Иронические эссе из книги «На случайных берегах», Омск, 2017
Пользуясь случаем, выражаю глубокую признательность моему неизменному оппоненту Рашиду Моисеевичу Петрову – бывшему бухгалтеру конторы «Вторсырьё», а ныне пенсионеру-диалектику и эксперту по неформальной логике. Его трезвые замечания во многом уравновесили мои далеко не безупречные умозаключения, некорректные обобщения, логические провокации и невольные попытки дистанцироваться от описываемых коллизий.
Берегите друг друга!
В одном очень высоком кабинете мылили холку директору завода. По делу или нет – это неважно, но отделали его весьма качественно, до предынфарктного состояния.
На заводе директор, шепелявя от таблетки под языком, наорал на главного экономиста. Заслуженно или нет – это сейчас роли не играет, но бедняга потом трясся до вечера и думал о том, что жизнь не удалась.
Вечером этот трясущийся как бы мужчина устроил роскошный скандал жене, а заодно довёл до слёз и сынишку.
В общем – разрядился.
Кстати, пацану прилетело и от взвинченной мамы. А потом и во дворе от соседки, которой только что нахамил в автобусе молодой человек, которого перед этим обругал на улице раздражённый пенсионер, ещё не отошедший от недавнего скандала в поликлинике.
В итоге бедный ребёнок забился в угол двора, и тут ему на глаза попалась кошка…
Этого вечера кошка никогда не забудет!
Заметьте, речь шла не о каких-нибудь отморозках, а о вполне нормальных людях и, скорее всего, весьма неплохих.
Нет, вопреки утверждениям озлобленных бедолаг, народ у нас не озверел, и уличного хамства стало зримо меньше. Прилетает в основном людям близким и зависимым. Прилетает на работе, дома и даже в любви. Причём деспоты личного значения – тоже не звери, просто у них пробелы в воспитании и тайный комплекс неполноценности. И в слепом самоутверждении своём они как будто торопят приближение той минуты, когда с искренней печалью скажут над свежим холмиком: «Спи спокойно, дорогой…»
Чтобы потом так же искренне хранить память об угробленном человеке, навещать его могилку, душевно поминать его за дружескими или семейными застольями.
Как будто нельзя беречь друг друга, пока мы живы.
…
– Пр-равильно! – прогремел Рашид Моисеевич Петров – яростный борец за корректные отношения между людьми. – Правильно, хотя и весьма примитивно, как и всё у вас. Вы, простите, всегда выцепляете некое явление и натягиваете на него всю сложную жизнь.
– Да ладно! Переходить на личности – это, конечно, высший пилотаж! По теме-то есть что сказать?
– А по теме: я бы таких психологических сатрапов просто убивал на месте! – отрубил Рашид Моисеевич и окинул воинственным взором нашу местную пивную.
Потенциальные психологические сатрапы сидели смирно, аки агнцы, и кротко потягивали своё пиво.
Это, полагаю, их и спасло.
Не конкуренты
Провожали в последний путь хорошего человека.
«Он всегда мог прийти на помощь!» – сказал его давний приятель, который однажды предал покойного.
«Редкой доброты был человек и прекрасный специалист», – вздохнул его начальник, чьи матоизвержения приблизили эти похороны.
«Всегда был готов поделиться последним», – проникновенно произнёс коллега усопшего и бросил вороватый, но нежный взгляд на вдову.
Вдова, всю жизнь наставлявшая покойному рога, была безутешна…
И никакие они не монстры – самые обыкновенные люди, умеренно порядочные, незлые. Тот же начальник, когда у его подчинённых были проблемы, поднимал все свои связи, обеспечивал им хороших врачей, ссужал деньги, отмазывал от гаишников и т. д. А та же вдова при всей её сумасбродности всё-таки дорожила мужем – надёжен, предсказуем и мухи не обидит. Да и коллега с приятелем тоже выручали его не раз.
Были ли они неискренни на похоронах? Ни в коем случае!
Непритворно горевали и чистосердечно вздыхали: «Не уберегли…» Помнится, кто-то из корифеев заметил: «Нас, покойников, так любят – хоть ложись и помирай!»
