Александр Руднев. «КНИЖНАЯ ПОЛКА» В ЖУРНАЛЕ “ЮЖНОЕ СИЯНИЕ” №3, 2023

«ВЫ ПОМНИТЕ, ВЫ ВСЁ, КОНЕЧНО, ПОМНИТЕ…»
(Александр Раткевич. «Женщины Есенина». Цикл документальных новелл. –  М., «Серебряные нити», 2023. 134 с.)

О Есенине написано чрезвычайно много – целая библиотека литературоведческих исследований, биографических и мемуарных книг, а в ИМЛИ РАН давно уже издано полное академическое собрание его сочинений. Как известно, различные авторы уделяли много внимания личной жизни великого поэта. Возможно, это связано с тем, что Есенин был и есть один из самых популярных в стране поэтов. Его жизнь возбуждала и продолжает возбуждать нездоровый интерес – на самые разнообразные лады муссировались в обывательской среде его неоднократные женитьбы, многочисленные романы, пьянство, хулиганство и т.д. Так же, как, впрочем, и подробности жизни других, не менее известных поэтов, на что в своё время, в далёком 1974 году, в разговоре с автором этой статьи сетовала Ирина Валентиновна Щеглова-Альтман, вдова художника Н. Альтмана, похороненного на Комаровском кладбище рядом с А.А. Ахматовой, – разговор этот происходил в Комарове под Ленинградом.
Что же, спрашивается, можно написать ещё нового об этом? Однако автору из Белоруссии, из Полоцка, Александру Раткевичу удалось всё же сказать своё, пусть и не совсем новое, но бесспорно интересное слово о частной жизни Есенина, вполне объективно и, главное, не потакая низкопробному обывательскому вкусу и любопытству, написать популярное историко-биографическое повествование, сугубо документальное и потому абсолютно достоверное. И несмотря на то, что книгу составляют отдельные очерки, публиковавшиеся автором ранее в других изданиях, они всё же воспринимаются вполне целостно. Женщины, имевшие наибольшее значение в жизни Есенина, прошли, по выражению автора предисловия Ст. Айдиняна, как своего рода «фоновые персонажи его трагической судьбы» (с. 3). В этом предисловии под заглавием «О Есенине и самовольно ушедших поэтах-современниках», говоря об изначально в определённом смысле обречённой судьбе Есенина в ряду таких поэтов, как М. Цветаева и В. Маяковский, Ст. Айдинян замечает, что «быть поэтом в России – трагический жребий. Слово своё поэт утверждает невольным закланием себя на алтарь жизни, истории, литературы» (там же). Но главное заключается, по мнению Ст. Айдиняна, в том, что в Есенине – поэте и человеке «была особенная русскость, особый ореол души русского поэта, он угадал своим творчеством темпоритм души России» (с. 5).
Итак, в книге представлены очерки о пяти женщинах, оставивших очень заметный след в биографии Есенина – это Анна Сардановская, дочь священника, рязанская «епархиалка». О ней, замечу кстати, мне в своё время рассказывали мои близкие родственницы, учившиеся одновременно с ней в Рязанском епархиальном училище и слыхавшие от неё тогда имя «Серёжка Есенин», которому тогда, ко времени тех разговоров, было 15-16 лет. Несмотря на столь юный возраст, у Есенина, по всей видимости, всё же был серьёзный роман с А. Сардановской. За ней следует Анна Изряднова, первая жена Есенина, от которой у него был сын Юрий, репрессированный в конце 1930-х годов. По свидетельству некоторых лиц, например, поэта Родиона Берёзова (Акульшина), Есенин впоследствии не слишком интересовался судьбой сына и при редких встречах заставлял его называть себя не отцом, а «Сергеем Александровичем».
Затем выступает на сцену константиновская помещица Лидия Ивановна Кашина, которой посвящена поэма «Анна Снегина», бывшая на девять лет старше Есенина и явно ему не ровней по происхождению, хотя тогда это было вполне в духе времени. Следующая в этом ряду – Галина Бениславская, безответно любившая Есенина и бесконечно ему преданная, с которой у него, по- видимому, не было близких отношений – хотя этот вопрос спорный, ведь он был к ней глубоко равнодушен, по его собственному признанию.
