперёд
с татарского тебя.
МУЗА-ЛУЗА
В саду пятнистый май, где липам за сто лет,
скворец покрыт слюдой надтреснуто звучащей,
кудесница, давай на письменном столе,
чтоб нашу нелюбовь испытывать почаще,
побудь моей мечтой с вознёй вокруг соска,
румянцем намекнув так, сантиментов кроме,
полна желанья, что боишься расплескать
к зелёному сукну прильнув, как на иконе –
про твой потенциал, и, мягко говоря,
всё небо в облаках – сплошная стекловата,
мне дождь протанцевал, проквакала заря –
весна тесна в боках и ласточкой усата,
казалось, что вчера, но сколько ни старей,
согласный стук сердец запрятали туда мы,
где бивни комара, и мамонт в янтаре
застыл, как холодец, ощипанный губами,
мерцаниесвечи гуляет по щекам,
прощенье не прошляпь в чистилище литровом,
пусть время огорчит, приняв взамен щита
разверзшуюся хлябь, пропуканную громом,
задача непроста с тобой накоротке
растаяв от стыда, что в хохоте совином,
быть начеку устал, как палец на курке,
как в детстве, навсегда пропахшем пластилином,
внезапныйсукин внук, я на юру возник,
на речи плодовит о времени жестоком,
понадобился вдруг всем позарез мясник,
который напоит их автоматным соком,
давай же днём согнём по пояс в неглиже,
вот письменный верстак и ты, моя нетленка,
не захлебнись враньём на сложном вираже,
упёршись в небо, как мотоциклист коленкой.
ПРОЩАНИЕ
С заблудившимся в ней земляничным листком на купаж решись
оживлённой воды, сжав глоток воспалёнными гландами,
отплывая на остров бронхит, хорошенько прокашлявшись,
знаешь мало, но то, что умеешь – достоинство главное,
той, что лезет из крана, как лески моток – не лечи меня,
заодно не настаивай выпить креплёное с травами,
попадается время от времени неотличимое,
позывными родное, но с отзывами иностранными,
слишком искренним вышло когда-то на Эльбе братание,
а синица в руке – сбитый в небе журавль после ощипа,
с прохудившейся шиной не катится Велобритания –
хорошо, что теперь ничего с этой падалью общего,
непогода старается всякое чудо минировать,
даже то, что в твою переехать однажды грозит кровать,
в этом мире бушующем повода нет доминировать,
дореминовать в музыке, в живописи допозировать,
мне сирень подаёт обе лапы, как будто мы близкие,
тормозитинтернет и не ловится зеркальцем пристальным,
крылышкуя, кузнечик смычкует всё утро на листике,
ожидая, когда заиграет «Славянка» на пристани.
ТАКОЙ ПОРЯДОК
Коты в кустах плюются, ссорясь, друг в друга лапами вросли,
пойми, какой из нихЧакНоррис, кто Джеки Чан, и где Брюс Ли,
свистят когтей кривые жала, дымится шерсть – сплошной дурдом,
меж ними кошка пробежала, протиснулась с большим трудом,
и я веду себя небрежно, предчувствуя и жить спеша,
пусть напрягает эта брешь, но рычит мопед из гаража,
люцерна пенится, как бражка, малиной запад озарён,
и на спине кипит рубашка трескучим белым пузырём,
вчерашнее увито сплетней, грядущее – смешней в разы,
чембеспонтовей, тем конкретней – без слёз, без жизни, без грозы,
у речки, после вечеринки, где хорошо, куда ниляжь–
меняют декольте настрингиподружки, выскочив на пляж,
зовут грязнулю искупаться, но самая из них одна
перебирает в тонких пальцах прозрачный камушек со дна,
даёт подолом утереться, хитра помножеству примет,
моё разглядывает сердце и проверяет на просвет.
ВЛЮБЛЁННЫЕ И БОЛЬШЕРОТЫЕ
Я тебя целоваться заставил,
наплевав на Вселенский застой,
в тишине, за Рогожской заставой,
задыхаясь сиренью густой,
где кометы, в оранжевой коме,
вспоминают былуюлафу,
как засохшие стружки моркови
под подолом у тёрки в шкафу,
где на резкость оптической пары
не наводится линза луны,
и, сплетённые словно кальмары,
мы скользить по прилавку вольны
до предела, пока не остыла
наша молодость,взятая в тлен,
эти слёзы и кровь, как чернила,
и фонтан из берёзовых вен,
в разнотравье цветущих и прочих
обречённо крадутся сюда
прикусивший язык колокольчик,
облизавшая нож– резеда,
пусть последних тюльпанов горелки
разевают пунцовые рты,
поиграем с природой в гляделки,
не стесняясь своей наготы.