Циники скажут: «Ушедшие – уже не конкуренты, отсюда и такая нежность». Действительно, в наших жизненных коллизиях мы нередко пытаемся что-то друг другу доказать, чтото отвоевать и даже выиграть заведомо бессмысленный спор.
И при этом часто весьма безжалостны друг к другу. И никто не думает о том, что в мире в конце концов все со всеми расстаются. И что правд много, а абсолютных истин только две: рождение и уход.
…
– Вы, юноша, как всегда, всё драматизируете и слишком обостряете, – строго сказал воинствующий гуманист Рашид Моисеевич Петров. – Вы, надеюсь, не станете отрицать, что абсолютное большинство людей вполне терпимо относятся друг к другу?
– Не стану, – вздохнул я.
– Вы же не станете отрицать наличие у людей своих мотивов, а также личных и общих целей?
– Не стану…
– И что они порой вступают в противоречия?
– Так и флаг в руки, вопрос ведь только в средствах! – взмолился я.
– Вот! – Рашид Моисеевич воздел вверх указательный палец. – Именно в средствах всё и дело! А тех козлов, которые в эгоизме своём изводят агнцев безответных, надо безжалостно клеймить и морально уничтожать!
И это было так сказано, что я тут же возлюбил всё человечество вплоть до депутатов Госдумы.
Души прекрасные порывы
Вы наверняка не раз встречали их по жизни. Пить с такими людьми весьма опасно, ибо после первых же ста граммов душа у них начинает маяться благородными порывами, и горе тому, кто на эти порывы клюнет.
– Что? Ты без работы?! Почему не позвонил?! Завтра же позвони – что-нибудь придумаем! Мне такие головы во как нужны!
– Ну… спасибо, старик.
– Да что ты! Мы же друзья! Позвони обязательно!
Дамы вздыхают и хорошеют.
Завтра звонишь – он на совещании. Звонишь позже – «кто спрашивает? ах, он только что выехал». Звонишь каждый день – на совещании, только что выехал, только что уехал в командировку…
Через месяц – ура! – вылавливаешь.
– А, да-да, конечно, помню… Только всё оказалось немного сложнее. Позвони-ка через пару недель – должно место сторожа освободиться…
Избавившись от иллюзий, берёшься за дело сам и через неделю находишь нормальную работу там, где тебе никто, никогда и ничего не обещал.
И вот ведь что поразительно! «Широкие натуры», особенно в располагающей обстановке да при благодарной аудитории, сами предлагают помощь, не ожидая просьб. Их никто за язык не тянет – они сами разворачивают перед вами блестящие картины своих будущих благодеяний и самозабвенно в это верят.
Чем весьма опасны для тех, кто готов неделями висеть на лучезарных перспективах, не шевеля и пальцем для решения своих проблем.
Ну а уж «широкие натуры» во властных структурах – это вообще погибель! О, их прекрасные заявления: разберёмся, поможем, решим! Особенно на торжественных мероприятиях да под аплодисменты…
И вот, обжёгшись не раз на подобных посулах, вы вдруг ловите себя на том, что люди, в лексиконе которых преобладают слова «попробую», «постараюсь», «не обещаю», вам как-то более симпатичны. И даже те, кто, изучив вашу проблему, разводит руками:
«Увы, нет у нас таких возможностей!» – даже они кажутся более надёжными, чем «широкие натуры».
…
Рашид Моисеевич Петров задумчиво разглядывал кружку с пивом.
– А вот правительство опять обещает укрепление экономики, – вдруг сказал он.
– Вы это к чему, Рашид Моисеевич?
– Да так, к слову пришлось.
Похоже, что в следующий раз темой нашего разговора будут нездоровые ассоциации…
Обаяние примитива
Вы обращали внимание на то, как меняются люди, на которых снизошла какая-либо идеология? Такое чувство, что у человека в мозгу сразу распрямились, а то и разгладились извилины, отвечающие за восприятие реальности. Он ещё может демонстрировать живость мышления, беседуя о качестве бетона, стуке в двигателе, транснептуновых планетах, способах опохмелки или категорическом императиве Канта. Но там, где начинается политика, – сугубо стеклянные глаза и набор примитивных формул. Тс-с, не трогайте человека – он стал идейным…
Подобные мутации в той или иной мере затрагивают всех.