О Зинаиде Райх, матери двоих детей Есенина, сына Константина и дочери Татьяны, сказано очень скупо. Центральное же место в книге, несомненно, принадлежит Айседоре Дункан – автор очень подробно рассказывает о бурном романе и дальнейшей совместной жизни в Европе и Америке, об аморальном и асоциальном поведении уже очень известного тогда поэта, который даже поднимал руку на свою избранницу, бывшую старше его на восемнадцать лет и беззаветно его любившую. Но существенным пробелом, с нашей точки зрения, стало то, что почти ничего не сказано о Софье Андреевне Толстой (1900-1957), которая, несмотря на то, что была женой Есенина в течение всего трёх месяцев, имела очень большое значение в его биографии последнего года жизни, а также и в его посмертной судьбе. Внучка Л.Н. Толстого, энергичная, властная и деловая женщина, директор всех Толстовских музеев, не могла забыть его никогда, до конца носила его фамилию, заботилась о его сёстрах и, главное, очень много сделала для его памяти – пыталась, и не безуспешно, сохранить в памяти людей его творчество, долгое время, как известно, объявлявшееся политически вредным.
Мне вспоминается, как хранитель Яснополянского музея Л.Н. Толстого Николай Павлович Пузин в моём присутствии болезненно морщился при любом упоминании имени Есенина, называя его «подонком», утверждая при этом, что он будто бы мог ударить С.А. Толстую ногой в живот во время её беременности. Что ж, не так уж и неправдоподобно! С другой стороны, это категорически отрицал литератор, некоторое время – директор московского Гослитмузея Александр Дмитриевич Тимрот, состоявший в браке с С.А. Толстой-Есениной в течение около 10 лет, в 1940-х – 1950-х годах. Из частных разговоров с ним, происходивших в основном в Коломне, в Бобреневом монастыре, где его сын был иеромонахом, запомнилось, что он, Тимрот, всегда с глубоким трепетом относился к Есенину.
В книге А. Раткевича очень убедительно, с несомненным чувством меры и вкусом выстроены те биографические, мемуарные материалы, которыми он оперирует. Поэтому образ Есенина получился правдивым и достоверным, без всяких слащавых приукрашиваний и сантиментов, но и в то же время без той достаточно беспардонной дискредитации, надрывной кабацкой лирики, являющейся также неотъемлемым атрибутом Есенина, так что некоторые авторы выдвигают её на первый план. Жизнь и творчество Есенина даже в своих наиболее одиозных проявлениях показана автором взвешенно и объективно. Пусть А. Раткевич и не сказал ничего особенно нового о Есенине, его книга очень традиционна, не содержит особых новаций – это именно популярная биография, или материалы к биографии Есенина – факты, лица и свидетельства размещены автором так, что создаётся совершенно беспристрастная картина «грешной и трудной», по выражению Ст. Айдиняна, жизни поэта, со всеми её негативными и малоприятными сторонами, что даже эти его стороны в определённой мере дополняют его огромный и подлинный талант. Избранный автором принцип подбора и подачи материала плодотворен (при этом не можем не отметить и того, что книга написана очень хорошим языком – простым, ясным и доступным), и в конце каждой главы помещены обязательные отсылки на источники, что представляется безусловно удачным, это делает книгу интересной как для профессионалов-литераторов, так и для школьников-старшеклассников.
