* * *
Л.
Нечего и сказать: так хорошо зимой,
зависти даже нет, смотря на дрозда-кочевника.
А ты говоришь со мной, зачем говоришь со мной,
слушай дыханье звезд и дыханье ельника.
И там хорошо, и там синим горят иголки,
ночь спускается гулкая, девственная, и слух
не напрягая, можно услышать: волки,
как в позапрошлом веке по снегу шурх, шурх.
Можно увидеть — расфокусируй зренье:
ночная в снегу деревня,
другая в снегу страна.
Все голубое, белое (это луны сиянье?).
Курятся трубы медленно. Холод и тишина.
Только все время сравнивай и находи различья,
сопоставляя издали, помня обратный путь,
чтобы назад вернуться. Тихая моя, птичья,
мы проживем с тобою как-нибудь, как-нибудь.
* * *
Смотреть на снег. Теперь так мало снега.
Вот правда: и не выпросить его.
Да и зима не та, не та.
Нет света. Голубого света.
Как будто изменилось вещество,
как будто самый воздух изменился,
и темнота сочится между веток,
и заполняет мешковатый двор.
Как выдержать немую эту сцену,
натянутую леской рыболовной: кто там,
на том конце циклона?
Антониони, Господи прости!
Слеза на санках едет с небосклона,
слеза, как шар, катится по пятам
и знает цену себе, покою.
Так сердце колет:
лежишь в сосновом
лесу просторном —
и тихо и тепло:
иголки мертвые летят на грудь.
Наверно, лечат.
Лежишь и ждешь, когда засыпет снег,
когда засыпет снег, и станет легче.
* * *
I.
В ноябре остается не много добра:
поздних яблок — фонарики,
мягкий подмерзший шиповник.
По садам (что-то прошлое)
в балку спускаешься —
птица! — оживляет ландшафт
и маячит, как мушка в глазу.
По следам — и — свои оставляешь следы —
робкой памяти светлую мету.
Балка в балку впадает,
дальше и дальше —
в рекý:
и, влекомая долгой разлукой,
стекает, как песня.
II.
След размок.
Зов, серебряный, стéпи.
Солнце, разыгравшись к обеду, слепит,
рассыпается всеми твоими слезинками
в поздней моей траве.
Звон переливается в голове,
как грусть — из кувшина.
Ни души вокруг,
лишь в овраге
черемуха и крушина.
ломкие пальцы
лучи лучи ветки
п р о с т р а н с т в а
зверь осторожный
сердце болит
И надо всем, как водокачка в деревне
ветер
древний,
верный его гранит.
* * *
В поисках волны и молитвы
Идешь и идешь
Якорь груди
Моряк сухопутный
Прощание на рассвете
Дождь
И как выстрел
Лязг первого стрекозы-трамвая
Всё
Рассекай материк
Лоснятся степи
Болят как глаза озера
И ничего не бывает кроме
Памяти —
Зимней птицы
* * *
Слишком долго нет солнца
и глубока тишина.
Оберегал, золотое, — оно обмякло, как яблоко.
Страсти и ревности лишена
эта женщина —
не жена —
шляпка цветка:
сама себе солнце и облако.
Шелк всех отвергнутых —
теплая поздняя осень.
Зелень озимая.
Тяжелый лосиный след.
Как будто мутный стеклянный шар
выпадает из рук,
но остается висеть
серый его свет —
как молчанье после случайного секса:
сразу — беззащитна, слаба
— и —
уменьшается, уменьшается,
сжимается
до капли пота, которую смахиваешь со лба.
Опубликовано в Юность №12, 2022