Даже умные люди быстро глупеют в беспощадных политических столкновениях, в которых никто, никому и ничего не может доказать. При этом взгляды могут быть диаметрально противоположными, но метод один: подгон фактов под убеждения, условий задачи – под готовый ответ.
И печаль не в том, что в конце концов нам становится неинтересно друг с другом. Печаль и драма в том, что обкрадываем сами себя и можем прожить жизнь, так ничего толком не поняв в её приводах и механизмах. Которые, на минуточку, определяют наше настоящее и будущее. И даже прошлое.
Но пожертвовать убеждениями ради объективности немногим легче, чем вытянуть себя за волосы из болота. Для этого надо отключить сердце и весь кровоток направить исключительно через мозг.
А что в итоге? Удар по мировоззрению – это вам не апперкот в подбородок, тут нокаут получает не тело, а личность. Вот потому и уходим в глухую оборону своих позиций – с эскарпами, апрошами, капонирами, дотами и флагом над бастионом. А спрятанная в соседней роще кавалерия уже роет копытами землю и ждёт сигнала к атаке, как только в логике противника обозначится пробел…
Блаженны ортодоксы! У них вообще нет потребности слушать и слышать, обдумывать и проверять, изучать и познавать.
Есть только одна задача – дать отпор. На все вопросы знают ответы, и неважно, что неправильные. Пусть глупо, но главное – громко и убеждённо! Эталон – политические ток-шоу, где вообще честно орут и на логику не претендуют. Одно слово, профессионалы…
…
– Хватит! – грохнул кружкой по столу пенсионер и свирепый логик Рашид Моисеевич Петров.
Наша местная пивная привычно вздрогнула.
– В ваших логических конструкциях дыра на дыре и из каждой дует! Потому что в резонёрстве своём вы игнорируете детерминизм, патриотизм, национал-пофигизм, диалектику, психологию и телевидение! Я с вас смеюсь и одновременно восхищаюсь той отвагой, с которой вы рассуждаете о вещах, далёких от вашего понимания! А на самом деле всё не так!
– А как? – уныло спросил я, готовясь выбросить белый флаг.
– На самом деле всё даже проще! – отчеканил Рашид Моисеевич. – Кто не с нами – тот против нас, на войне как на войне, если враг не сдаётся – его того… И так далее! Понятно?!
Ещё раз о патриотизме
– Ка-ак?
– А вот так – не люблю, – грустно сказал мой случайный собеседник. – За что мне её любить?
– Но позвольте, – заволновался я, – любят ведь ни за что! Как же можно не любить землю, на которой ты родился и вырос?!
– Землю люблю, – ещё более загрустил он, – а страну – нет. Уж больно она свой народ не любит. И никогда не любила.
Кстати, и с народом у меня взаимоотношения сложные: кажется, люблю, но за вечную тоску по «сильной руке» – терпеть не могу.
– А вы, стало быть, себя от народа отделяете?
Он посмотрел на меня, как на дитя неразумное.
– Есть такое хорошее определение: «Народ – это основная часть населения страны, не имеющая славы, власти и богатства».
Я под это определение полностью подхожу, а значит, являюсь частицей народа. Но частицей индивидуальной, со своими взглядами и приоритетами.
– А почему бы вам тогда не заняться политикой? Чтобы уж не грустить и рассуждать, а попытаться изменить страну в соответствии с этими самыми приоритетами?
– Я не умею профессионально исправлять Родину, – вздохнул он. – Нет у меня к этому ни способностей, ни призвания.
– Значит, пускай кто-то за вас попытается сделать из России цивилизованное государство, уважающее своих граждан? – сказал я с вкрадчивостью провокатора. – А вы, значит, предпочитаете пользоваться готовеньким?
Он опять вздохнул:
– Что вы прямо так… по-комиссарски… Я же не призываю политиков прокладывать дороги – сам этим занимаюсь в нашем дорожно-строительном управлении. А люди потом по этим дорогам ездят, то есть, по вашей логике, пользуются готовеньким. И я их за это не упрекаю. Каждый должен заниматься своим делом, а политика – это не моё…
Он помолчал и добавил:
– К тому же я всю жизнь тянул от получки до получки, и если мне заняться политикой, да ещё и, не дай бог, прорваться к власти – боюсь, не выдержу и начну воровать.