Гениальный поэт, истинный Божий дар, человек с необузданными страстями был в общем-то глубоко одиноким и несчастливым, и не отсюда ли происходили постоянные всякого рода эксцессы, с ним связанные? Но Есенин, ушедший из жизни так до сих пор и невыясненным образом почти сто лет тому назад, для нас – навсегда живой и тёплый, молодой и красивый, он как будто наш современник. В Есенине (и это отмечали многие) каким-то причудливым образом совмещался гениальный поэт, часто добрый, заботливый, преданный друзьям, по-детски наивный человек и порой, с другой стороны, этакий разухабистый самодурный деревенский кулачок, никогда не упускавший своей выгоды и могший себя вести самым хамским и безобразным образом, в том числе и с близкими ему женщинами. Автор этой статьи, должен признаться, никогда не был большим поклонником Есенина, хотя, конечно, отлично понимал его место в истории литературы, а некоторые его вещи («Песнь о собаке», «Чёрный человек» и особенно предсмертное «До свиданья, друг мой, до свиданья…») могли вызвать у него слёзы.
Мне пришлось «на заре туманной юности» пожить некоторое время на даче в старом есенинском селе Константинове, познакомиться со здравствовавшими тогда сёстрами Есенина – Екатериной Александровной и Александрой Александровной, с её дочерью Светланой, захаживать к ним в гости на чашку чая или чего-нибудь ещё, вести разговоры на самые разные темы, особенно, с младшей, любимой сестрой Есенина Шурой, «Шуршёнком», как он нежно и ласково её называл. Однако когда разговор касался Есенина, а это, понятно, было центральной темой наших общений, всегда следовало быть настороже: они не допускали никаких, даже самых безобидных критических высказываний о своём знаменитом брате и дяде и тут же прекращали разговор. И все, по мнению их, в том числе и С.А. Толстая-Есенина, были неповинны в его бедах и страшном конце. Для них Есенин был иконой и ничем более. И, кажется, их можно было понять.
Екатерина Александровна Есенина-Наседкина была женщиной с довольно острым и находчивым языком. Когда ей докучали многочисленные праздные посетители, которых в Константинове всегда хватало, и в те времена, когда там уже существовал очень широко известный есенинский мемориал, тоже, многие заходили к ней в дом (сёстры жили на разных половинах и, по словам упомянутого нами Н.П. Пузина, ужасно «грызлись» между собой), стремясь увидеть живую сестру Есенина. Она же всегда, выходя к ним, говорила, что сестры Есенина нет дома, а на вопрос: «А вы кто?», неизменно отвечала: «А я домработница». И праздношатающиеся оставались, что называется «с носом». Ко мне же они относились вполне как к человеку своего круга, несмотря на то, что я был тогда в очень юном возрасте – считали меня своего поля ягодкой, что называется. Мне всё это очень запомнилось, хотя с тех пор прошло почти полвека – запомнились посиделки в их хорошем, чистом, уютном доме подле высокого берега чудесной голубой Оки, где на противоположной луговой стороне были видны беспрестанно движущиеся, пасущиеся стада. Рязанский же деревенский народ, который, по многим свидетельствам, в частности, А.Б. Мариенгофа, Есенин недолюбливал, с раздражением относясь к своим односельчанам, у меня остался в памяти как простой, приветливый, радушный и участливый. А ведь известно, что Рязанская губерния до революции была одной из самых отсталых и тёмных в средней России, но здесь, среди бескрайних, печальных полей и перелесков, особенно чувствуется именно есенинская Русь, хотя, скорее всего, это уже трюизм.
В заключении скажем, что мы не ставили себе целью подробно проанализировать книгу А. Раткевича, а просто стремились поделиться с читателями своими далеко не праздными размышлениями и дорогими для нас воспоминаниями о давних встречах. А книга, как мы уже не раз сказали, представляется нам большой и несомненной удачей автора. Поэтому наша нижайшая благодарность и признательность издательству «Серебряные нити» во главе с И.Н. Сиренко, а также автору предисловия Ст.А. Айдиняну. Это книга, несомненно, войдёт в ряд наиболее удачных, увлекательно написанных книг о величайшем из русских поэтов, которого называли, особенно после его ухода из жизни, достойным преемником пушкинской славы.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ВИКТОРА ГРОССМАНА
(В.А. Гроссман, Избранные сочинения в двух частях. – Вологда, «Древности Севера», 2023, части 1, 2 – 707 с., 631 с.)

