ПРОРОК
Я сегодня в роще над рекою
Встретила безумного пророка.
Он кричал с надрывом и тоскою:
– Русь моя, не умирай до срока!
Ты воскреснешь, будет всё, как прежде,
Канет в ночь безбожная эпоха,
Где царят кичливые невежды
И рабы всесильного Молоха,
Где смакуют пьяное веселье,
Опояски затянув потуже,
Где за горстку мерзостного зелья
Продают дома, детей и души,
Где колдун, гадатель балаганный
С ходу нарекается мессией,
Где глумится Геродот незваный
Над священной памятью России…
Он вещал, а я смотрела в страхе,
Как сверкают яростные очи,
Как терзают воротник рубахи
Пальцы заскорузлые пророчьи.
я ему шептала: “Замолчите!”
Он грозил мне посохом еловым –
Самый первый школьный мой учитель,
Сгорбленный пророк белоголовый.
Было жутко от его юродства,
И сбежать хотелось, и заплакать.
Старческое нищее сиротство
Расползлось по выцветшим заплатам.
Мы писали палочки косые,
Он читал нам пушкинские строки…
Только и осталось от России –
Старики, юроды и пророки.
БЛАЖЕН, КТО БЫТЬ СЧАСТЛИВЫМ НЕ БОИТСЯ…
Блажен, кто быть счастливым не боится.
У стариков и маленьких детей
Бывают удивительные лица,
Лишенные пороков и страстей.
Им равно чужды гордость и смиренье,
Им безразличны роскошь и уют.
Они встречают каждое мгновенье
Как дар небес, как Божье откровенье
И счастливы, что на земле живут.
А мы всю жизнь бежим за синей птицей
Да по пустыням ловим миражи.
Блажен, кто быть счастливым не боится,
Но в детство невозможно возвратиться –
Дай Бог до светлой старости дожить.
ЛЕТУЧИЕ МЫШИ
В фиолетовом небе ночные скитальцы
Над уснувшими крышами чертят узоры.
Это лунные бабочки мечутся в танце,
Молчаливо закутавшись
в шарф Айседоры.
Это призрачный вылет
беззвучно-крылатых
В парадиз наступившего бабьего лета.
Это ламии в бархатных чёрных нарядах
Ускользают из круга фонарного света,
чтобы вновь за кулисами
тьмы развернуться –
И бисировать
близ ослепляющей рампы,
Повторяя биение лунного пульса
Сумасшедшею линией кардиограммы.
ПЕСНЯ ПРО ИВАНИХУ
А Иваны погибали на войне:
Батька в Праге, сын в Афгане,
внук в чечне,
А Иванихи вдовели без затей,
Поднимали безотцовщину-детей.
А Иваны погибали на войне.
Стало пусто по родимой стороне.
А Иваниха – крутись,
коль хочешь жить:
Надо ж деточек Ивановых растить.
А Иваны погибали на войне.
Вырастали Иванята без корней.
А Иванихе совсем не до корней –
Дать бы сыночке кусочек посытней.
А Ивану завсегда на всё плевать:
Пей, гуляй – да, может, завтра воевать.
А Иваниха – как птица над птенцом:
Заберут сыночка следом за отцом.
От похмелья да от вражеской руки
На Руси перевелись бы мужики.
Да Иванихе приходится рожать,
чтоб былó кому винтовочку держать.
ДВА АНГЕЛА
Мой мрачный ангел, что сидит ошую,
С усмешкой наблюдает, как пишу я
Туманные бредовые стихи.
Темно в глазах от вечных аллегорий,
Но я рифмую в радости и в горе
И мне не жить без этой чепухи.
Но вздумаю назвать себя поэтом –
Смеётся одесную ангел света,
Со лба сдувая локон золотой.
Он мне бессмертной славы не пророчит,
Зато не ставит хитрых многоточий,
А утешает скромной запятой.
Он знает: и печаль, и озаренья
Не запихнуть в каркас стихотворенья,
Не исказить в рифмованном бреду
Ни уходящий покрик журавлиный,
Ни ветер, ни случайный куст малины,
Ни зимнюю пушистую звезду.