Разговор становился всё более занятным.
– Ладно, – сказал я, – чёрт с ней, с политикой. Ею мы с вами займёмся, когда уж совсем к стенке припрут. Но как же всё-таки с Родиной-то быть? Что ж вы её так не любите?
Его глаза потемнели.
– Кончайте путать Родину и государство! Государство – временная постройка на территории Родины. Иногда даже удачная, но не в нашем случае.
– Так уезжали бы отсюда – вон сколько народу за рубеж рвануло. В глухую норвежскую деревню зайдёшь – и там наши.
– Кто меня за бугром ждёт, кому я там нужен? – усмехнулся он.– Да и предпочитаю, чтобы вокруг меня всё-таки звучала русская речь. Привык, знаете ли…
И тут меня осенило:
– А вот простой вопрос: не жалко будет, если России не станет? Вот была – и не стало!
– Да, конечно, будет жалко, – не раздумывая, ответил он. – Очень жалко. Её и сейчас жалко до слёз…
…
– И как вам? – закончил я пересказ разговора.
Патриот-космополит Рашид Моисеевич Петров хлебнул пива и задумчиво пожевал губами.
– Как вам сказать… Сложно всё это… Но насчёт исчезновения России – это вы толково ввернули. Действительно, если трудно понять, любишь или нет, просто представь, что предмет раздумий вдруг навсегда исчезнет. Сразу всё встанет на свои места.
– Правда, – невинно продолжил он, – не исключено, что ваш собеседник ещё лучше жалел бы Россию, сидя где-нибудь в Майами. В Ницце, говорят, тоже очень неплохо по родине тосковать.
– Вечно вы, Рашид Моисеевич, со своим цинизмом, – расстроился я. – А вот что бы вы могли посоветовать этому бедняге?
– Я бы ему посоветовал как раз не разделять родину и государство, – серьёзно ответил мой старый приятель. – Государство – это Родина на данном историческом этапе, а то и её болезнь. И ещё я бы ему посоветовал по-другому относиться к жизни. Влюбиться, азартно дороги прокладывать или заняться чем-нибудь другим, от чего кровь по жилам быстрее бегает. А с такой меланхолией он и в Майами будет тосковать и костерить проклятую действительность, но уже американскую.
– Упрощаете, Рашид Моисеевич!
– Упрощаю, – кивнул он. – Но не очень.
Мир наглядных пособий
Бомж роется в помойке… Старик в автобусе злобно клянёт нынешнюю молодёжь… Парень из глухой деревни выбивается в блестящие профессионалы… Убеждённый карьерист, всю жизнь шагавший «по головам», одиноко коротает свой век на пенсии…
Женщина, не раз обожжённая в поисках своего единственного, всё-таки встречает его… А женщину, удачно вышедшую замуж, на «скорой» увозят из элитной квартиры в психиатричку…
Все мы, начиная с весьма нежного возраста, можем представлять друг для друга своего рода «наглядные пособия» по разным жизненным ситуациям. Весь мир наполнен ходячими примерами, на которых, правда, никто не учится. Старикам в этом плане вообще цены нет. Тут перед вами итоги целых жизней: красивых и не очень, мужественных и трусливых, мудрых и пустых. Сказано: «Если бы молодость знала, если бы старость могла…» Но юность категорически отказывается учиться на чужих ошибках, а старость далеко не всегда признаёт свои.
Да и что называть ошибками? Для большинства людей прожить жизнь, не воруя, – это норма, а для кого-то – глупость несусветная. Для одних предательство – штука омерзительная, а для других – дань обстоятельствам. И в этом, при известном старании, можно убедить не только себя, но и других (предатели вообще бывают изумительно красноречивы). Мало того, если каким-то чудом раздобыть и сравнить статистику самоубийств среди мерзавцев и порядочных людей, то сравнение будет явно не в пользу последних. Воры и предатели, раз уж автор к ним привязался, к себе вообще относятся довольно бережно.