Виктор Азриэлевич Гроссман (1887-1978) не принадлежит к плеяде классических, первостепенных пушкинистов, биографов, исследователей творчества А.С. Пушкина, каковыми запомнились его двоюродный брат Л.П. Гроссман и такие выдающиеся пушкинисты, как П.Е. Щёголев, Н.О. Лернер, В.В. Вересаев, М.О. Гершензон или И.А. Новиков, и также не принадлежит он к числу сугубо учёных академических пушкиноведов, как М.А. Цявловский, Т.Г. Цявловская-Зенгер, Б.В. Томашевский, Ю.Н. Тынянов, Н.Л. Бродский, С.М. Бонди, но тем не менее является интереснейшей, талантливой, своеобразной фигурой.
Справедливость должна быть восстановлена, и вологодские учёные и издатели совершили в своём роде подвиг, представив читателям объёмный двухтомник, в самых различных аспектах освещающий жизнь, деятельность и творчество этого несомненно выдающегося человека в истории культуры XX века. Инициаторами, составителями, редакторами, авторами биографического очерка и научных комментариев в издании в первую очередь стали главный библиограф Вологодской областной библиотеки Л.Н. Солодухина и кандидат филологических наук, доцент кафедры литературы Вологодского государственного университета Е.В. Титова.
Судьба В.А. Гроссмана сложилась очень трудно, можно сказать, трагически: 15 лет с небольшим перерывом он провёл в ГУЛАГе, начиная с 1946 года был преподавателем в очень авторитетном, хотя и удалённом от обеих столиц Вологодском пединституте, где его, по многим свидетельствам, очень полюбили студенты.
А до рокового в его жизни 1938 года Виктор Гроссман, европейски образованный и интеллигентный человек, знавший несколько иностранных языков, высококвалифицированный юрист, а также театровед и драматург, преподавал в ГИТИСе русскую литературу и историю театра, был своим человеком во МХАТе, хорошо знал его основных деятелей, особенно Немировича-Данченко, участвовал в знаменитых «Никитинских субботниках» – словом, был одной из примечательных фигур на культурном небосклоне столицы.
Он стал автором книги «Дело Сухово-Кобылина» (1936), до сих пор, к сожалению, не переизданной, в которой, как профессиональный юрист, неоспоримо доказал, что убийцей француженки-модистки Симон Деманш был не А.В. Сухово-Кобылин, а его крепостные слуги, – и доказав это, опроверг концепцию работы на эту же тему Л.П. Гроссмана «Преступление Сухово-Кобылина». Версия Виктора Гроссмана оказалась очень убедительной и блестяще аргументированной.
В 1937 году В.А. Гроссман как ответственный редактор и автор вступительной статьи подготовил к печати двухтомник «Спутники Пушкина», содержащий статьи и рассказы, очень увлекательно написанные опытнейшим литератором В.В. Вересаевым о современниках, друзьях, родных и знакомых великого поэта. Этот сборник, так же, как и знаменитый «Пушкин в жизни» того же Вересаева, стал книжным раритетом и не переиздавался вплоть до 1990-х годов.
Впоследствии В.А. Гроссман в других своих работах многое добавлял к так называемому «Донжуанскому списку» Пушкина, а в период подготовки «Спутников Пушкина» близко общался с В.В. Вересаевым и многое почерпнул для себя у одного из самых интересных, блистательных, хотя в чём-то и не безупречных знатоков, биографов и исследователей Пушкина и его эпохи.
В середине 1930-х годов Виктором Гроссманом для столичных театров были написаны инсценировки некоторых произведений А.С. Пушкина: «Повести Белкина», «Метель», «Барышня-крестьянка», «Выстрел». Он также создал пьесу-инсценировку повести «Дубровский», которая была поставлена тогда на 24 сценических площадках и имела большой успех. В наше время она была возобновлена в Казахстане в 2022 году.
