* * *
Я пробирался нараспев,
меняя крылья на полозья,
сквозь рощу молодых дерев,
сквозь женское многоголосье.
А ты, отклячивая зад
в моём тик-токе и в ютубе:
смотрела молча на закат
и думала о новой шубе.
Мы поженились в общем сне,
в мечтах народа о шансоне,
в двойной по смыслу новизне,
на даче, в городе херсоне.
И ты, как смерть, при свете дня,
подобно слову, то и дело:
нещадно жалила меня,
но уверяла, что жалела.
И я признал свою вину,
звеня прощальной стеклотарой,
и ты сбежала на войну,
а я лежал — больной и старый.
И думал, это всё — игра
в каком-то адском водевиле,
прошла осенняя пора,
и вот, зимой тебя убили.
В бою, в начале декабря,
и в заведении нелепом –
волхвы вернули мне тебя:
моя звезда, ты — ваза с пеплом.
Теперь, ты больше не видна
ни мне, ни грёбаному свету,
и я поставлю у окна,
на подоконник вазу эту.
Где снова зеленеет медь
весны, вращая мир вручную,
где так любила ты сидеть
и вглядываться в тьму ночную.
* * *
Дивно молвить предлагал цветков:
тишина – мучительная ноша,
на земле еврейских рыбаков –
взял и умер, до свиданья, лёша.
Над тобой песочная вода
совершает огненное бегство,
вслед за словом, люди, иногда,
молча выпадают из контекста.
И садятся ночью на кровать,
дивно молвить или бога ради,
и тебя, мой друг, не оболгать –
душегубам и московской бляди.
Время по верёвочке бежит,
скорость тьмы сменив на скорость звука,
то поёт, то плачет вечный жид,
нарушая правила фейсбука.
Дивно молвить хочет сукин сын,
да в ходу ругательные краски,
и не прекращается хамсин
переводов библии на сказки.
Очередь в районный гастроном
вьётся, заготавливая списки,
видно, как светлеет за окном,
слышно, как собака пьёт из миски.
* * *
Когда я сплю — я прижимаюсь к слову
и обнимаю угольный овал,
ведь то, что не подвластно гумилёву —
я съел, я выпил, я поцеловал.
И отпустил бродить по волнам нила,
смущая рыб, на вольные хлеба,
благодарю, за то, что не любила,
что от другого понесла раба.
Пускай теперь ромеи будут править,
в кромешной тьме выгадывая путь:
где запятую, где тире поставить,
куда дефис с кавычками — воткнуть?
А я проснусь, чтоб жить в краю черешен,
писать картины втайне от жены,
но в наши краски кем-то мне подмешан
флакончик масла с запахом войны.
И этот запах душу разъедает —
всем тем, кто исступлённо убеждён:
хороших римлян больше не бывает,
и греков, и примкнувших к ним племён.
Кто заключил себя в бетонный кокон,
установил на истину кашрут,
я к ним открою миллионы окон,
я соглашусь: пусть римляне умрут.
Пусть сдохнут все: с рогами и без рожек,
сгорит в аду имперская семья,
убей — плохих, а я убью — хороших,
и самым первым — я убью себя.
Опубликовано в Витражи 2023