Но оставим в покое крайние примеры. С нас хватит и друг друга – огромной хрестоматии судеб. Казалось бы, на такой массе примеров учиться и учиться, и жить безошибочно. Правильно выбирать друзей, правильно воспитывать детей, правильно жениться и выходить замуж. Правильно любить…
…
– Вот именно – только так! – гордо заметил эксперт по жизненным граблям Рашид Моисеевич Петров. – Только дураки учатся на своих ошибках! А Рашид Петров… О, Рашид Петров всегда учился на чужих ошибках! И только на чужих! Вот так!
Он допил своё пиво и изумлённо обвёл глазами пивную:
– Надо же, как будто и не жил…
Между прошлым и будущим
Разговор этот происходил в марте 1905 года, в сибирском губернском городе, в солидном купеческом доме о двух этажах с мезонином. Справляли именины дочери купца Н. Конечно, время для празднеств было не самым удачным: в конце прошлого года пал Порт-Артур, а в начале нынешнего в Петербурге ахнуло «кровавое воскресенье», потрясшее всю Россию. В общем, не до праздников вроде бы… но жизнь берёт своё. Да и далеко они – Петербург и Порт-Артур…
От танцев под рояль два друга-студента сбежали в малую гостиную, прихватив полуштоф водки. И вот под водочку и маринованные рыжики заспорили, как водится, о будущем России.
– Нет, Коля, ты неправ, – светло сказал Василий после очередной рюмки. – Ты посмотри, что вытворяет современный прогресс! Аэропланы, автомобили, синематограф!.. Лет через десять у нас по улицам будет ходить электрический трамвай, через двадцать лет можно будет телефонировать из наших сибирских палестин в Париж, через пятьдесят лет первый аэроплан приземлится на Луне, а через сто медицина победит все болезни и саму смерть!
При таких темпах прогресса люди неизбежно должны меняться к лучшему! Причём, заметь, без всякого насилия!
– А я говорю, без насилия не обойтись! – упрямо гнул свою линию Николай, пытаясь подцепить на вилку маринованный рыжик. – Когда волна народного гнева сметёт всю правящую гниль, включая нашего убогого «помазанника», – вот тогда и воцарится в России дорогое твоему сердцу царство разума, добра и справедливости.
– И что же, без насилия никак? – робко спросил Василий.
– Никак, – отрезал Николай. – Но зато на этой крови родится совершенно новое общество людей – добрых, честных, умных! Из которых самые лучшие будут избираться в правительство Российской республики! И в каком-нибудь две тысячи семнадцатом году уже не найдётся ни одного человека, который знал бы значение слов «полицейский», «губернатор», «взятка», «преступник»!
– Ну, то, что губернаторов не будет – это понятно, но неужели и преступников? – засомневался Василий.
– Откуда же они возьмутся, если все будут трудиться на общее благо? – удивился Николай. – Последних преступников революция перевоспитает за каких-нибудь два-три года. Нет, Вася, даже само понятие «преступник» исчезнет, как и понятия «война», «болезни», «голод», «безработица». И даже «водка», – Николай резко отодвинул от себя рюмку, но после хмурой паузы всё-таки выпил.
– И люди будут жить вечно… – мечтательно улыбнулся Василий (умер от тифа при отступлении колчаковских войск, зарыт в общей яме на безымянном полустанке).
– Обязательно! Вечно и счастливо! – припечатал Николай (расстрелян в 1938 году).
…
– Что-то вы, голубчик, совсем свою фантазию распустили, – благодушно усмехнулся мой давний приятель и самодеятельный футуролог Рашид Моисеевич Петров. – Можно ли так безответственно вкладывать в уста людей девятьсот пятого года предсказания о нашем времени? Это мы сегодня на основе исторического опыта способны заглянуть лет через сто, как в соседнюю комнату…
– Думаю, через сто лет система демократии настолько разовьётся, что во власть действительно будут избираться только самые лучшие и честные! – заявил я.
– Нет, такое будет лет через сто десять, не раньше, – возразил Рашид Моисеевич. – Хотя, конечно, уже к концу нынешнего столетия общественные отношения существенно гармонизируются.
А в начале следующего века уже не найдётся никого, кто знал бы значение слов «терроризм», «взятка», «преступник».
– Да ладно, уж прямо и преступников не будет?