Е.В. Титова, имея в виду произведения этого жанра, справедливо замечает: «…в отношении В.А. Гроссмана к тексту, который переводил на драматургический язык, (…) чувствуется любование, преклонение и благодарность» (с. 476). Да и как оно могло быть иначе?
И уже на склоне лет, находясь в Вологде, автор вновь обратился к пушкинской теме в драматургическом жанре, написав пьесу «Пушкин в Москве» (1965), а незадолго до смерти создал пьесу «Ахилл», посвящённую одному из наиболее значимых поэтов пушкинской поры – К.Н. Батюшкову, долгие годы жившему в Вологде и болевшему неизлечимой душевной болезнью.
О пушкиноведческих работах В.А. Гроссмана уже в 1930-х годах высоко отзывались такие столпы отечественной филологической науки, как профессора Н.К. Гудзий, Н.Л. Бродский, Г.О. Винокур, А.К. Дживелегов.
Основной научный труд В.А. Гроссмана «Этюды о Пушкине» создавался в разные периоды, в том числе и во время пребывания Гроссмана «в местах не столь отдалённых»: без книг, материалов, при опоре на одну лишь свою чрезвычайно сильную память. Не будет преувеличением сказать, что это было главным делом всей жизни исследователя – и только теперь этот труд полностью и по-настоящему пришёл к читателям.
Несомненно, В.А. Гроссману удалось сказать новое слово о Пушкине – и это в области, где казалось, уже невозможно сказать ничего нового. В его работах – «этюдах» о «Евгении Онегине», о «Пиковой даме», о задуманной Пушкиным поэме «Агасфер» («Еврейская попадья»), о стихотворениях «Птичка божия», «Для берегов отчизны дальней…» столько новых «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет», что просто диву даёшься!
Особенно интересны, например, его наблюдения, уточнения по поводу, казалось бы изученной вдоль и поперёк «Пиковой дамы», где автор нашёл некий второй план, не замеченный прежними исследователями и позволивший ему прийти к выводу о том, что «это повесть о самом поэте, его жизненной драме, которую он тщательно скрывал от посторонних глаз. Она автобиографична и в ней поэт сам для себя раскрывает трагедию семейной жизни» (ч. 2, с. 55).
Несомненно, элементы новых прочтений содержат работы В.А. Гроссмана, посвящённые и другим произведениям Пушкина: прежде всего роману в стихах «Евгений Онегин» и стихотворению «Памятник», которым, как известно, «заканчивался» творческий путь Пушкина.
«Совершив свой поэтический подвиг, Пушкин довольствуется осознанием выполненного великого дела, и для него нет другой награды, как только свой приговор самому себе» (ч. 2, с. 67), о чём он сказал в последней строчке стихотворения «Поэт»: «Ты сам свой высший суд».
В статье о «Евгении Онегине» В.А. Гроссман показывает, что содержание и смысл гениального пушкинского творения гораздо шире и глубже ставшего на долгое время классическим и обязательным толкования В.Г. Белинского, не знавшего черновиков и, как давно уже принято говорить, «творческой лаборатории» Пушкина. Многое, по мнению исследователя, здесь и нельзя было понять тому, кто не знал Пушкина в жизни, не чувствовал его неповторимую гениальную человеческую личность.
«Пушкин был предметом моих изучений более полувека, – писал В.А. Гроссман. – Трудна правда о Пушкине, та большая правда, которая сплошь и рядом затеняется либо мелкими правденками, либо условной ложью, необходимой, по мнению многих, чтобы не снижать в глазах обывателя „образ величайшего русского поэта“» (ч. 2, с. 7).
«Этюды о Пушкине» написаны с исчерпывающим знанием предмета, что признавали даже недоброжелатели В.А. Гроссмана; они написаны пером высококультурного и высокообразованного человека с неповторимым изяществом стиля – и это более всего привлекает в нём. Не случайно В.А. Гроссман был и автором чисто художественных произведений, например, рассказа-очерка об А.П. Чехове «Почётный академик» и автобиографических рассказов «Когда-то в Кремле», «Старое доброе время», которые впервые публикуются в двухтомном издании.
