* * *
Деревья вышли к водоему –
озера здесь – глаза земли,
в их зеркалах, под стать объему,
весь мир просвечен изнутри.
Еще судьбы своей не зная,
на воду смотрит человек,
и осень входит, как родная –
на час, минуту или век…
Северный Афон
Ю. Ч.
Там, где моря валы
застывают до срока,
в раздвоенье скалы
храм возник одиноко.
Не доплыть к северам,
где символика веры
православия храм
уводила в пещеры.
Этот скрытый Афон
доверялся немногим,
и туда через сон
пролегали дороги.
И, читая скрижаль
на разломах эпохи,
понимаешь печаль,
напитавшую строки.
Не легенды архив,
а недавние тромбы,
кровоточащий миф
и уход в катакомбы.
В ту картину пути,
с переменою фона,
сможет чайка найти
с островного Афона…
* * *
И сны, и печали восстали
с зимою за вечным окном,
где небо расцветками стали
окрасило весь окоем.
С вершины все древо зальдилось
и снеги легли через край…
Есть где-то и Божия милость,
планиду же сам выбирай!..
И зимняя та плащаница
рассеет невидимо свет,
рисуя с тенями все лица,
скрывая возможный ответ.
Скрывая все грани печали,
потом проявляя опять,
морозное гало вначале,
едва начинает мерцать.
И шаг в эту зиму случится,
а может, лишь малый шажок,
и света летящая спица
для глаза возникнет, как шок!..
Памяти Э. Сокольского
Морозный вечер и смеркается.
И за окном опять зима…
С простудой лёгкой не считаешься.
Да вот такое синема.
Как время сложится за далями,
ты не увидишь, кружит снег,
а люди выглядят усталыми,
прошедший год, как тяжкий век.
Сейчас и ты перешагнешь его,
но все же не отпустит он,
не выйдет развязаться дёшево,
тебе навяжет смертный сон.
Ты кружишь долго вместе с соснами
в ночь новогодья между тем.
Летят снежинки, словно сносками
в конец страницы насовсем.
Эмиль, останься просто странником
в ещё незнаемых краях,
маршруты все твои за гранями,
и в птичьих
поднятых
крылах.
* * *
Яуза тянется зимняя,
плавно втекает под мост,
и обозначена линия –
белая, вставшая в рост.
Только клубится с морозами
легкий парок над рекой
и отмеряется дозами
или ложится строкой.
Так осторожно и камерно
с прошлым означена связь,
словно бы скрытою камерой,
съемка пейзажа велась.
Грибоедов
Уже с Москвой простился Чацкий
и автор послан в Тегеран,
где жребий жизни выпал адский
и смерть мгновенная от ран.
Шли облака и шли грузины,
сопровождая гроб в Тифлис,
поэт их встретил средь долины,
как сам сказал в «Записках из…»
И мгла с туманом над Россией,
и те же посох и сума,
и остается в прежней силе
концовка «Горя от ума»…
Поэт
Жизнь пытает на излом,
окружая бытом,
и в добре, конечно, злом,
в словесах избитых.
А потом еще – на спор
выдаст заявленье,
соберет она как сор,
образ поколенья.
Может девушку с веслом,
пионера с горном,
очевидно, есть облом
в том пространстве горнем.
Только если ты поэт,
то в воображенье
пронеси другим совет,
свет преображенья.
И за словом выходя
в древние поверья,
сохрани в себе дитя
посреди империй.
* * *
Декабрь заполняет карнизы
снежком полевой белизны.
И выдаст бессрочные визы
в страну, где рождаются сны.
Декабрь укрывает каналы,
хотя не замерзли они.
Прольются водицей в анналы
истории мерзлой огни.
А рядом колеблются тени,
сгущая фонарную мглу,
сквозь лики былых поколений
ведя световую игру.
От Пряжки, по мостику, к Мойке,
снег мечет свой почерк на лист
и город застыл, как в гримерке
играющий старый артист.
Декабрь – означает начало –
листы под один переплет.
И вот от причала к причалу
прошел навигацией лед.
* * *
Я гляжу на сосну,
замерзают слова,
неужели в войну
цифра-циферка два
нас уводит опять
за блокадную жуть…
Невозможно принять
как возвратный маршрут.
И шинельная ель
вся стоит на игле,
ну а снежная мель
и сама из нулей.
Кентавр
Памяти Бориса Смелова
за край моста
кентавр последний
простучит копытцем
в пустоты осени
за речь за речку
за угол голый
в пустотах осени
как в брошенных домах
устроим выставку
не созданных картин
и фотографий уводящих
в негатив листвы
* * *
Насколько устала Россия
почувствуешь разве извне,
а эта идея насилья
давно опротивела мне.
Под снегом надгробья, могилы –
кладбище за год разрослось,
как будто оставили силы,
осталась лишь тихая злость.
Вы видели – плачет мужчина
без всякого признака слез?..
Наверно скрутила кручина
и это надолго, всерьез.
Прольётся опять половодьем,
весну открывая, апрель,
но водные эти поводья
не скроют шинельную ель.
И эти окрестные дали,
не скроют могильных крестов,
которые тоже устали,
дойдя до приречных мостков.
Поймешь ли за сменой пейзажей
о чем говорю я с тоской –
словами, молитвой и даже
вот этой подкожной слезой.
Опубликовано в Плавучий мост №2, 2022