– А откуда они возьмутся в обществе высоких технологий и развитой демократии? – удивился Рашид Моисеевич. – Ещё в роддоме путём лёгкой и неопасной операции на конкретной области мозга человека будут навсегда лишать всякого желания совершать преступления. Своего рода прививка двадцать второго века. Нет, юноша, через сто лет само понятие «преступник» исчезнет, как и понятия «война», «болезни», «голод», «безработица». И даже «водка», – вздохнул он.
– И даже «пиво»?
– Никогда! – воскликнул Рашид Моисеевич. И быстро опустошил кружку.
ПРИЛОЖЕНИЕ. Из записных книжек Рашида Моисеевича, переданных мне для обнародования
* * *
«Павлова на нас нет! Ибо в политических спорах первичны не аргументы, не данные, не факты, а рефлексы. Именно они и подтягивают нужные аргументы, данные и факты. А рефлексами управляют убеждения. А их уже вылепляет каждая конкретная судьба.
“Да идите вы”, – бормочет истина, забиваясь в тёмный угол».
* * *
«А вообще о любой власти можно весьма точно судить по тому, что и кто при ней всплывает на поверхность».
* * *
«Вычитал, что у земноводных температура тела всегда равна температуре окружающей среды. Кого-то они мне напоминают…»
* * *
«Вот говорят “история нас рассудит”. Интересно, в российской истории за последние тысячу лет есть хоть один фрагмент, по поводу которого сегодня не было бы полярных мнений?»
* * *
«Мы живём в уникальное время, когда люди обнажаются полностью. Мог бы сказать, что нам повезло, но это было бы аморально».
* * *
«И ещё это жгучее желание непременно оставить в споре последнее слово за собой. Иначе, наверное, рухнет самоуважение.
И что удивительно, люди с такими детскими комплексами рассуждают о судьбах страны и мира!»
* * *
«Вот ведь как странно: практически все основатели мировых религий, а то и империй, изначально в своей стране были отщепенцами, диссидентами, подозрительными личностями и т. п.»
* * *
«Чего только в жизни не бывает: вдохновенное предательство, творческое лакейство, интеллигентная опричнина, дистанционный патриотизм…»
* * *
«Странно: забываются отличные профессиональные песни, а какая-нибудь “Ямщик, не гони лошадей” поётся уже сотню с лишнем лет и дальше петься будет. А всё потому, что попала в нервный узел народа. Но где этот узел? Если б знал – уже давно раздавал бы на улицах автографы».
* * *
«Иногда говорю своей кошке: “Вот в следующей жизни превратишься ты в прекрасную девушку, и я на тебе женюсь”. А она смот рит так иронично: “Ну-ну, а ты-то в кого превратишься, старый хрен?”»
* * *
«Хотел бы стать независимым от своей пенсии. Но для этого необходимо, чтобы умерла моя тётя в Чикаго и оставила мне в наследство свой жалкий, ничтожный миллион долларов. Но я же не могу желать смерти своей тёте в Чикаго! Тем более, что в Чикаго у меня нет тёти. А также в Майами, Гамбурге, Перпиньяне, Акапулько, Тель-Авиве и вообще за рубежом. Моя единственная тётя, по странному капризу судьбы, живёт в Кормиловке. С пенсии пошлю ей пятисотку…»
* * *
«Очень тоскливая это штука – личные отношения, в которых надо продумывать тактику…»
* * *
«Невелико достижение переспать с пятью за месяц! Попробуйте одну сделать счастливой хотя бы лет на пять…»
* * *
«Содержание человеческой жизни – в тех взлётных моментах, которые можешь вспомнить в старости. Не путать с ценностью жизни! Она не в банковских счетах и в движимости-недвижимости, а в людях, которые очень огорчатся от твоего ухода».
* * *
«Сегодня бизнесмен без уголовного дела выглядит уже не вполне прилично…»
* * *
«Есть общественные идеи, которые напоминают модельную обувь от Риччи, правда, на пару размеров меньше. Красиво, но носить невозможно – жмёт!»
* * *
«Самое бесполезное занятие – спор убеждённых людей».
* * *
«Основной талант профессионального политика – уметь искренне отрекаться от своих прошлых высказываний и делать виноватыми тех, кто о них напоминает».
* * *
«Самые безнадёжные слова в нашей жизни – “надо как-нибудь встретиться”».
Опубликовано в Складчина №1, 2018
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!