В 1960-х годах В.А. Гроссманом был написан роман о Пушкине «Арион» – в этом произведении наиболее ярко выступили все наиболее характерные черты автора как исследователя и писателя. Абсолютная компетенция в этой области идёт здесь рука об руку с очень выразительным художественном слогом и стилем – и этим В.А. Гроссман, безусловно, выгодно отличался как от Ю.Н. Тынянова с его академической сухостью, так и от И.А. Новикова, создателя романа «Пушкин в изгнании», где давались, по существу, только иллюстрации к известным эпизодам жизни Пушкина периода южной и михайловской ссылок. В.А. Гроссман был также против искусственного преувеличения идейной близости Пушкина к декабристам, что в те времена было совершенно идеологически обязательным мотивом в пушкинистике. Он показывает в «Арионе», что Пушкина с декабристами больше всего связывали дружеские, приятельские отношения, общие «грехи молодости».
В.А. Гроссман был, несомненно, литературно одарённым человеком, а ведь этого не скажешь об очень многих учёных литературоведах, в частности пушкинистах!
А вот о мытарствах, которые автору пришлось пережить в связи с продвижением своей книги в печать, красноречиво говорит его переписка с такими людьми, как его близкий приятель Д.И. Постолов, с писателями, критиками и литературоведами, среди которых К.Л. Зелинский, Е.Н. Коншина, Л.Г. Бать, И.Л. Сельвинский, Т.Г. Цявловская-Зенгер и др.
В первом томе издания впервые полностью публикуется и мемуарное произведение В.А. Гроссмана под названием «Минувшие дни», где он рассказывает о своём детстве, юности, учёбе в Одессе, Лейпциге, Париже, встречах со знаменитыми современниками – К.И. Чуковским, учившимся в Одесской гимназии на несколько классов старше Гроссмана, Б.С. Житкове, авиаторе Е. Уточкине, затем об А.М. Горьком, М.Ф. Андреевой, А.В. Луначарском, Вл. И. Немировиче-Данченко, Л.М. Леонидове, О.Ю. Шмидте и т.д.
Кроме того, несомненный интерес представляют собой впервые публикуемые протоколы допросов В.А. Гроссмана, которые велись в управлении МГБ по Вологодской области при его повторном аресте 23 июня 1948 года. Конечно, это одновременно и один из выразительных документов эпохи.
Таким образом, главные организаторы издания Л.И. Солодухина и Е.В. Титова во многом «воскресили» эту очень колоритную и значимую фигуру, и за это им низкий поклон.
Однако мы считаем необходимым указать и на некоторые мелкие шероховатости, допущенные составителями. Во-первых, переписка В.А. Гроссмана, и, прежде всего, с Д.И. Постоловым, даётся без особого учёта удельного веса многих писем, что приводит к повторам, в сущности, одного и того же. Нам думается, что эти письма надо было бы публиковать более избирательно – по школьному принципу: «один пишем, два в уме».
Кроме того, во 2-ой части двухтомника наблюдается определённый перебор комментариев, где также допущено немало повторов. Есть также ошибки в библиографическом оформлении ссылок и просто опечатки и другие мелкие небрежности.
В целом же, повторим, немногочисленные, к сожалению, читатели (издание вышло тиражом всего 300 экземпляров, как это сейчас, увы, принято) получат исключительно ценное и важное издание. Вологодские филологи, библиографы, издатели и добровольные помощники проекта «Неизвестный Гроссман», осуществлённого в рамках гранта «Президентского фонда культурных инициатив», выполнили свой долг перед памятью человека, который четверть века жил и работал в их городе. Издание должно заинтересовать не только искушённых специалистов, но и просто культурных читателей, интересующихся историей русской литературы и русского искусства в трагическом XX веке и, конечно же, пушкинистикой. Поэтому оно никак не должно пройти незамеченным. История отечественного литературоведения – это довольно молодая область филологии, и, хотя и в ней было уже достаточно интересных прецедентов, издание, посвящённое В.А. Гроссману, – несомненно ценный и весомый вклад в эту сферу.