ГЕОМЕТРИЯ УТРА
Нам, дорогая, как ни упрощайся,
под бульканье скворца и скрип стропил,
гадать, в неопалимых блёстках счастья,
какой дурак посуду перебил,
парад планет предутренний отринул,
когда влетел, проекции опричь,
в заплёванную звёздами витрину
необожжённой юности кирпич,
глотком нарзана кислого залатан,
я наблюдать с погрешностью готов,
как перегрызлась полночипостфатум
с цепи сорвавшись, свора облаков,
родной язык, хоть вымотан и сломан,
бывает на расправу скор и он,
бьёт запятой и брызжет ядом слово,
зажатое в зубах, как скорпион,
пусть, ублажая новую подругу,
визгливый мир купается в стыде
и под прямым углом скользит по кругу,
а я вот, по касательной – к тебе,
надёжна наша группа поршневая
пока, за правдой образа следя,
кино документальное снимаем –
всё, до последней ниточки, с себя.
НА МОРЕ
Проживая скопленное набело,
к пионерской зорьке будь готов –
Куравлёв, поющий в пачку «Мальборо»,
Вицин, усыпляющий котов,
мне легко с попутчицами бодрыми
поделиться в радость, чем богат,
грузовик прошёл с пустыми вёдрами,
молния упала на шпагат,
просто с поэтессами поддатыми
занимать коньяк у молдаван,
Коктебель во сне скрипит цикадами,
дышит, как продавленный диван,
по карманам дождь попрятал лезвия –
в норках неуёмные стрижи,
позвоню Ван Гогу, соболезнуя,
чтобы к трубке ухо приложил,
знаю, от него ушла не зря жена,
к сведению будущих рубак –
у меня ружьё всегда заряжено,
даже если это и не так,
сердце тараторит спромежуткими,
подбираюсь к девушке-врачу –
сетует, завязывайте с шутками,
не смешно – а я и не шучу.
ПРИГОРОД
Хлопает прибой мостками шаткими,
квас с зелёным луком, хлеб с либидо,
может и похожа жизнь на шахматы,
только у доски краёв не видно,
игроки под горку едут с ярмарки,
изгородь физалисом увита,
и стучат антоновские яблоки,
как в тумане конские копыта,
всё путём, по щучьему велению,
а в стаканесолнечная буря –
починяем старую вселенную
попривычке, тыря и халтуря,
прибывает кучамуравейная,
напрягая гусениц на грядке,
шишки уберёшь из уравнения –
хвоя и царапины в остатке,
до конца как бытьрешим с тобой не мы,
рассуждая выспренне и плоско,
целит бигудями дальнобойными
заводской окраины причёска,
бед у нас, отчаянных – до форточки,
как у дурака сырой махорки,
вот иноровим, присев на корточки,
покурить и выпить на пригорке.
РАНЬ НЕСУСВЕТНАЯ
Любимая, наш круг спасенья узок,
«крапивницей» свеча опылена,
волнуется и дышит, как медуза,
прибившаяся к берегу Луна,
с массандровских давилен ветер винный,
по склонам нерестится виноград,
и лечит электричеством долину
почти высоковольтный гул цикад,
степного разнотравья терпкий силос,
залётных комаров зубная нить,
а мы, навоздусях, договорились
о милых пустяках не говорить,
на перекурне требуя отсрочки,
то сзади окажусь, то впереди –
летящий, словнокрестик, на цепочке
из поцелуев на твоей груди.
ПРАВИЛЬНЫЙ НАСТРОЙ
Возвратясь домой со службы, день минувший подытожь,
вдоль по улицеПодлужнойязыкомпроцокалдождь,
разбросал по лужам сушки, дёрнул месяц за серьгу,
где вы, девушки-подвушке, дозвониться не могу,
воробьём скачу проворно в птичнике глухих тетерь,
лучше некогда, чем порно, лучше поздно, чем теперь,
то ли дело, после баньки, с первым снегом на паях,
выпив с горя,таньку-встанькуизвалять бы в сухарях,
жадным взором воздух плавя, дышишь счастьем игрока –
скорость мысли гасит пламяоптимизма, а пока
понимаешь, скоро в космос кошек запускать начнём,
и очередная косность нашу палубу качнёт,
слышишь, бас глухой и сиплый – об обсценном исвятом
говорит и крошки сыплетоблако с набитым ртом –
сам себе не накукуешь, но пока не стал травой,
по поганкам маршируешь в роще сосен строевой.
Опубликовано в Южное сияние №2, 2023