Он с облака на облако кочует
И раны застарелые врачует
Дождям, когда они уходят вниз,
Но иногда слетает мне навстречу,
И мы вдвоём порою целый вечер
Подыскиваем рифмы к слову “жизнь”.
ПИСЬМО ИЗ ГЛУБИНКИ О ВЫСОКОЙ МОДЕ
Павлу Хмаре, с нежностью
У печки деревянная скамейка,
Потертый коврик брошен под порог…
У нас в деревне в моде телогрейка
Да парочка резиновых сапог.
Из иномарок – только сивый мерин,
Который не испортит борозды.
А кутюрье всех франций и америк
В деревне нам, простите, никуды…
я б тоже платье бальное купила,
чтоб подчеркнуть и талию, и стать,
Да под кожух его не спрятать, милай,
И в сапоги, увы, не затолкать.
А туфельки на шпильках можно рази
На деревенской улице надеть?
Тут шаг шагнешь – и на ногах пуд грязи,
И туфель в ней уже не разглядеть.
Тяжелый труд и баня раз в неделю.
А после бани выйду налегке –
Куда им, вашим тощим топ-моделям,
До русской бабы в расписном платке!
ЗАКЛИНАНИЕ
Давно потеряли значенье слова,
И пламенным клятвам доверья нет:
Они улетят, как сухая листва,
И ветер завеет след.
Но я попрошу тебя невзначай,
Не в силах спрятать волнения дрожь:
Мой друг, пожалуйста, обещай,
что прежде меня не умрёшь.
Пускай это будет нашей игрой:
Мы в детстве играли во всякий вздор.
Ну хочешь, я стану тебе сестрой,
Нежнейшей из всех сестёр?
Ну хочешь, я всё научусь прощать –
И горечь измен, и прямую ложь?
Ты только, пожалуйста, обещай,
что прежде меня не умрёшь.
Я знаю: все мы в Божьей руке,
Но сколько бы нам ни осталось дней,
я жить без тебя не смогу в тоске,
Ты выдержишь – ты сильней.
Пускай сединою виски взялись,
А годы идут на закат, но всё ж,
Любимый, пожалуйста, поклянись,
что прежде меня не умрёшь!
ХРАНИ, ГОСПОДЬ…
храни, Господь, ковчег
Березово-рябиновый,
Отверженный корабль,
Где нынче тлен и ржа,
Где тени на стене
От лампы керосиновой
По-прежнему дрожат.
храни мой светлый край
С рассохшимися хатами,
Где более всего в хозяйстве дорожат
Сохой да бороной,
Горшками да ухватами,
Как сотни лет назад.
Благослови старух
Со скрюченными пальцами,
Бредущих в огород, пока хватает сил,
И вечный наш погост
С конфетами и яйцами
На каждой из могил.
Угрюмый сад камней,
что был когда-то школою,
Запущенный большак,
Ведущий в никуда,
Благослови поля,
Где над землею голою –
Полынь да лебеда.
Пошло ли время вспять,
А мы того не ведали?
Какой на свете век, какой на свете год?
храни, Господь, мой край,
Где, проданный и преданный,
Спивается народ.
храни, Господь, народ,
что выдержал и выстоял,
что вынес на плечах разруху и войну,
что с голодухи мрет под гром
Салютных выстрелов, –
храни мою страну.
СНЕГИРИ
Памяти А.С. Кузнецовой
Давай, мой старый друг, пока не поздно,
Расправим крылья над землей морозной
И улетим в далекие края,
Где ветер дышит запахом калины,
Где я оставил сердца половину
У темного студеного ручья.
Отыщем куст с кистями красных ягод,
И странный вкус, почти забытый за год,
Ударит в нёбо горечью своей.
Тогда, мой друг, прозрачной легкой тенью
Скользнет на снег простое наше пенье,
Как иней с потревоженных ветвей.
А в старом доме женщина седая,
За нами из окошка наблюдая,
Коснется лбом холодного стекла,
Землистое лицо в ладони спрячет
И улыбнется, а потом заплачет
От радости, что снова – дожила.
ОДУВАНЧИКИ
Надышалась грозой,
Опьянела – и в травы лицом.
Как заманчиво жить
В этом мире с его чудесами.