НА КРУГИ СВОЯ
(Григор Апоян, Плоть и кровь. – М., «Серебряные нити», 2022. – 163 с.)

Книга, которую мы держим сейчас в руках, не совсем обычная, хотя не исключено, что она может кому-то показаться и достаточно традиционной по тому направлению, которое творчески «исповедует» её автор Григор Апоян.
В самом деле, что, спрашивается, нового можно придумать и изобразить на тему плотских отношений мужчины и женщины – ведь эта проблема стара как мир. Тем не менее, по-видимому, достаточно опытный автор находит какие-то свои, неизбитые, свежие интонации и обертоны и в этой донельзя заезженной теме. Что несомненно, нужно иметь много таланта и вкуса, чтобы изобрести здесь что-то новое, показать какой-то иной угол зрения. Надо признать, автору удалось выстроить сюжет, хоть и не без некоторых изъянов, но достаточно увлекательный, читабельный, быть может, могущий задеть читателя за живое.
Нельзя не согласиться с автором предисловия Станиславом Айдиняном, что эта повесть написана в достаточно традиционном русле современной реалистической прозы, в ней мы видим напряжённый и даже, можно сказать, изощрённый психологический анализ, но наряду с этим есть в этом произведении и элементы (быть может, и не столь выраженные) художественной условности, а главное, повышенной экспрессивности, которую диктует в свою очередь та чрезвычайно высокая эмоциональная струна, на которой написана эта вещь – иногда появляется ощущение, что она вот-вот может оборваться.
Главным героем этого повествования, по выражению Леонида Андреева из его нашумевшего в своё время рассказа «Тьма» (1907), становится человеческая «бунтующая плоть», которая требует своего, невзирая на все морально-этические и другие запреты, в наибольшей мере принятые у восточных народов, в частности, у армян, которые в данном случае находятся в центре внимания автора и являются главными героями произведения. Эти герои своего добиваются, хотя и проходят на выпавшем им пути сквозь несбывшиеся надежды, отчаяние, трагедии и все прочие известные атрибуты человеческой жизни вообще.
На этом пути им встречается масса всевозможных, часто непреодолимых и трагических препятствий, как то бывает сплошь и рядом в реальной жизни, что особенно остро ощущают тонко чувствующие люди.
Но, как хорошо всем известно, без всех этих препятствий стала бы невозможной никакая живая жизнь. Тут именно и проявлено то, что является неугасимым и неиссякаемым источником жизни, её радостей, но и трагедий.
Живую жизнь и показывает автор на примере судеб своих героев, вначале несчастного инвалида и «обрубка» Картула, которому любовь однако придаёт силы и смысл жизни, а затем и других – и мужчин, и женщин, которые оказываются втянуты в безудержный, бешеный, испепеляющий круговорот страстей, превращающий, по верному наблюдению Ст. Айдиняна, сюжет повести вначале из спокойно-эпического в предельно центростремительный.
География повести не широка – действие происходит в основном в Армении, а затем в Америке, куда попадают герои. Но этого оказывается вполне достаточно, чтобы выразительно и художественно убедительно показать судьбы героев, значение плотской страсти в их жизни.
