Александр Ибрагимов. СТИХИ В АЛЬМАНАХЕ “ПАРОВОЗЪ” №7, 2018

* * *
Пусть будет каждому любовь
За все падения расплатой.
Пусть будет каждому распятье,
Чтоб понимать чужую боль.

Пусть будет каждому дворец
Сменён однажды на лачугу.
Пусть будет миг, подобный чуду,
И миг, похожий на конец.

Пусть каждый станет раз судьёй
И раз предстанет как преступник.
Пусть каждый ту черту преступит,
Которую зовут судьбой.

Пусть лучший друг тебя предаст,
И пусть любимая покинет.
Пусть всё, что было, — то погибнет,
И горечь мужества придаст.

Хотя бы раз, но поскользнись,
Чтобы потом понять упавших.
Встань палачом хоть раз у плахи
И раз над плахою склонись.

ЛЕТО В ТИСУЛЕ

И белая лошадь хвостом
Играет, как веером… Осень.
Звезда над потухшим холмом
Восходит, как робкая озимь.

Любимая в кухоньке той
Растопит больную печурку.
И будет родной наготой
Меня приготавливать к чуду.

И дым, покидая трубу,
Над серой деревней кочует.
И белая лошадь в пруду
Своё отраженье почует…

ПЕРЕД ВЫЗДОРОВЛЕНИЕМ

Сергею Донбаю

Как тропинки прогоркли:
Это оттепель — вдруг.
Запершит, точно в горле
Птичий тающий звук.

И зажмуриться: Боже…
И в окне увидать:
Дни всё больше и больше —
Их так сладко вдыхать.

И деревья, деревья
В этом новом году
Тало-снежные перья
Отрясают в саду.

И дышать не больнее,
Чем прощать и любить.
Дни длиннее, длиннее —
Вот и жить бы… и жить.

ВОСПОМИНАНИЕ

И снова сентябрь… и кажется, что всё это было…
В пустынном неводе осени горят журавли.
И смех отчётливый… и глина осыпается с обрыва,
И в закружившуюся реку лошади забрели.
И тишина над чёрным предчувствием пашни,
И дымы от костров тянутся вверх —
Высоко! и не слышно себя… даже страшно.
И на обрыве порхает осенней бабочкой смех.
И лошади заходят против течения неторопливо,
Изломанно ноги переставляя в реке.
И снова смех… и глина сползает с обрыва,
И ворон с дерева нырнул невдалеке.
И кажется, этот сентябрь — только отблеск
Сентября, где каждый ещё до рожденья бывал…
И мальчик заблудившийся, услышав оклик,
Долго смотрит в небо, не понимая: кто же позвал?

* * *
И забыл я, что лето настанет —
Земляничное лето земли.
Неприкаянный, как иностранец,
Я глядел, как сугробы цвели…

Из дверей сумасшедшего дома
Южный ветер тревожно вдыхал.
Накатившую дрожь космодрома
Первой встречной передавал.

Естество это или искусство —
С незнакомкой обжить пустырь?
Беспощадная истина чувства
Отрезвляла, как нашатырь.

Я записывал стихотворенье,
Силясь вспомнить — кто я такой?
В вихре солнечного сплетенья
Исходила душа тоской!

Окликали и кликали с неба
Возвращающиеся журавли,
И кусок непрожёванный хлеба
Таял в горле, и слёзы текли…

* * *
Сквозь проголодь деревьев полыхнёт
Вечерний хлеб… посыпанный звёздами.
И дальний лай сентябрьских охот,
И мышь летучая взмывает над домами,
И пучится грибной дымок… Один
Живой старик согнулся в огороде…
От кровоизлияния рябин
Прозрачность мёртвая в природе…

ЗАБЫТЫЙ ПРАЗДНИК

Пришло Христово Воскресенье,
А мы не думали о нём.
Струилось тихое веселье,
И люди собрались на холм.

Вокруг подснежники сияли,
Старухи пели в вышину.
И все друг друга целовали,
Как будто поняли вину.

* * *
К мужикам на лесопилку
Бабушка пришла.
Принесла с вином бутылку
Тёмного стекла.
И сказала, как в повину:
— Зажилась давно,
Надо мне на домовину
Тихое бревно…

* * *
Когда Александр Блок узнал, что погиб «Титаник»,
Он просто отодвинул пустой стакан,
Встал, поднял серебряный подстаканник
И произнёс: «Есть ещё Океан…»

ПОХОРОНЫ ПУШКИНА

В это время в Михайловском расцвела земляника.
В это время в Тригорском извивалась пурга.
И сбивался на ямб, и немел колокольчик-заика,
И хрипела хореем и выгибалась дуга.

И вплетала она в Александровы терпкие кудри
Подвенечные пальцы опустевшей жены.
И в пугливой метели легкомысленной пудры
Были плечи Натальи так зябко нежны.

Гроб его не вмещался, извергнутый из Петербурга, —
Алым бархатом ткнулся в льдянохрустнувший Псков.
Яснозвёздные кони пуржили, трещала подпруга,
Тускло рдели погоны златозагнанных псов.