И спешат одуванчики
Стайкой пушистых птенцов,
Окружили и шепчут,
И тычутся в щёки носами.
Как заманчиво жить –
Заплетать золотые венки
Белый сполох сдувать
На забаву игривому ветру,
Из пустых стебельков
Горьковатые делать свистки
И друзьям на запястья
Низать травяные браслеты.
Поиграй же, дитя.
Полови облетающий пух.
Собери до пушинки
Свои улетевшие даты.
И вернись, наконец,
В грустный мир стариков и старух.
И потрогай морщинки у глаз.
И вздохни виновато.
ПЛАЧ ЯРОСЛАВНЫ
«Когда здесь не останется нас,
Не грусти – я тебе позвоню».
Владимир Ланин
Мне снилась степь.
От края и до края
Ползло с востока зарево войны.
Ты уходил, и, слез не вытирая,
я вслед смотрела с крепостной стены.
И с воплями бежали печенеги,
И рать твоя домой с победой шла.
Везли тебя, убитого, в телеге.
А я еще не знала.
я ждала.
Мне снилась ночь.
Громадой многотонной
Ползла на нас коричневая рать.
И я в слезах бежала за вагоном,
Прощальных слов не в силах разобрать.
Укутав шалью спящего ребенка,
Встречала почту на краю села,
Но с запада летела похоронка.
А я еще не знала.
я ждала.
Мне снились горы.
Сумрачные кручи.
Алела кровь на выпавшем снегу.
И ты лежал, изранен и измучен…
Любимый мой, я больше не могу!
Когда сожму тебя с неженской силой,
Когда во сне начну по-бабьи выть,
Ты разбуди, утешь меня, мой милый:
Пообещай,
что вечно будешь жить.
ВЕТЛА
Памяти деревень, которых больше нет.
Жизнь моя, задержись на шажок
На пороге весёлого мая.
есть на свете заветный лужок,
Пред которым я обувь снимаю
И бреду босиком по траве,
Самой тёплой и мягкой на свете.
Там седая ветла в синеве
Распахнула могучие ветви.
А вокруг – ни кола ни двора,
Лишь полынь да кусты краснотала.
Обними меня веткой, сестра,
Как ты в детстве меня обнимала.
Разреши мне наплакаться всласть,
Отрыдать за полвека разлуки.
я ходить научилась, держась
За твои деревянные руки.
А в шершавой развилке ствола
Так дремалось уютно и сладко.
Ты моей колыбелью была,
Кораблём, самолётом, лошадкой…
Никакое залётное зло
К нам с тобой не могло подступиться.
Ты моё родовое гнездо,
я твоя непутёвая птица.
Не стяжала я длинных рублей,
И звезду я с небес не достала,
Всё, что есть у меня на земле, –
Лишь полынь да кусты краснотала.
Здесь стоял мой родительский дом –
Центр вселенной, души половинка.
Слово «родина» мелким дождём
Вышивает весна по суглинку…
УХОЖУ…
Ухожу, не сердись. Ухожу, не грусти: я не стою…
Нет, ничем не обидел, а просто – весна за окном.
Тополиные веточки пахнут неспелой листвою,
Прилетели грачи… Извини, я опять не о том.
Отзвенели ручьи, над оврагом просохла дорожка.
Ухожу, с чем пришла: босиком да с пустою сумой.
Помнишь, к нам на крыльцо забежала бродячая кошка?
Ты ещё пошутил, что она приходила за мной…
Нет другого, поверь. Просто страшные, липкие мысли
Оплели мою душу и гложут её день за днём.
Ухожу, не держи… В небе чёрные тучи повисли,
я должна до рассвета успеть подружиться с дождём.
За оврагом лесок – к волосам приколю первоцветы.
Толстый шмель прилетит и в полёте обдаст ветерком.
Там, в озёрном краю, есть страна под названием Лето…
Да, конечно, я помню: делился последним куском…
Ухожу, не кори… Ты собой ещё будешь гордиться
И расскажешь друзьям, коротая в пивной вечера,
Как осенней порой приютил перелётную птицу
И всю зиму держал её в клетке. Прости – мне пора.
Опубликовано в Новая Немига литературная №6, 2022
