* * *
Вот плывет кораблик лунный
В темном небе – погляди! –
Неуверенный и юный,
Что он видит впереди?
Видит город опустелый,
Тот, что за моим окном,
Фонарей молочно-белый
Свет безжизненный кругом.
Как законченная тема,
Не зажжется никогда
В мутном небе Вифлеема
Путеводная звезда.
Что увидели когда-то
В диком поле пастухи?
Ночь была тиха и свята,
И неведомы грехи.
Что ж, плыви куда подале,
Наш кораблик, без забот,
Ночь, пока еще в начале,
За тобою поплывет.
Впрочем, некуда стремиться,
Все закончилось давно.
Точно белая страница,
Светит лунное окно.
Словно это свет последний
Отражен. А между тем
Страшный Суд прошел намедни,
Не замеченный никем.
ОТРЕЧЕНИЕ
Меня не касается трепет
Его иудейских забот…
О.М.
Никогда, ничего, ни о чем, никому –
Только эти слова провожают во тьму.
И не знать бы совсем никаких перемен,
Ни войны и ни мира, кровавых арен.
Поскорее от тех иудейских забот,
Что, по слову поэта, уже и не в счет.
И пускай же их трепет нигде, никогда
Не коснется, не ранит, иначе – беда.
Я не знаю, что делать мне с этой страной,
Здесь всего-то еще и знакома со мной
Заоконная тень отошедшего дня,
Где невидимый ангел узнает меня.
* * *
А может, прав был наш последний царь,
Что вышел из истории во тьму,
Оставив нам огонь, и кровь, и гарь,
Оставив всё, а царство – никому.
Еще сто лет пребудет всё как встарь –
Так, может быть, привиделось ему.
Жить без царя, – так мог бы он сказать, –
Хотелось вам? Ну что же, господа,
Вам жить, но нет, скорее, умирать…
Он не сказал бы это никогда.
Тем более, что некому прощать
Кровавый грех до Страшного Суда.
СКАЗАТЬ, ЧТО МЫ ИГРАЕМ РОЛИ…
Сказать, что мы играем роли?
Но, может, все-таки живем
Взаправду, по свободной воле –
Страдаем, радуемся, ждем…
Непредсказуемые встречи,
И неоконченный рассказ,
И наши спутанные речи,
И это всё – о нас, о нас.
Сказать? А вдруг на самом деле
Дождемся возгласа, когда
Мы всё сыграем, что хотели, –
Спектакль окончен, господа!
В КОНЦЕ ВРЕМЕН
В конце времен… Неведомо, когда
Все кончится, и все начнется вновь,
И свет, и мрак, и горе не беда,
Свиданье, и разлука, и любовь.
А может быть, там городская ночь
В разгаре, и веселье допоздна,
Небось, продлится, да и мы не прочь
Хлебнуть без меры терпкого вина.
И вот он – город, музыка, бульвар,
Кафе еще открыты, на вопрос
Незаданный – откуда этот Дар? –
Никто и не ответит нам всерьез,
Никто, и никогда, и ни о чем
Беседовать – какая благодать!
А чтó там притаилось за углом –
Неведомо, на стоит и гадать.
Должно быть, вечность вовсе не скучна,
Ее нам опасаться не резон.
А этот свет… а музыка… она
Не вечный сон, а лишь конец времен.
* * *
Мы вновь увидимся в том кафе
И не удивимся друг другу, нет.
Наверно, словно слова в строфе,
С тобой соседствуем столько лет.
О чем ведем разговор? Ну да,
Не изменились наши черты.
– А помнишь, только вчера… – Когда?
– Назад лет десять… – Конечно! – Ты
Еще не знала… – О чем? – О том,
Что мы увидимся здесь опять,
На том же месте, и мы вдвоем…
– Но лучше бы наперед не знать.
Вот так беседуем. Говор, смех,
Летают шутки, сверкает свет
В ночном кафе, на виду у всех…
Лишь мы невидимы. Нас же – нет.
* * *
Но как печальны дальние огни
За темнотой, куда ни кинешь взгляд,
Все кажется – останутся они,
Они одни, почти что наугад
Рассыпанные где-то вдалеке
За морем, за пустыней, за рекой,
В Господней ли, не ведаю, руке,
А может быть, неясною строкой.
ГЛАВНОЕ
Мы никогда не состаримся. Никогда.
Так налегке и жизнь свою проживем,
Словно танцуя. Да что тут считать года?
Даже столетья нам уже нипочем.
Так не бывает – скажут, – придет беда,
Будут печальные вести…
Да что нам в том?
Не беспокойтесь, дамы и господа,
Главное – мы никогда, никогда не умрём.
Опубликовано в Литературный Иерусалим №34