Ну а розвальни разом раздвинули муку пространства,
Слёзно взвизгнув у Мойки — и вот он —
в слезах монастырь.
Гроб разверзся в четыреста вёрст и крестообразно,
Словно руки сложились над ним — даль и ширь!

Гроб его уместился в приделе Успенского храма,
Где мой дух сотрясался, небесным рыданьем обвит.
И грозящая дикая тень Ганнибала Абрама
Озирала Париж: а Дантес почему не убит?

А в зелёных всхолмленьях мерцала зерцальная влага.
В Святогорской обители венчалась на царство сирень.
И подсвечник вечернего бора у края оврага
Освещал влажный сумрак и отбрасывал тень.

В это время в Михайловском перезвон величавый
Отзывался в Тригорском и в дорожном сиял ветерке.
И сбивался на ямб, и немел мальчуган кучерявый,
Рядом с кучером сжавшийся на облучке.

* * *
Заавгустели облака.
В прохладных отмелях река.

Как после необъятной кражи,
Пустынны и просторны пляжи.

И посреди Томи рыбак
Уже необъясним никак.

РУССКИЙ ПЕТУХ

Татьяне Николаевой

Дрыхнет в звёздах родная деревня,
Где до одури русский петух
Вместо ало-расстрельного гребня
Натянул гефсиманский треух.

Налетела метель-завируха.
А душа откликается — аз!
Он ослеп, как Петрухино ухо.
Он оглох, как апостольский глаз.

И с военного снятый учета,
Кукарекнуть он всё же не прочь,
Расширяя зрачок звездочёта
В треугольно-опричную ночь.

В поднебесии зреет атака.
Поднебесие против небес.
И опасная бритва заката
Розовеет сквозь мартовский лес.

Кукарекает сердце поэта.
Терриконом взрывается мрак.
И когтистые крылья рассвета
Поднимает таёжный барак.

БЕЗ ЕДИНОГО ОБЛАКА ДЕНЬ

Без единого облака день — это в рай приоткрыто окно.
Золотая осенняя тень или лень — мне уже всё равно.

Одуванчик заката вот-вот в золотистой лазури сгорит.
И жена в поцелуе замрёт и с обрыва на город глядит.

И ещё ни единой звезды и ни облака — только закат.
И струятся павлиньи хвосты и над городом тонко сквозят.

Холодок-ветерок налетел, а лазурь зеленым-зелена.
Я увидеть такое хотел, и чтоб рядом стояла жена.

Одуванчик заката погас, только воздух лучится вдали,
А пушинки сияют на нас, будто ангелы свет подмели.

И Томи предзакатный изгиб, словно ртуть голубая, разлит.
Чешуей нерестящихся рыб Млечный Путь на востоке сквозит.

Потемнела земля, как овраг, только дивно горит окоём,
Только тени вороньих ватаг проплывут над разлитым огнём.

Одуванчик пропал за рекой, а пушинки горят на лету —
Каруселью тоски городской, карамелькой медовой во рту.

Отражённо-сгорающий мост, словно бусы, дрожит над рекой.
Одуванчик мерцающих звёзд уже можно потрогать рукой.

А дневное сиянье стоит по всему окоёму Земли.
И в душе не сгорает-горит то, что ангелы там подмели.

Твои бусы дрожат на груди, как сверкающий мост без перил.
А у нас ещё всё впереди — я всегда тебе так говорил.

Небосклон, как пречистый алмаз, без единого облака ночь.
Это Бог отворяет для нас, что самим нам придумать невмочь.

Опубликовано в Паровозъ №7, 2018

Вы можете скачать электронную версию номера в формате FB2

Вам необходимо авторизоваться на сайте, чтобы увидеть этот материал. Если вы уже зарегистрированы, . Если нет, то пройдите бесплатную регистрацию.

Ибрагимов Александр

Член Союза писателей России. Автор книг: "Буквы одуванчика", "Пусть будет каждому любовь", "Тело судьбы", "Моя трава зеленоглазая", "Крест русского четверостишья", "Это лето всех лет", "Белый квадрат", "Стихи. Избранное". Руководитель Творческой Мастерской "АЗ", которая с 1993 по январь 2013 года – почти 20 лет – растила профессиональные литературные кадры Кузбасса. В кругу Мастерской "АЗ" вызревало творчество таких замечательных поэтов и прозаиков как Алексей Петров, Андрей Пятак, Сергей Быков, Сергей Харцызов, Андрей Иванов, Дмитрий Мурзин, Наталья Мурзина, Андрей Правда, Людмила Чидилян, Александр Шихер, Александр Командин, Ирина Тюнина, Агата Рыжова, Александра Гущина, Дарья Сильченко... Александр Ибрагимов – организатор и литературный редактор областного журнала поэзии "После 12", который издаётся в Кемерово с 1995 года.

Регистрация
Сбросить пароль