И автор совершенно прав, утверждая, что некоторые люди проживают жизнь, так и не познав настоящей любви. Поэтому подлинная любовь с большой буквы, как в свою очередь верно отмечает автор предисловия, искупает грешные, «низовые» страсти героев, которые показаны Г. Апояном предельно реалистично, можно сказать, даже безжалостно. И вслед за автором погружаясь всё глубже и глубже в водоворот жизни и любви героев повести, невольно вспоминаешь, что в подобного рода коллизиях нередко понятия «любовь и смерть» становятся как бы равноправными и равнозначными. Вспомним, к примеру, заглавие известного романа Ги де Мопассана «Fort comme la mort» («Сильна, как смерть»). Или, допустим, коллизию повести Л.Н. Толстого «Дьявол», в которой «плотская похоть» ведёт человека к преступлению и гибели…
В повести же Г. Апояна у его армянских героев всё происходит по-другому. Поэтому нам представляется верным вывод Ст. Айдиняна о том, что истинно главным героем повести становится сама жизнь в её «простом, человечески страстном течении», что, с нашей точки зрения, особенно ярко заявляет о себе в истории интимных отношений молодого человека Мики и женщины далеко «забальзаковского» возраста, сорокалетней Карины, что в определённой мере напоминает сюжетную коллизию знаменитого романа Сомерсета Моэма «Театр», а также многие другие литературные прецеденты. Но если у Моэма показаны европейцы, то здесь, как замечает Ст. Айдинян, «характеры героев исконно армянские», исконно восточные.
Повесть «Плоть и кровь» читается с очень напряжённым неослабевающим интересом – и самое главное, на наш взгляд, что автору всегда и везде удается удержаться в рамках благопристойности в изображении эротических, сексуальных сцен – эротика нигде и ни в коей степени не становится вульгарной порнографией. Это предоставляется нам очень важным моментом и несомненной творческой удачей автора. Однако в повести Г. Апояна, по нашему мнению, есть и определённые идейно-художественные просчёты – некоторые герои, говоря словами А.С. Пушкина, «начертаны неясно» (так Пушкин в письме к Вяземскому сказал по поводу образа Софьи в комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума») и не вполне поэтому завершены. Кроме того, некоторые главы повести явно не очень связаны между собой и поэтому также возникает ощущение некоторой неясности. Кроме того, ещё наблюдается обилие отвлечённых рассуждений, характерных для философских изысканий автора, известных нам по другой его книге, «Благовест от тебя. Твои вопросы, твои ответы».
Отмечаются и некоторые стилистические и языковые погрешности – так, например, автор часто употребляет довольно безвкусное словечко «волнительно», принятое в былые времена преимущественно в актёрской среде, в то время, как следовало бы сказать «волнующе» и др. Но всё-таки это несущественные мелочи по сравнению с тем, что повесть Г. Апояна в целом вполне состоялась как художественное произведение и, несомненно, способна вызвать живой читательский отклик. Тем более, что «бунтующая плоть и кровь» показаны здесь не в обнажённом, а достаточно одухотворённом виде и неразрывно связаны с душевной жизнью, психологическими переживаниями героев, особенно женских персонажей, поэтому всё это, хоть и трудно, а подчас трагически, всё же приходит к некоторой гармонии. Мы уверены, что книга «Плоть и кровь» может и должна заслужить читательский интерес и спрос.

Опубликовано в Южное сияние №3, 2023

Вы можете скачать электронную версию номера в формате FB2 (необходима регистрация)

Вам необходимо авторизоваться на сайте, чтобы увидеть этот материал. Если вы уже зарегистрированы, . Если нет, то пройдите бесплатную регистрацию.

Руднев Александр

Родился в Коломне 28 февраля 1953 года в семье вузовских преподавателей — филологов. В 1975 г. окончил филологический факультет Коломенского пединститута, затем аспирантуру факультета журналистики МГУ, где в 1988 г. защитил кандидатскую диссертацию на тему: «Леонид Андреев — публицист и литературно-художественный критик: проблематика, стиль». Автор более 165 научных, литературно-критических и публицистических статей, рецензий, очерков, вступительных статей и комментариев в различных изданиях, как научных, так и массовых. Печатался в российских литературных журналах. Лауреат еженедельника «Литературная Россия» (2008). Награждён медалями «За верное служение отечественной литературе», медалями А. П. Чехова, М. Ю. Лермонтова, а также медалью Лермонтова от фракции КПРФ Государственной Думы. Член Союза писателей России (Московской городской организации) с 2003 года. Действительный член Петровской академии наук и искусств. Член Литературного фонда России.

Регистрация
Сбросить пароль